Лоскутки Эверетта, или Заблудившиеся дети

– Беги! Быстро беги!!! – с надрывом закричал Вася, и ноги, «очнувшись» первыми, за несколько секунд доставили мое тело к берегу, у которого я «удачно» провалился по пояс. Обжигающий холод молнией сверкнул по позвоночнику и ударил в мозг. Сердце б

будто на миг остановилось, и перехватило дыхание.

47. Я широко открыл глаза и… увидел над собой гладкий, под мрамор потолок.

– Фуф, – выдохнул я и повернул голову. Люда была рядом, спала. – «Ведь сколько лет прошло с тех пор, а мне это снится. В двух вариантах. Но этот лучший, – улыбнулся я, – хотя просыпаюсь в обоих случаях».

48. Закрыл глаза и вспомнил, как шестилетний Вася помог мне выкарабкаться, как мы бежали вприпрыжку к нему домой греться и сушиться. Благо его родители были в это время на работе.

Он в печку дров подкинул, чтоб жарче было, самостоятельный такой. А я боялся, что если мои дед с бабкой узнают, то гулять больше не пустят, и придется сидеть с родным братом Славиком, который говорит только три слова и недавно начал ходить, и обписывается.

И каким мне тогда показался вкусным хлеб с вишневым вареньем, которым меня угостил Вася. И мы его запивали горячей водой.

Из вишневых косточек я любил «строить дороги» на столе, но это у себя. Мне все ягоды из компота в банках отдавали, потому что не любили их, а любили «юшку». Когда я вырос, то тоже «юшку» полюбил, а ягоды разонравились.

49. Из соседней комнаты донесся голос.

«Бабушка!»

Подскочил с дивана.

– Что? – спросонья приподняла голову Люда.

– Сейчас узнаю, – ответил я и пошел.

– Вот… – со слезами на глазах сказала моя бабушка, лежащая на кровати.

– Все хорошо, – подмигнул я ей. – С каждым бывает. Сейчас поменяем.

– Так это в раннем детстве, – конфузливо улыбнулась она.

– Значит, молодеем.

– Это точно.

– Люда! – позвал я.

– Я всегда была самостоятельной, а теперь… – с горечью сказала бабушка. – Проклятая болезнь, проклятая старость. Сережа с Ноной скоро придут?

– Скоро. Заняты они пока. А цветочки твои уже зацвели.

– Посмотреть бы на них.

– Поправляйся и увидишь. Если хочешь, хоть сегодня тебя к ним свожу.

– Не надо. А вдруг опозорюсь. Потом как-нибудь.

– Значит, за тобой – хороший настрой.

– Да, конечно, настрой.

– А на эти мелочи не будем обращать внимание.

– Не будем.

– Лопаты, грабли, тяпки – ох, как соскучились по тебе.

– Доброе утро, бабулечка, – вошла Люда. – Только никакой хандры.

– Ни-ка-кой, дорогая моя. Через месяц, обещаю, буду как скаковая лошадь.

– Принимается. А сейчас займемся водными процедурами.

Я помог подняться и взял на руки сильно похудевшую бабушку и понес в ванную.

– Так дед твой меня на руках носил, – прильнула она ко мне головой. – Как будто вчера это было. А моему сыну уже пятьдесят. Таким же, как я, видно, и… Да-а-а… – вздохнула. – Один день…

50. – А мне Вася желудей дал – вот сколько! – воскликнул я, войдя в дом и пытаясь замаскировать свой «провал».

– У тебя, по-моему, и своих немало осталось. Зачем тебе столько? – спросила бабушка Марфа. – Замерз?

– Не-а. Я у Васи был дома. – И тут я заметил в углу у стены сидящего с моим братом на руках незнакомого, но все же очень знакомого мужчину, который смотрел на меня и улыбался. – Здрасьте, – сказал я ему и замолчал, приглядываясь.

– Ты что, родного отца не узнал? – засмеялся дед Афоня.

– Иди ко мне, сынок, – позвал папа.

А я застыл на месте, засмущался – слишком давно его не видел, и матери тоже. Забыл почти. И привык к сельской раздольной жизни, к деду с палочкой, бабке с раскосыми глазами, прабабке – вылитой татарке, тетке, которая доучивалась в вечерней школе и работала почтальоном, разъезжая по селу на велосипеде. Она меня часто катала на багажнике. И мне казалось тогда, что лучшей работы нет на свете. А что, катайся себе…

И я хотел стать почтальоном, когда подрасту. Но «рослось» не очень. Мне тогда было неизвестно, что если ждешь, то время будто ждет вместе с тобой, не идет почти, а переминается, как и ты, с ноги на ногу, продвигаясь вперед незаметными шажками.

– Подойди, чего ты, – легко подтолкнула бабушка Марфа. – Отвык…

Я подошел. Отец подхватил меня и посадил на другое колено.

– Я по вам так соскучился, – сказал он, прижимая меня к себе. – И мама, и бабушка с дедушкой… А ты скучал?

Что я мог ответить? Поначалу, может, и да, только не помню, а вообще – нет.

– Так скучал? – повторил вопрос папа и чуть встряхнул меня.