Две недели до Радоницы

Первый брат – ясно сонце,

Други брат – ясны месяц

И трети брат – чорно сонце.

– Чем одаришь нас, ясно сонце?

– Як взойду я рано в Неделе,

Так плоды в огородах скоро поспеют.

– Чем одаришь нас, ясны месяц?

– Як взойду я позно вечёром,

То возрадуется корова в хлеву и рыба в езёре.

Тильки чорного сонца мы не запытали,

Нихай собе спит, не потребно печали!

Парень закончил песню; товарищ его распахнул мешок и призывно поднял его над землей. Борис вскричал:

– Файно, файно! Дякую, хлопаки!

Он взял со стола несколько сыров, фрукты и варенье и опустил все в мешок для ребят. Парень снял магерку и поклонился.

– Нема за что! Радуйся, господарь, сонцу! – вскричал он, и вся компания шумно, в веселом настроении, покинула хижину.

– Даже на границе песни поют? – спросил я Бориса.

– А тут лепше, чем в веске. Больше наколядовать можно.

Он расхохотался и пригласил нас за стол. Проделал ритуал с остепкем: отрезал кусочек с плотного бока, затем пролил чуть клюквенного варенья в блюдце, обмакнул сыр и с аппетитом запустил в рот. Мама и Дима тем временем осторожно взяли из корзинки по яблочку. Утолив город, Борис заговорил:

– У нас тут новая банда объявилась. Вот и справляем всех строго.

– Банда? Националисты опять? – спросил я.

– То мне не ведомо. На остатнем совете глава казал, что злодеи вывозят скарб с гор. Кто нема причины для визита – не пускаем. И никакие тиры[2 - Тяжеловозы] не пускаем.

– Но постой – в горах ведь уже нет сокровищ. Разве вы их все не нашли?

– Того не ведаю. Глава молвил, что вывозят – значит вывозят. А хотя ж ты думай сам, хлопе – вспоминай, скильки тут королей было. Злота на тысячу лет заховано! А этим бестиям тильки дай шанс. Жаль, Збигнева нема. Настоящий герой твой отец был.

– Почему же это он герой? – задала вопрос мама.

– Как почему? – чуть не возмутился Борис, – К националистам вступил, жизнью рисковал! И все – ради своего края. Но ведь вы же знаете.

– Вот именно, что я не знала ничего о вашей игре в шпионов, – холодным голосом произнесла мать, – И мне эта забава стоила фамильной ценности.

– Ценности? – не понял Борис, а потом выдохнул удрученно, – А, волчок.

– А знаете как было – Збигнев украл ее. Да, просто украл!

– Видите, не каждый мог ведать о том, что делалось.

– Даже его жена?! – вскричала мать. С каждым словом голос ее становился все напряженнее, – Тайная операция?! Националисты?! А что если бы он погиб? Я бы даже не узнала! Или узнала потом! Это даже хорошо, что он пропал! Так ему и надо!

Дима неловко приобнял мать в попытке успокоить, но та отстранилась и поднялась со стула. Трясущимися руками достала папиросу, хотела прикурить, но вспомнила, что тут нельзя, и быстро вышла. Дима извинился и последовал ней.

– Чего она? – спросил Борис. Вид у него был слегка виноватым.

– Ты растревожил старую рану. Сам видишь – со Збигневом до сих пор не примирилась. Для нее он точно не герой.

– А для тебя?

– Ты к чему? Знаешь ведь, что случилось шесть лет назад.

Мой отец исчез при странных обстоятельствах. Мы с бабушкой узнали об этом только из местной газеты «Глас Нагоры», когда пришел листонош[3 - Почтальон]. Показал заметку в маленькой колонке на четверть страницы с заголовком «Обнаружен брошеный тяжеловоз». Текст гласил: «Милиция обнаружила прицеп с грузом на трассе, ведущей к Подхале. Дверь кабины тягача не была закрыта, однако личные вещи водителя остались на месте. Грузовик был зарегистрирован на имя Збигнева Бончика. Согласно показаниям тахографа, установленного в машине, грузовик находился в бездвижном состоянии в течение 26 часов. Все пломбы были на месте в соответствие с применением книжки МДП – хищения груза не произошло. Наша газета отправила официальный запрос в логистическую фирму, на которой работал Збигнев. Ответа к моменту написания этих строк еще не последовало. Збигнев Бончик считается одним из самых уважаемых людей в крае. Именно благодаря его смелым, героическим действиям во время военного стана в конце 90-х гг. ополчению удалось схватить членов националистической партии "Чорно сонце". Партия была печально известна своей деятельностью по расхищению исторических сокровищ в горах Нагоры».

– Зараз те что покажу, – ответил Борис на мой последний вопрос. – Мы тут одного затримали тыждень тему, из банды то есть. А нашли у его подивись что.

Он достал из шкафа небольшую серебристую пластину и положил передо мной на стол. Металл потемнел, на поверхности виднелись мелкие царапины, с боков пластина была погнута. Сначала я не узнал предмет, но когда Борис перевернул ее другой стороной, у меня на мгновение отняло дыхание, а сердце заколотило в груди. Там была гравировка, изображавшего маленького мальчика на коне. Внизу надпись на непонятном языке. Я видел это изображение слишком много раз, чтобы ошибиться. Это был портсигар отца, который пропал вместе с ним столько лет назад.

– Где он его нашел? Сказал, где убежище? Вы там проверяли? – начал я пытать вопросами Бориса.

– Не поведал. Молвил тильки, что нашел его в горах. Кламал, ясно.

– А где он сейчас?

– Как где? В вязании сидит.

– Так надо его допрашивать! Борис, если он что-то знает, то…

– Розумею, Андрейка, розумею, – поспешно сказал Борис, – Умолвимся так – как выбьем из него что, сразу дам те знать. Маэшь телефон?

И мы обменялись номерами. Борис вдруг прищурился, глядя на портсигар, беззвучно задвигал губами, а потом расхохотался. Ткнул пальцем в надпись под гравировкой.

– Розумеешь, что написано? Такого не можешь читать, да? Написано… как это точно по-русски? А! "На меня же смотрят все женщины деревни".

После этого разговора Борис посерьезнел. Сказал, что ему пора возвращаться на пост и свернул трапезу. Но с пустыми руками уйти я не мог, так что к машине вернулся с огромной торбой еды.

– Я таких границ не встречал, – усмехнулся Дима, открывая багажник, – Где тебя нагружают, а не грабят.

Мама курила на заднем сидении.

– Андрей, прости, – сказала, понурившись, – Не сдержалась. Столько лет прошло – а я все не могу сдержаться. Глупо до жути.