Память воды. Апокриф гибридной эпохи. Книга вторая

О Адонай, своими собственными руками…

– Отец, отец! – Суламитт заплакала.

– Он оглох от старости и не слышит тебя, – сказал Ииссах.

Голова Иошаата дернулась, по телу прошла судорога, и он медленно и страшно поднялся со скамьи. Поискал палку и, не найдя, встал, сжимая и разжимая ладони. Перед глазами качалась багровая пелена, в ней выл ветер, кружа пыль и пепел. Он постоял, слепо, не мигая глядя перед собой, и пошел на голос. Его голос.

– Это – не ты! Не ты! – прохрипел Иошаат. – Сын не своей матери!

Осий и Суламитт подошли к отцу с двух сторон.

– Светленький, светленький! Хорошенький такой! – выкрикивал Иошаат, дрожа всем телом. – Красивый, как девочка.

– Отец! – Суламитт в страхе обняла Иошаата.

– Уберите от меня этого безумца! – крикнул Ииссах.

Он вжался спиной в глиняную стену двора, ощерившись и выставив перед собой руки, словно защищаясь от бессвязных слов.

Суламитт и Осий вдвоем остановили Иошаата и повернули его обратно к скамье. Он все порывался сказать еще что-то, но в горле его клокотало.

Ииссах оглянулся, тяжело дыша, как после бега. Взгляд его остановился на старой, рассохшейся колыбели. Он в сердцах пнул ветхое рукоделие, обращая его в обломки.

Иошаат остановился, качнувшись, как от удара, хватая воздух скрюченными пальцами.

– Про… кли… иии… ааа… – он мычал, силясь сдвинуть с места застрявший во рту камнем холодный язык.

И повалился на скамью.

Ииссах зорко оглядел всех. Суламитт рыдала, поднося ко рту отца питье и поддерживая его за голову. Осий хотел что-то сказать, но, встретив неподвижный взгляд Ииссаха, осекся, губы его задрожали, и он опустил голову.

– Вот и поужинали, – сказал Ииссах, отделяясь от стены.

И, гибкий, как хлыст, ушел наверх, в олею.

* * *

Тяжелый сыромятный бич со свистом рассек воздух, опускаясь на плечи привязанного к скамье Иоханнана. Голос служки, ведущего счет ударам, дрогнул. Не часто наказывают бичом служителей Храма!

– Раз.

Земля! Не закрой моей крови, и да не будет места воплю моему[27 - Здесь и далее – Иов, 6—19.].

По спине наискосок вспухла чудовищная красная полоса.

Молчал Иоханнан, но плоть трепетала, познав объятие коварного бича.

– Два.

О, если бы верно взвешены были вопли мои,

и вместе с ними положили на весы страдание мое!

Крестом по спине легла вторая полоса.

Молчал Иоханнан, но безмерно удивлялся – почему вокруг не оглохли от его крика?

– Три.

Ибо стрелы Вседержителя во мне; яд их пьет дух мой;

ужасы Божии ополчились против меня.

Молчал Иоханнан, и плакал, беззвучно глотая слезы, служка, ведущий счет, ибо впервые увидел, как слаба и беззащитна плоть человеческая.

Что за сила у меня, чтобы надеяться мне?

и какой конец, чтобы длить мне жизнь мою?

Молчал Иоханнан, потому что унижение и стыд оказались сильнее боли.

– Четыре.

Доколе же Ты не оставишь, доколе не отойдешь от меня,

доколе не дашь мне проглотить слюну мою?

Молчал Иоханнан, потому что гнев оказался сильнее унижения.

– Пять.

Неужели Бог извращает суд, и Вседержитель извращает правду?

Молчал Иоханнан, силясь не потерять сверкнувшую мысль среди расползающихся лохмотьев своей плоти, как драгоценную жемчужину – среди кучи отбросов и хлама.

– Шесть.

Земля отдана в руки нечестивых; лица судей ее Он закрывает.

Если не Он, то кто же?

Молчал Иоханнан, только мерцали белки безумно вывернутых глаз, как будто он смотрел в себя самого.

– Семь.

Вот, Он убивает меня; но я буду надеяться;

я желал бы только отстоять пути мои пред лицем Его!