Ну и о себе. Много говорить не буду, скажу вкратце. Земнухов Павел, три высших и одно узко специальное образование, в космосе опыт работы в качестве пилота и исследователя. За земную часть своей жизни успел приобрести разряды по парашютному спорту и альпинизму.
Чуть меньший чем у капитана опыт ВнеКорабельной Деятельности на лунных станциях. И в сумме около года ВКД открытого космоса, что котируется у спецов выше.
Вот и всё. Хотя, нет, забыл про кличку. Вовчик, когда ещё нас знакомили в Центре подготовки, сказал, протягивая руку:
– Твоя фамилия будет там напоминать о доме, Зем.
– Договорились, Вольдемар! – хмыкнул я и ответил на рукопожатие.
Кличка Вовчик тогда ещё не была в ходу.
Там же. Пешком за горизонт. Павел
После осмотра удивительно глядящегося здесь, на безжизненной поверхности, парашюта час топали по холодной рыжей сухой и иссечённой равнине, всё дальше уходя от челнока, который урезался, проваливаясь за дюны. Марева, тумана и миражей в таком жидком воздухе не бывает. Да и ветра тоже. Так что этот час мы были будто на Луне. Небо только над головой было чёрным, и светлело ближе к горизонту.
Собственные шаги слышались из-за звуковой проводимости натянутой наружной оболочки скафандра. Шорох пыли, стук подошв о камни и плиты. Среди красноватого песка попадались звенящие под ногами плиты жёлтого спаянного грунта. Крупные камни на таких плитах приходилось перешагивать. В песке они тонули, а на плите могли предательски скользить.
Потом путь пролегал через полные камней дюны. На Земле такого не бывает, по крайней мере, я не видел. Камни лежат на поверхности и выступают из-под неё. Мелкие, побольше и целые скалы. Как и на Луне камни с необкатанными разломами, только здесь они трёх основных цветов: чёрные, тёмно-красные и жёлтые, с оттенками.
Дюны сперва шли высокие, в форме неправильных волн, потом мельчали, разбитые на рябь из островков с провалами различного шага и глубины. Приходилось выписывать петли, стараясь следовать без спусков и подъёмов, змейкой огибая неровности и препятствия. С орбитального расстояния фотоника «Зевса-4.1» всех неприятных нюансов пути не могла разглядеть. Как не различила и огромную трещину на краю древней плиты, пересекающую низину, в которой мы будем жить два месяца. Но остановить нас такие мелочи не могли. За нами оставалась неширокая зигзагообразная тропа со множеством следов.
Отыскивать доступный путь было нелегко, это был настоящий лабиринт. Вместо предложенного «по прямой», мы двигались нерасчётными зигзагами, стараясь удержать конечное направление. Несколько раз возвращались после очередного попадания в тупик, и всё-таки шли, двигались в верном направлении.
Удобный в носке жизнеобеспечивающей системы скаф оказался трудным средством передвижения. При долгой ходьбе вызвал усталость. В ушах гул от напряжённого дыхания шестёрки пилигримов науки, но аварийных сигналов пока нет. Скафандры вполне надёжны, а экипаж достаточно подготовлен физически.
Несколько раз неутомимая Тефтелька даже пыталась, вопреки требованию идущего за ней капитана, срочно начать исследования. Слышался её возглас:
– Ой, ну вы посмотрите!..
– Евге-ения Александровна!.. – следовало укоризненное от капитана.
– Ладно-ладно. Боюсь, такого больше не увижу… – огорчённо соглашалась планетолог.
Для неё это было путешествие через страну чудес. А мы топали побеждать пустыню.
Только один раз остановились, когда возле ровной сферической вмятины, которую я повёл обходить по периметру, Вовчик встал и неожиданно произнёс:
– Примерно две килотонны…
Это он сказал про вмятину. По-видимому сравнил с результатом работы ядерного фугаса на Луне. Тефтелька, не останавливаясь, вяло возразила:
– Просто карстовая воронка. Третье или четвёртое тысячелетие…
Надо же! Это хороший признак, Тефтелька наконец ответила Вовчику без обычной своей язвительности.
Большая и яркая голубая звезда на искрасна-чёрном небосводе медленно сползала к горизонту. Чёткая тень скафандра на волнистом грунте удлинялась. Температура жиденькой атмосферы дошла до максимума разогрева – минус двенадцать и, не задерживаясь, стала падать обратно. Такая здесь скоротечная «жара».
Двадцатиметровые, раскрашенные красно-синими шахматными поясками, ракетные башни начали подниматься над горизонтом только на четвёртом часу пути. Бежать туда в скафандрах невозможно, как и бегать вообще, и мы по каменистой пустыне двигались туда ещё час по относительно зачётному полю. Дюны с небольшим перепадом высот и обширной территорией жёлтых плит, идти по которым можно как по асфальту.
Что ни говори, это удача: повторить подвиг прежних первооткрывателей, идти пешком по неисследованной и пока ещё загадочной стране, которая требовала немедленного своего открытия. Картинки и беспилотные исследования – это хорошо, они создавали какое-то первое впечатление, теперь дело за нами. Начинаем исследовать эти исходные территории, в которых предстояло теперь жить и работать, этот до горизонта рыжий мир.
Да, мы спешили. Но средняя скорость перемещения составляла всего метров двадцать в минуту. Что в три раза меньше чем может позволить себе обычный пешеход на гравитяжёлой Земле. Идём в скафандрах, идём по неровной песчано-каменистой пустыне!
И уже не терпелось привести в рабочее состояние ровер. Скафандр, в конце концов, нужен лишь для поддержания минимума жизнедеятельности, но не как транспортное средство.
Когда достигли базы, сразу полез на посадочную платформу II. Пилот Тихон с Вовчиком развернули у основания пандусы и мне первому довелось выкатить на поверхность расчехлённый и отстёгнутый с расчалок малый ровер. Заряд, несмотря на год простоя, был полным благодаря укрытым прозрачной плёнкой солнечным батареям на крыше.
Мягко отвёл ровер в сторону, подальше от модуля и оставил ждать. Грузовой ровер с загруженным на него жилым модулем выкатил на ровное место Тихон. Общими усилиями сняли и закрепили на грунте надувную жилую конструкцию. Чинить отверстия, пробитые межпланетными камнями не пришлось, их не было.
Мы безвылазно в скафандрах уже вторые сутки, нам требовался отдых а спецкостюму –подзарядка. Я сам мечтал о каких-то давно забытых мелочах: поспать не в притянутом к стенке спальном мешке, поесть ложкой из тарелки сидя за столом, походить босиком по полу, имеющему не воображаемый, а вполне реальный, гравитационный низ, принять душ. Ах, какое богатство мы не ценили там на Земле!
Модуль собирали и подключали ещё до сумерек. Солнце проваливалось за западный горизонт когда всё было закреплено растяжками, надуто кислородом и временно подключено к аккумуляторам грузовой платформы.
– Блокгауз возведён. Теперь завоёвываем племена! – это конечно Вовчик.
И в это же время захватывающее зрелище, закат! Первый закат на Новой земле. Когда белая монетка звезды, которую называть Солнцем не поворачивался язык, погружалась за горизонт, она сперва макнулась в густеющую тёмную полоску над горизонтом, свечение за затягивающей горизонт пылью медленно меркло, и над ним стал виден голубой туман. Светило наконец скрылось и над горизонтом остался вполне земной розовый закат… Такого не видел ещё никто. Впрочем, как выглядит всё без электронного облагораживания стекла скафандра, то есть в натуре, нам ещё предстоит увидеть через простые иллюминаторы жилого модуля.
Ненужные теперь снаружи Тихон, Вовчик и Тефтелька прошли шлюз чтобы вести расконсервацию и обустраивать быт внутри, а мы с капитаном и Адамом Кузяевым стащили рабочим ровером с платформы тяжёлый реактор и занялись подготовкой энергоцентра. Можно было и подождать, но многие функции зависящей от аккумуляторов базы остались бы нереализованными. Это и кухня и кислородный генератор, сейчас база использует только привнесённый с Земли кислород, для остального расходуя энергию аккумуляторов, заряженных на Земле. Но и этого, если реактор не запустить, хватит лишь на сутки…
Только хорошая работа нам, заброшенным в первобытное состояние дикого мира, обеспечит шанс выжить. Законы космоса неумолимы, и здесь, так далеко от Земли, неумолимы вдвойне. В случае критической аварии физическую помощь ждать бесполезно! Даже сигнал отсюда бежит до Земли минут десять-пятнадцать, расстояние 240 миллионов километров и продолжает расти. Планеты расходятся на своих орбитах.
К роверу прикрутили ковш с опорами и отвалом, я сел в кабину, загерметизировал, с облегчением вылез из скафандра в холодную пока кабину и начал работать. Грунт до порядочной глубины оставался сыпучим, можно было не долбить, а только сгребать. И через час углубление имело впечатляющий вид: в него легко мог поместиться весь жилой модуль. Сдвигали реголит к восточному краю разметки, где быстро выросла солидная горка. Ниже трёх метров грунт пошёл светлее и жёстче, а ковш начал цепляться и застревать. Приходилось запускать вибратор. Глубже пяти вибратором работал уже беспрерывно. В свете прожектора стал подниматься холодный туман. Лазерный сканер показывал воду с углекислотой. Это местная газировка в летучем виде, а вода для экспедиции была бесценной находкой, но отвлекаться времени нет.
На транзитной базе Центрального Залива Луны, где в прошлом году я, Вовчик и Адам Кузяев, испытывали ровер, реголит был сцепленным гранями до большой глубины. Большие осколки камней плотно завалены мелкими и всё сцементировано едкой лунной пылью. Приходилось использовать для рыхления взрывпакеты, даже вибратор не спасал.
Хорошо, что здесь обошлось без взрывных работ и до отметки минус восемь дошли за три часа. Ещё через два завершили установку, монтаж и стали засыпать ядерную яму грунтом с добавками теплоотводных присадок.
Когда разравняли площадку, капитан сам на грунте изобразил широкую красную линию, заступ за которую при работающем реакторе допускался лишь в скафандре тяжёлого класса. Мы отошли за линию и Кузяев тут же провёл тестовый запуск.
Разгонялся, набирал мощность реактор полчаса. В конце выдал требуемые тестом триста киловатт. Капитан выразил одобрение возгласом «Вау!», Адам сбросил мощность и мы стали подключать всё подряд.
У торца жилого модуля я подцепил к зарядке изрядно опустошённый по запасам энергии ровер, помог Кузяеву с общим подключением станции, и мы полезли в модуль. Теперь аварийный люк, через который вошли наши друзья, был заглушен и мы опробовали ленточный вход.
Напоминающая стоящий на боку рентгеновский пропускник космопорта конструкция принимала проходящих в разных направлениях. Как только подошёл и прижался к воронке входа, автоматика втянула и плотно обжала со всех сторон. Всё это позволяло легко проникать на станцию и выходить на поверхность без утечек воздуха.
Через минуту вышел в шлюз на той стороне, где был воздух, но распаковываться не стал, это всего лишь промежуток между атмосферой и кислородным жилищем. Следующее помещение, где должны храниться скафандры, в экипаже звали скаф-отсеком, а конструкторы на Земле шутливо скафандерной, и она отделена была гермолюком. Люк заперт. Перед ним ждали, вошедшие раньше Кузяев и капитан, также запечатанные в скафандры. Открывать люк можно только после выравнивания давления. Сейчас разница составляла 50 миллиметров, что показано на табло над люком. По запросу автоматика открыла клапан и после недолгого шипения люк открылся.
Глава 3. База
Земля. Центр Управления
Марина Корнилова:
– Планета Марс, новости. У нас новостей пока никаких, после посадки экипаж прислал короткое сообщение: «Выходим», с тех пор, а это уже больше семи часов, на связь не выходили. Минуту назад пришёл чёткий снимок с орбитальной станции «Зевс-4.1»: похоже, что с экипажем всё в порядке. Прокомментировать изображение прошу специалиста Центра Управления. С нами главный технолог внеземных жилищ Антон Фернандес. Скажите, Антон, что мы видим на снимке?
– В той части планеты уже ночь, но инфракрасная фотоника позволяет разглядеть даже небольшие детали… я буду отмечать стилусом… Вот здесь на снимке большая дуга. Это южная часть вала большого кратера, солнце только зашло и западный склон теплее восточного… А на расстоянии километра на север, на площадке размерами два на восемь, места посадки трёх беспилотных устройств, они, нагретые на солнце, тоже теплее. Этот и этот с грузами и вот она первая ступень возвратного челнока… Сейчас попробую увеличить… А где-то здесь мы ожидали посадку пилотируемого…
– Они уже семь часов там! – вмешалась Корнилова, включаясь в диалог.