Стены

Стены
Артем Римский

Молодой гений в области шифрования Перри Пейдж сумел в подвале своего дома создать настоящий шедевр: некую Стену, на которой запечатлена сама суть человеческой души. Проблема лишь в том, что люди, которым не повезло увидеть эту картину, уже не могут жить нормальной жизнью и обречены на бесславный конец. Постигнет ли похожая участь Алису Андерсен – новую возлюбленную Перри? Или же ее судьба в руках давнего поклонника – мрачного и нелюдимого Мика Флеминга? Однажды нашедший себя в собственной идее «сверхлюбви», теперь Мик жаждет ее реализации: отправить Алису в страну чудес.

Артем Римский

Стены

Предисловие

В первую очередь, автору хочется выразить глубокую признательность каждому участнику событий, описанных в этой книге. Нет, это даже не признательность, а искреннее восхищение человеческой смелостью. Смелостью распахнуть двери своей памяти, смелостью распахнуть двери своего сознания, и воскресить все подробности данной истории. А учитывая, что подробности порой носят характер чрезвычайно личный и даже трагический, мне до сих пор тяжело поверить, что каждый ныне живущий человек, чья фамилия будет фигурировать на страницах этой книги, все же дал свое согласие на ее написание. Да, я действительно восхищаюсь вами. Тяжело представить, через какие моральные пытки вам приходилось пройти, чтобы ваши самые сокровенные тайны, в которых вам и себе нелегко признаться, поднялись на поверхность вашего сознания и были запечатлены в письменном виде. И истинным вдохновением отзывается мотив, который заставил каждого из вас найти в себе смелость разделить свою личную, непохожую и застоявшуюся драму с миром, который, вполне возможно, не одобрит ваш порыв. Не верится, что всем вам совершенно безразлична судьба этого труда, не верится, что вы не воспринимаете всерьез все, что было вашей жизнью еще год или полтора года назад. А потому, как дань уважения вашему светлому безумству, эта книга посвящается всем вам в совокупности, и каждому в отдельности.

Разумеется, отдельной благодарности заслуживает человек, благодаря которому эта история не канула в лету, а обрела новую жизнь. Этого человека зовут Джонотан Хейз, и именно он, однажды заинтересовавшись личностью девушки, живущей по соседству, в течение полугода старательно воссоздавал картину этих удивительных событий. Если честно, трудно представить, каким образом Джону все же удалось это сделать; как он смог уговорить столь многих, совершенно разных, людей открыть завесы своих тайн. Вполне логично допустить, что уговаривать никого и не приходилось; что каждый человек, с которым виделся Джон, испытывал потребность освободиться от этих воспоминаний, вылечиться от них. Слово «вылечиться» весьма подходящее, учитывая специфический характер излагаемой истории. Наверное, именно приобретенная в процессе усталость и эмоциональная истощенность заставили Джона в итоге отказаться от личного авторства этой книги и весь накопленный материал (в виде груды исписанных страниц и диктофонных записей) передать в чужие руки. Сам же автор сумел побеседовать лишь с тремя героями этого повествования, в октябре этого года и очевидно, что его вклад в создание этого произведения не слишком весом.

Автор верит, что его литературные, художественные вкрапления в рассказы всех героев, только обогатят данную книгу. Согласитесь, крайне тяжело, спустя год восстановить в памяти мельчайшие подробности происшествий, а уж тем более, мельчайшие подробности своего эмоционального и мысленного состояний. Именно поэтому, чтобы повествование не потеряло своей красочности, автор взял на себя смелость, в некоторых моментах, дополнять сказанное героями рассказов, соответствующими потоками собственной фантазии. При этом ни в коем случае не искажая истинный образ участников событий или факты самих событий.

Низкий поклон всем, кто связан с этой книгой.

Апрель 2015

Рассказывает Кэтрин Хейз

Мы с Джоном – моим мужем, – переехали в новый дом в начале сентября четырнадцатого года. Получается, мои надежды на расположение Элисон Пейдж продолжались более полугода, до начала апреля, когда мне, наконец, стало ясно, что даже разговор с Элисон – это роскошь, которой удостаиваются совсем немногие. Практически никто. Объяснила мне это она сама, да так, что эта беседа, из-за которой, собственно, я и рассказываю сейчас свою часть этого повествования, крепко засела в моей памяти.

Живописная местность, в пятнадцати километрах юго-западнее Санторина, на южном берегу Ситары – прекрасное место для творческого затворничества, на которое обрекала себя эта двадцатитрехлетняя очаровательная девушка с золотистыми волосами, нежными чертами лица и глубокими зелеными глазами, зачастую выражавшими совершенное равнодушие ко всему окружающему. Домов в том краю достаточно, но все они находятся на расстоянии не менее чем в полкилометра друг от друга, и когда я впервые увидела Элисон на ее участке, то искренне порадовалась, что моими ближайшими соседями будет не только пятидесятилетняя супружеская пара (родителей Элисон я приметила еще раньше), но и девушка, которая всего-то лет на пять младше меня. Эта радость продлилась не долго, до моего первого визита вежливости к новым соседям. Конрад и Марта произвели на меня самое благоприятное впечатление, но вот их дочь, которая интересовала меня куда сильнее, едва удостоила меня пятью минутами своего присутствия, после чего поспешила скрыться на втором этаже – либо в своей спальне, либо в мастерской. Но даже те пять минут, которые я имела честь наблюдать эту девушку, сразу показали мне, что передо мной человек незаурядный, и, – теперь уже я могу сказать и так, – человек, который что-то знает, но молчит. Единственным словом, которое слетело с ее губ во время нашего знакомства, было ее имя; кроме этого она не обмолвилась со мной ни словом; даже не извинилась, когда ей надоело мое общество, а просто молча, встала и ушла, сопровождаемая укоряющим взглядом своей матери.

– Извините ее, – неуверенно пробормотала Марта, – она сейчас полностью погружена в работу над новой картиной.

– Это все объясняет, – улыбнулась я, намекая на природную чудаковатость творческих людей.

Мне почему-то сразу показалось, что Элисон во многом ретировалась по причине нежелания говорить о своих картинах, разговор о которых, несомненно, зашел бы, останься она в гостиной. Я, в свою очередь, почему-то сразу догадалась, что творческий человек в этом доме живет лишь один, а потому все разговоры об искусстве, скорее всего, сводятся здесь к банальной похвале. Когда же, в течение незамысловатой беседы за чашкой чая, я узнала, что Конрад инспектор полиции в отставке, а Марта совсем недавно покинула пост государственного обвинителя, догадки мои укрепились. В гостиной картин было три. Все были написаны масляными красками, размер полотен составлял примерно семьдесят на семьдесят сантиметров. Первая картина, на которой я задержала взгляд, изображала двух средневековых воинов на фоне степной грозы, а напротив них трех отвратительных ведьм – это была сцена из «Макбета» Шекспира. Рядом висело полотно, являвшее зрителю Рафаэля де Валантена, с неподдельным ужасом взирающего на жалкие остатки шагреневой кожи в своей руке.

– Вам нравится? – спросил отец девушки, и в голосе его я ясно услышала гордость.

– Очень нравится, – честно ответила я, разглядывая лицо Рафаэля, и отмечая про себя, что тот самый ужас, так четко написанный в глазах героя картины, вызывает невольные ассоциации с покойным отцом моего мужа. Тяжело умирая от рака легких, он не скрывал, что очень боится смерти, и порой этот страх, неминуемого и уже предрешенного конца, очень ярко проступал в его глазах.

Не оригинальность сюжетов, ни техника, ни игра красок поразили меня в картинах Элисон. Меня поразила жизнь, которая заключалась в этих полотнах, ставивших на паузу то или иное литературное произведение, поразила совершенно необъяснимая независимость этих полотен от их первоисточников. Словно Шекспир, Бальзак и Флобер увидев картины Элисон, вдохновились на написание своих литературных шедевров, но совсем не наоборот.

Я встала с кресла и подошла к третьей картине, на которой, как я догадалась, была изображена Эмма Бовари, с грустью взирающая на свой сад сквозь открытое окно.

– Эти картины заслуживают внимания, – сказала я.

– Жаль только наша дочь его не жаждет, – усмехнулся Конрад. – Ни внимания, ни признания, ни славы.

– Почему же? – спросила я, всматриваясь в лицо Эммы. И странная мысль пронеслась у меня: не с себя ли Элисон писала этот портрет – не в плане внешности, а в плане эмоций, что царили в художнице во время работы? Не свои ли серые дни она хотела показать в образе женщины, которая старалась развлечь себя, рассматривая сад за своим окном? Не свои ли высокие, но не оправдавшиеся надежды, не свои ли амбиции, разбившиеся о реалии жизни, не свои ли стремления, которые шли врознь с характером, изображала Элисон?

– Да кто ее знает, – тем временем ответил Конрад.

– Говорит, что ей не интересно, – поправила жена, – просто нам это сложно понять.

– Мне тоже, – улыбнулась я, обернувшись на супругов, а когда вновь взглянула на картину, то в правом нижнем углу увидела и подпись: Элисон Пейдж. Я немного удивилась, ведь родители девушки представились мне как Конрад Бергер и Марта Бергер. – Ваша дочь замужем? – о тактичности я вспомнила уже после того, как задала этот вопрос.

– Простите? – переспросила Марта, словно не поняла вопроса.

– Элисон Пейдж, – я вновь повернулась к своим новым знакомым, с самым наивным выражением лица указывая на подпись.

– Ах, – неловко улыбнулась женщина, поняв, о чем речь. – Нет, они уже почти год в разводе. Эли просто решила сохранить фамилию бывшего мужа.

В общем, личность Элисон заинтересовала меня с момента знакомства, вполне возможно, в первую очередь тем, что сама Элисон, казалось, не была заинтересована ни в чем. Кроме того, можно сказать, что я сразу стала поклонницей ее таланта. Однако очень скоро я поняла, что завязать с Элисон дружбу задание трудновыполнимое, ввиду абсолютной замкнутости этой девушки. Нужно было видеть, сколь сконфуженными выглядели ее родители, когда пришли к нам с мужем на приятельский ужин, приглашение на который и было моей целью во время визита в их дом, и приглашение на который было проигнорировано их дочерью, сославшейся на недомогание. Надо сказать, что Конрад и Марта всеми силами старались дать мне понять, что поведение их дочери в моем отношении – не частный случай, что они и сами очень заинтересованы в более тесном общении Элисон с окружающим миром. Я же, в свою очередь, проявила настойчивое, и, надо сказать, совершенно искреннее желание, познакомиться с остальными картинами Элисон Пейдж. Когда же я сказала о том, что нам с мужем, как профессиональным журналистам, ничего не стоит обратить внимание некоторого круга общественности на их дочь, в глазах родителей девушки я увидела неподдельный восторг, вслед за которым последовало ответное приглашение о совместном ужине в следующие выходные.

В этот раз Элисон хоть и присутствовала, но продолжала всем своим видом выражать внутреннее напряжение. Не неприязнь, а словно крайнюю степень недоверия, через которое она не в силах переступить. Тем не менее, она (скорее по принуждению совести, чем по желанию) показала нам свою мастерскую и остальные одиннадцать картин – оконченных или в стадии доработки. Все они были на тему литературы, и все производили немалое впечатление. Меня особо поразила «Смерть Рокамадура» по роману «Игра в классики», а Джону пришелся по вкусу «Ужин со свиньями» на тему «Скотного двора». В то время как родители девушки светились от гордости, предвкушая будущую славу своей дочери, сама Элисон продолжала сохранять совершенное равнодушие в отношении положительных оценок своего таланта. Становилось ясно, что девушка принадлежит к той когорте творцов, которых, по сути, интересует только сам процесс работы, для которых этот процесс стоит в одном ряду с едой, водой и кислородом. Наше предложение об интервью и небольшой статье о ней, как о начинающей художнице, с приложением фотографий картин, казалось, ее вовсе не заинтересовало, хоть она и обещала подумать. В принципе, этого хватило, чтобы мне стало понятно о нежелании Элисон заводить тесные контакты. И хоть, я человек настойчивый, и очень люблю располагать к себе других людей, все же, приходилось признать, что в данном случае от этой мысли придется отказаться.

Два моих последующих приглашения в гости она проигнорировала, да и ее родители, по всей видимости, стесненные подобным поведением дочери, также не стали развивать приятельские отношения. Если мы с Элисон пересекались вблизи наших участков, она старалась поскорее покончить с приветствиями, вопросами вежливости и прощаниями, и вновь остаться наедине со своими мыслями. Меня это поражало. Молодая, красивая и талантливая девушка, живущая подобным образом жизни, вдали от города, и практически в одиночестве. Я такого просто не встречала. И сколько я не пыталась найти ответ на вопрос, почему же Элисон Пейдж уходит от жизненных страстей, почему сторонится людей, я находила этому только одно объяснение. Брак. Что-то подсказывало, что-то в самом ее взгляде говорило мне, что нынешнее состояние не является для нее привычным с детства, а уходит корнями в некий жизненный перелом. Как мне казалось, причины ее образа жизни, источник этой затяжной депрессии (а, как ни крути, это не что иное, как депрессия) кроются в ее бывшем замужестве. Знаю, что я не ошиблась. Но об истинных причинах, разумеется, я не могла даже догадываться.

* * *

Над моим предложением Элисон думала полгода, и напомнила мне о нем в начале апреля, когда я уже и сама забыла о нем. Все это время я больше не навязывалась, хоть мое сердце продолжало быть открытым для этой девушки. Было в ней что-то… нежное, еще словно детское, и в то же время, успевшее испытать на себе силу молота судьбы. Думаю, каждый хоть раз в жизни встречал подобного человека, всеми силами отстраняющегося, и тем самым еще более притягивающего к себе. О таких людях создается впечатление, что они несут в себе нечто неведомое нам, но просто не могут поделиться с нами этим опытом. Чаще всего, конечно, это впечатление несколько преувеличено, но в случае с Элисон Пейдж оно было преуменьшено в десятки раз. Эта девушка действительно была осведомлена.

Я удивилась, когда третьего апреля, в пятницу вечером, она встретила меня у моего дома и спросила, не слишком ли я буду завтра занята.

– Я хотела бы поговорить о твоем предложении насчет статьи обо мне, – пояснила Элисон, непривычно робко глядя мне в глаза. – Конечно, если оно еще в силе.

– Не вижу никаких преград, – ответила я с улыбкой на лице, при этом ясно ощущая, что эта затея приносит больше удовлетворения именно мне. – Пойдем, я угощу тебя кофе.

– Нет-нет, – запротестовала Элисон и попятилась. – Не стоит. Приходи завтра сама в любое время, ладно?

Я согласилась и с нетерпением принялась ждать следующего дня. Прямо чувствовала, что наша частная беседа окажется весьма интересной, и даст мне некоторую пищу для размышлений. Сейчас мне довольно лестно осознавать, что я оказалась тем самым человеком, которому Элисон хоть в некоторой степени смогла приоткрыть завесу своих страхов, пусть даже в самой мизерной степени. А на самом деле, даже страшно подумать, о чем этой юной и нежной девушке приходилось ежедневно разговаривать с самой собой, пока ее одиночество, – от которого она особо и не стремилась уйти, – не достигло в ней точки кипения. И кажется мне, что и сама Элисон не вполне понимала, почему же ей, в конце концов, захотелось поговорить.

Когда же, вскоре после полудня, я явилась, Элисон встретила меня одна. Родители, по ее словам, уехали в Санторин, где собирались пробыть до вечера. Ничто во внешности или поведении Элисон не говорило о каком-либо волнении, наоборот, она была абсолютно спокойной и по-прежнему, словно не заинтересованной в происходящем. Уверена, она к этому не стремилась, но все же, я почувствовала неприятное ощущение, что именно мне делают одолжение.

– Как все это будет выглядеть? – помню, спрашивала Элисон, когда я делала снимки ее полотен.

– Что именно?

– Какие ты будешь задавать вопросы?

Я с некоторым удивлением коротко посмотрела на нее и пожала плечами.

– Ты можешь просто рассказать о себе немного. Рассказать то, что считаешь нужным. Я же не собираюсь писать твою биографию, Элисон. Это будет лишь небольшая статья, что-то вроде презентации.

– И где она будет опубликована?

– На официальном сайте телеканала, чьи интересы я представляю, в разделе «культура и искусство». Люди интересующиеся обратят внимание. Кстати, у тебя есть какая-нибудь личная фотография, которая тебе особо нравится?

– Найду что-нибудь. И что будет дальше?

Я посмотрела ей в лицо и увидела в глазах девушки легкий оттенок тревоги.

– Элисон, у меня такое ощущение, что вся эта затея тебе совсем не интересна, – беззлобно сказала я. – Не так ли?