Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга вторая

Что мне делать?

О, Вишведевы[30 - Вишведевы (санскр.) – букв. «Все-боги», 7 (по другим данным, 10) верховных божеств в индийском пантеоне.], к вам приникаю я мыслью своей, пошлите мне хотя бы бесконечно малый знак того, что он жив.

Мысль моя мечется и дробится, словно горный поток, падающий с высоты, становясь крохотной каплей, играющей на солнце, каплей-заклинанием.

О, Даритель, о, щедрый, громы мечущий[31 - Эпитеты Индры.], к тебе я обращаюсь, недостойная, малая разумом, но искренняя в своих чувствах, – верни его!

О, Повелитель живых существ[32 - Эпитет Брамы.], если Индре великому не пристало отрывать себя от великих свершений ради меня, зернышку сезама подобной, тогда ты услышишь мою просьбу и вернешь его!

Нет, нет, мои просьбы нелепы. Колесо кармы неостановимо, звезды и солнце подчиняются его неумолчному вращению.

Колесо…

Тогда мне можешь помочь ты, Всесозидающий в одежде мастерового, о Рабочий, о Плотник, о Дровосек[33 - Эпитеты Вишвакармана,]! Тебе ничего не стоит изготовить повозку, на которой будет возлежать он, простую грубую повозку, без лент, цветов и украшений, да вращаются побыстрее спицы ее колес!

Не слышен звук его топора, видно, далеко ушел он во вселенский лес, что» ему мои вздохи и слезы…

Но если мир поделен на свет и тьму, если разорван он пополам на добро и зло, если правда существует только потому, что существует ложь, тогда должна быть в этом мире сила, могущая отличить свет от тьмы, добро от зла и правду от лжи, чтобы не дать им перемешаться и превратиться в хаос. Отдели от бессвязного потока моей речи одну каплю, о Самосущий[34 - Эпитет Варуны.], ибо я обращаюсь к тебе, и рассуди меня по ней одной!

Это я виновата… Никто не слышит меня. Вы, к кому я взываю, о боги, – вы не слышите меня, вы, самовлюбленные бесчувственные мужчины. Как может найти сочувствие и понимание у вас теряющая разум девушка! Поэтому я, трепеща, обращаюсь к тебе, матерь-богиня, я обращаюсь к тебе, о воздевшая ноги кверху[35 - Эпитеты Адити.]! Ты видишь, я выговорила это, хотя и покрылась краской стыда, но мне придала силы вера в то, что и ты до того была девой, как и я, и понятна тебе моя просьба вернуть его.

Я виновата и вдобавок бесстыдна? Пусть! Пусть я лишусь остатков стыдливости и обращу к тебе прославление матери и супруги:

Муж, входящий в свою жену,

Входит семенем в материнское лоно

И, обретя в ней другую жизнь,

На десятый месяц рождается снова

Жену тогда называют женой,

Когда в ней муж рождается снова.

Она – родительница, она – рождение,

В ней сохраняется его семя.

Боги и мудрецы святые

Наделили ее великим блеском;

И боги так сказали людям:

Жена – это ваша вторая матерь[36 - Айтарейя-брахмана, 7, 13.]!

    Да ослепнут мои глаза от слез, да оглохнут мои уши от стенаний, нет мне покоя и утешения. Прости меня, но не жена остается равнодушной к моим просьбам и не матерь, а бесчувственная вейшья[37 - Вейшья (санскр.) – букв. «та, к которой входят», продажная женщина.].
    Бессилие мое рождает отчаяние, а отчаяние – гнев. Мутится разум мой, ибо гнев вызывает во мне жажду разрушения. К другой супруге обращусь, к черной спутнице[38 - Эпитет Кали.] обращусь: толкни в бок своего заспавшегося мужа, мне самой страшно, – пусть откроет хотя бы одно из своих трех очей, всесильный Сохранитель мирового порядка[39 - Эпитеты Шивы.]! Не может ведь колесо кармы вращаться, смазываемое одной несправедливостью! Оставь колесо, уничтожь несправедливость – одну, но эту!

Что я говорю, дерзкая! Нет мне прощения.

    Довольно. Я готова. Я готова встретить твоих вестников, о Двоякий владыка, без страха. Но знай, когда я предстану пред тобой в твоем дворце, не о себе я буду просить тебя, Происходящий от Солнца[40 - Эпитеты Ямы.], но о спасении его, ты слышишь!
Нет. Не слышит. Даже смерть отказывается от меня.

    О, я знаю. Как же я раньше не подумала! Конечно… К кому же обращаться в сгущающемся мраке подступающего безумия, как не к тебе, царь жертвенной сомы! Услышь меня, Сын праведной силы! Услышь, Пожиратель растений! Услышь, прекрасноликий Тримурти[41 - Тримурти (санскр.) – букв. «Троица», «триединый», – эпитет Агни.]! Обрати свой пылающий гнев на зло и несправедливость или испепели мою истерзанную душу!
Я сошла с ума.
Я сошла с ума? Пусть!
Я виновата.

    Я виновата? Пусть!
    Я смеюсь, о боги!
    Смеюсь я или плачу?
    Ибо что делает виноватую виноватой, вина которой – в ее безумии? Что делает безумную безумной, безумие которой – в ее вине? Вы не знаете, о боги, того, что знаю я! Как! Вы – всесильные боги! – и не знаете? Знаю я – и лишь один из вас, один, о котором я не смела и подумать, а теперь, признавшись в безумии, я не боюсь.
Я, безумная, говорю о тебе, сын Лакшми и Дхармы!.
Я, безумная, говорю о тебе, брат Кродхи.
Я, безумная, говорю о тебе, супруг Рати.
Я, безумная, говорю о тебе, отец Тришны.
Попугай твой летает быстро, о Мадана[42 - Мадана (санскр.) – букв. «опьяняющий». Здесь и далее – эпитеты Камадэвы.]!
Ты – истинный бог, потому что ты и не рожден, о Аджа, и рожден, о Ираджа[43 - Ираджа (санскр.) – букв. «рожденный из воды».]!
Ты носишь на знамени породившее тебя чрево, о Шамантака[44 - Шамантака (санскр.) – букв. «губитель покоя».]!
Лук твой из тростника, тетива – из пчел и всего пять стрел из цветов, но человеку достаточно и одной, о Манасиджа[45 - Манасиджа (санскр.) – букв. «родившийся в душе».]!
Не у воды ли давным-давно ты пустил в меня свою разящую стрелу, о Атмабху[46 - Атмабху (санскр.) – букв. «самосущий».]?
С тех пор – но об этом неведомо никому – я ежедневно оставляла тебе часть своей пищи, о Манматха[47 - Манматха (санскр.) – букв. «смущающий душу».]!
И если ты до сих пор сыт, то я голодна, – справедливо ли это, о Шрингарайони[48 - Шрингарайони (санскр.) – букв. «источник наслаждения».]?
Взгляни же на меня, о Камадэва!
Груди мои тяжелы и упруги, – разве не достойны они прикосновения его руки?
Соски грудей моих – словно завязи плодов граната, – разве не достойны они прикосновения его губ?
Живот мой нежен и гладок, – разве не достоин он задрожать от его взгляда?
Бедра мои круты и широки, – разве не достойны они охватить его бедра?
Руки мои гибки и изящны, – разве не достойны они обнять его плечи?
Стан мой тонок и гибок, – разве не достоин он изогнуться под его натиском?
Ягодицы мои выпуклы и мягки, – разве не достойны они принять его тяжесть?
Лобок мой – словно земля весной, ждущая пахаря, – разве не достоин он его нефритового плуга?
Вход мой истекает соком, словно спелое манго, – разве не достоин он одарить его сладостью?
Девственность моя подобна жемчужине, созревшей в створках раковины, – разве она не достойная награда его силе?
Лоно мое разверсто, словно ступа, подготовленная к празднику, – разве оно не достойно его сомы?
Разве я не достойна его любви?
Молчишь и ты, Камадэва.
Я впервые сказала то, о чем раньше боялась и подумать, ведь кому, как не тебе это должно быть знакомо, а ты – ты тоже молчишь…