Две недели до Радоницы

– Злодеи. Ты видел злодеев в горах? – спросил я.

Лалу ответил непонимающим взглядом.

– Банда – я ухватился за слово, услышанное от Бориса. – Ты знаешь, что милиция никого не пускает на шляхи? Говорят, из гор опять выносят золото.

Лалу подумал, а затем покачал головой.

– Злодеев не видел.

Возможно, он все-таки не знал всего, что делается в горах. Отец рассказывал об огромном пещерном комплексе где-то поблизости Триглава. Именно там слуги Потоцкого в XVII веке оставили сокровища. И именно там в 90-х основалось «Чорно сонце». Батя был там всего один раз, во время «инициации». Рассказывал, что шел с проводником до Междупаса, а там его развернули, надели повязку на глаза и дальше вели за руку. Исполин Триглав безразлично взирал на нас белесыми пиками. Скалы вокруг него казались неприступными.

– Отсюда не видно, но на Три брата тоже канатная есть, – сказал Лалу.

– А туда зачем?

Он помотал головой.

– Мне то неведомо. Сначала построили на Триглав, но будто забросили. Потом построили на Гребень. Но я вижу, как ночью на Триглав кто-то ездит. Шумит фуникулер.

– А ты говорил милиции об этом?

– Казал. Но они отмахиваются. «Свои» говорят. Мне то неведомо. А в горах тихо и спокойно. Значит, правда свои.

Вот так раз! Если это не новая «банда», то кто? Да и странно, что террористы ездили бы совершать свои темные махинации на фуникулере. Сильно задуматься над этоим мне не дал Лалу – позвал на другую сторону перевала. Теперь он смотрел в сторону полотна Нагоры. Весь край с этого места представал перед взором как на ладони – от холмистой Подхалы на востоке до покрытых лесами Купав на западе. Как раз на Купавы показывал мальчик. Я припал к биноклю. Густые леса региона были уже не такими пышными, как я помнил. Вдоль прореженных участков вилось полотно автострады.

– Это тоже с прошлого года, – добавил Лалу.

– Да, вижу. Край развивается. Парк развивается. Больше туристов – больше денег. Глядишь, и тебя устроят официально.

– Не-не. Нам и так хорошо.

Снежка громко зевнула и стала перекатываться на камнях. Лалу кинулся чесать ей живот, собака игриво отбивалась лапами.

– И так тут себе живем! – сквозь смех прокричал Лалу.

Мы попрощались, и они пошли обратно к долине – взрослый не по годам парнишка и его добродушный спутник. Я задумался, кто из них больше по размерам. Наверно, все же одинаковы. Интересно, как он все-таки здесь оказался? И где родители его? Очень хорошо говорит по-русски, но раз общается с господарами в долине, то и нагорский знает.

До Ванды я добрался быстро. Небольшой крутой подъем – и вот я уже был на вершине. В тени скалы, скрытая от ветра, стояла палатка, а чуть в отдалении, под лучами солнца, виднелась человеческая фигура. Каролина сидела на каремате спиной ко мне, низко приклонив голову к земле. Я подумал, что она молится и осторожно обошел ее со стороны. В этот момент Каролина подняла голову и выпустила изо рта облако густого дыма. По воздуху разнесся характерный запах. Увидев меня, она вздрогнула и поднялась. На камнях под ней обнаружились объемный бонг и зажигалка.

– Андрей, это ты? – спросила хрипловатым голосом.

– Витам, Каролина.

Она сделала шаг и вдруг обняла меня.

– Андрей, слава Богу, что ты здесь, – прошептала она, – Ты должен помочь мне. Ты должен спасти Марцеля.

Глава третья. Письма к Агате

– Я расскажу тебе, как было. Когда мне позвонили из поминальной службы и известили, я сразу ему передала. Он в это время лошадей в стойло загонял. На Белке сидел, хорошо помню. Белка всегда его любимицей была. Он так занемел вдруг, а я не сразу поняла, что происходит. Пошла взять стакан с водой, а когда вернулась – он лежал на траве под конем. Потерял сознание – я никак не могла его разбудить. Матей помог отвезти его в госпиталь в Бойкове. Сказали, что кома. Он ведь с Веславой был ближе, чем с кем-либо еще. Не cмог выдержать ее смерти. Психосоматика, ведаешь?

Каролина рассказывала, сидя рядом с кроватью, на которой лежал дядя. Лицо Марцеля было спокойным, руки сложены воедино на груди. Ноздри его мерно расширялись и сужались, зрачки время от времени двигались – будто он всего лишь спал. Длинные золотые волосы были связаны аккуратным пучком у изголовья постели. На дяде была льняная белая рубаха, в которой я привык его видеть работающим в поле. Запястье правой руки покрывал браслет в форме переплетенных ветвей. К плечу был пластырем прикреплен катетер, от которого трубка тянулась до капельницы у кровати. Рядом с ней лежал, с растянутыми черными мехами, баян «Рубин 7».

– Почему он здесь? – спросил я. – Почему не остался в больнице?

– Он не может там. Здесь я могу с ним разговаривать. Я пою ему песни. В больнице нельзя. В больнице он был бы совсем один.

– Ты уверена, что это хорошая идея?

– Конечно. Ведь это ЕГО дом. Это все, – она показала вокруг руками, – Сам Марцель. Их нельзя оторвать.

Не так уж она была неправа, конечно. Дом в Купавах, где мы сейчас сидели, был старше того, где провела свои последние годы бабушка. Вся семья жила здесь до 90-х, а потом переехала. Только Марчин остался. Я был рожден уже после переезда в Подхалу, но каждый раз во время визита к дяде чувствовал, что в доме в Купавах есть нечто особенное. По контрасту с камнем и кирпичом новой постройки, эта была полностью деревянной. Дом построил в XIX веке мой прапрадедушка, когда народ не знал не то что кирпича – даже пилы. Бревна для стен рубили и тесали топором, потом клали друг на друга в пазы. Вместо фундамента зарывали в землю большие камни. Стены обмазывали глиной для утепления. Мой предок построил дом возле проселочной дороги, которая с течением времени превратилась в шумную трассу. Марцель терпеть не мог гула машин, и, когда стал себе хозяином, перетащил дом трактором подальше от дороги, на поляну за осиновой рощей.

Дядя всегда любил дерево. Подростком он научился резьбе и годам этак к двадцати умел вырезать практически все. Делал простую утварь для соседей и друзей, а для деревенских музыкантов – гусли, бандуры и балалайки. Церкви просили его вырезать кресты. К радости бабушки, Марцель украсил оконные наличники витиеватыми узорами. На фасаде изобразил лошадиные головы. Тогда в хозяйстве как раз появилась Роса. Однажды Марцель посадил меня на нее – сказочного зверя-великана в глазах ребенка. Помню страшно было, но вместе с тем дух захватывало. Дядя мне таким и запомнился: кони и дерево. А потом в его жизни появилась Каролина.

– А что ты делала в горах? – спросил я, – И кто был с Марцелем все это время?

– Матей. Я попросила его посидеть. Мне надо было уйти.

Она крепко сжала ладони в кулаки. Вдоль щек ее заструились слезы.

– Это я виновата! – вскричала она, – Я виновата в его состоянии. Я навлекла! Думала, уйду на время, и ему станет лучше.

Она вдруг встала с лавки и вышла из комнаты в середу. Каковы были шансы, что Марцель вскоре пробудится? Я совсем ничего не знал о коме, но слышал, что люди могут находиться в этом состоянии месяцы и даже годы. И проснутся ли они вообще, неясно… Нет, так думать нельзя! Я положил руку на плечо спящего дяди и сказал как можно увереннее:

– Не волнуйся. Я все исправлю.

Интересно, услышал он меня? И что я собирался исправить-то? Во внешнем облике дяди после моих слов ничего не изменилось. В ритм дыханию поднималась и опускалась грудь. Я прошел за занавеску вслед за Каролиной. Она стояла спиной ко мне и что-то скручивала в руках. На печи лежала мелко дробленая сухая трава. Тетя заворачивала небольшую горсть в импровизированную папиросу.

– Тебе сделать? – спросила меня.

– О нет, спасибо. У меня… плохая реакция на такое.

Мы вышли на крыльцо. Она подкурила самокрутку и сделала несколько шумных затяжек. Никто из родных не жаловал эту ее привычку. Кроме Марцеля, хотя сам он не курил. Если подумать, о Каролине между нами в семье – что у мамы, что у бабушки – речь заходила редко. И если о ней говорили, то вставляли слова «дивная» и «нелюдимая». Я сам знал о тете очень мало. Кажется, она происходила из Польши или из Чехословакии. Марцель встретил ее во время путешествия автостопом через всю Европу – ведь каждый молодой человек должен рано или поздно пуститься в такое путешествие – и позвал в Нагору. Они поженились. А потом она позвала его на три года жить в Индию.

Обратно они привезли привычки вегетарианства и еды руками (что немало шокировало мою бабушку), мантры «Харе Кришна» и созерцательный взгляд на жизнь. Ах да, и Каролина как-то смогла провезти индийский гашиш, к которому с тех пор пристрастилась. Волосы она привыкла заплетать в дреды, которые длинными спутанными локонами спадали ей до пояса. Когда она не работала в поле, то укутывалась в красивую кашмирскую шаль. В качестве штанов она всегда носила шаровары, такие широкие, что в нагорских деревнях была особая присказка для них: «Матнею улицу мете». Но Каролине было все равно, что о ней говорят.

Напротив крыльца, под навесом загона переминались с копыта на копыто кони. На нас смотрели три пытливые морды: молодые Белка и Лоза казались малютками по сравнению с огромной Росой.

– Так вот кто бабушкину лошадь забрал, – сказал я.

– Матей был на порохонах, привез ее в тот же день на прицепе. Волновались, что некому за ней следить будет.

– Я не видел его на похоронах. Он сейчас где?

– Говорил, что уедет этим утром. Я точно не поняла, куда. Что-то про наказ было и про Витольда. Он часто с дедушкой проводит время.

– Почекай. Наказ Веславы?