Переход

– Крис, – кричит он мне, – ты здесь, я знаю. Ты не должен уходить. Ваша болезнь смертельна. Ты должен вернуться. Только на Земле тебя вылечат. Вернись. Это приказ.

Так он кричит еще минут пять. То упрашивает, то угрожает. Взывает к моему чувству ответственности за свою жизнь. За жизни других тоже. Люди по ту сторону меня не видят и не слышат. Я их – да. Но я застыл и боюсь пошевелиться. Я не хочу умирать прямо сейчас.

Как же, вернись. Если бы я не видел гибели ребят, может и повелся бы на все эти увещевания. Но теперь выйти – значит погибнуть после выстрела из бластера. Наверное, это произойдет быстро.

Нет, я все же поживу еще немного. Разберусь, что с болезнью на самом деле. Тем более, никаких симптомов уже не проявляется. Да и всяко лучше умереть не от их выстрелов.

Я вижу, как Шестаков грязно ругается.

– Да и шут с тобой, – кричит он. – Все равно подохнешь.

Сплевывает и уходит. Десантники следуют за ним. Следующие полчаса я провожу в прострации. Такова реакция организма на все происшедшее. Ноги и руки трясутся, и эту дрожь ничем не унять. Пусть себе. Все равно никто не видит. Даже не пытаюсь взять себя в руки.

После в каюту приходит Глущенко со своей бригадой. Устанавливают датчики по всем комнатам. Маскируют, чтоб не бросались в глаза. Вот почему сирена сработала. Не просто на движение, а именно на действие расширителя. Любое действие.

Значит, Пашку ждали. И он, скорее всего, жив. Неужели правда? Это умозаключение окрыляет меня. Ничего, господин Шестаков. Мы еще повоюем.

Выходит, путь назад мне пока закрыт. Что делать дальше, тоже неясно.

Я достаю из рюкзака паек и обедаю. Аппетита, конечно, нет. Успокаиваю себя тем, что нахожусь в безопасности. Действия? Понадобится время, чтобы обстоятельно все обдумать. Утро вечера мудренее. Подкладываю под голову рюкзак и проваливаюсь в мутную дремоту, переходящую в тревожный сон.

Чуть раньше, когда новый браслет был готов к изготовлению, мне на ум пришло внести в него еще кое-какие усовершенствования. Функцию запрета передачи данных о своем состоянии и местоположении. Сигнал входящего звонка заменить на вибровызов. И включить защиту от пеленгации. Все происходило путем набора пары комбинаций на виртуальной клавиатуре.

Руки еще дрожали, когда проделывали эту несложную операцию. Глаза закрывались от усталости. Вот теперь база не видела, где я нахожусь. Так оно надежнее. Техника должна верно служить только ее владельцу. А сейчас можно перевести дух. С этой мыслью сон совершенно одолел меня.

Сон отпускал постепенно. Как огромное ватное одеяло, он навалился и окутал тревожной дремотиной, сулящей не отдых, а заполняющей организм еще большей усталостью. Такое бывает, когда предыдущий день приносит массу не вполне положительных впечатлений. Всю ночь я отчаянно закрывал дверь в свою каюту. Ничего не выходило. И я снова и снова видел коридор, Шестакова и десантников, расстреливающих мой отряд. После командир подходил ко мне, отбрасывал бластер, протягивал руки к моей шее и душил меня с выражением величайшего наслаждения.

Проснулся я от нехватки воздуха. Издал даже громкий всхлип. Испугался. К счастью, звуки дальше расширенного пространства не проникали, тут же напомнило подсознание.

В моей каюте уже вовсю возились люди из вчерашней команды. Прибирали помещение. Я увидел издалека, как в прихожую затаскивают новый материализатор, заносят рабочий компьютер.

Потом приходили техники из бригады Глущенко. Что они делали, из гостиной видно не было. Приборы расставили на прежних местах.

Теперь многое стало проясняться. Похоже, для Земли будут передавать версию с нашим бесследным исчезновением. Как с прошлой сменой. Вот только поверит ли им Земля?

Догадки подтвердились, когда человек из инженерного отряда обошел все комнаты, фиксируя обстановку на камеру своего браслета. Явно для отчета.

Старший техник Миша Белькевич. В прихожей он вдруг подошел к моей прозрачной стенке и пару минут смотрел прямо на меня. Я застыл и постарался даже не дышать. Потом понял, куда он смотрит на самом деле. В иллюминатор каюты. Что там может быть интересного?

Я осторожно встал на ноги, подошел к окну и тоже выглянул. Там, за окном, шумел сосновый лес, вдалеке виднелась неширокая речка, а мимо базы проходила хорошо утоптанная тропинка. Пейзаж явно не Хороса. Обычный земной пейзаж. Такой, как например, в Оптиной пустыни, куда дед возил меня в детстве.

Только сейчас до меня дошел смысл ситуации. Я смотрел не из иллюминатора базы. Из окна. Натурального пластикового окна, левая створка которого была к тому же еще и закрыта москитной сеткой. И смотрел я на пейзаж, для данного места непривычный.

Явный результат работы расширителя. Продукта земных технологий. Я тут же потянул за ручку и открыл створку настежь. Минут пять с наслаждением дышал свежим сосновым воздухом. Стоял и любовался пейзажем.

Окно находилось примерно в паре метров от поверхности. Я выглянул наружу. Стенка из желтого огнеупорного кирпича, уходившая вверх тоже метра на два. По стенке вьется дикий виноград. Вся эта сторона в нем. А сама стена шириной метров десять.

Все-таки надо проявлять осторожность. Я вытащил из рюкзака респиратор, тут же надел. Мало ли что. Здесь не Земля. Я на Хоросе. Только в каком пространстве, пока неясно.

В боксе между тем навели порядок и ушли. Так-то оно спокойнее – можно и позавтракать. Сухой паек из рюкзака. Им я запасся основательно. Самым лучшим, по собственной рецептуре. Не знаю, что толкнуло меня позавчера дать команду материализатору изготовить хороший запас провизии. Сегодня можно с удовлетворением отметить, что предчувствия меня никогда еще не подводили.

После завтрака я повесил рюкзак на спину, открыл створку окна, и спустился по виноградным веткам вниз, предварительно затворив половинку окна за собой. Москитную сетку пришлось оставить в комнате.

Виноград у земли рос довольно давно, похоже, не меньше пятнадцати лет, поэтому его ветки и ствол без труда выдержали мой вес. Окно еще не заросло листьями. Значит, по нашим меркам, сейчас самое начало лета. К его середине в зеленых побегах была бы вся стена. Ее попросту нельзя было бы различить.

Снаружи моя капсула представляла из себя старый дом из желтого огнеупорного кирпича, увенчанный черепичной крышей. Красной. Я обошел вокруг, подергал входную дверь с противоположной стороны. Там, где у каюты был вход. Заперто. Изнутри. Снаружи ни замочной скважины, ни картоприемника, ни чего-либо похожего. Попытался приложить к месту под ручкой браслет с командой из специального приложения – результата ноль. Что ж, значит сегодня эту дверь не открыть. Отложим на неопределенное время желание посмотреть, что находится в каюте в другом измерении.

Я пошел по течению реки. По идее, она должна бы куда-нибудь впадать. В нашей реальности в том направлении было море, а что расположено здесь – посмотрим. Идти было комфортно. И не жарко – в тени сосен, окружавших тропинку с обеих сторон. Земля выглядела утоптанной. По всем признакам, по тропинке ходили регулярно. Значит, есть надежда встретить кого-нибудь.

Пели птицы. Судя по всему, в этом мире имелась не только растительность. Пару раз на глаза мне попалось животное, похожее на земного ежа. Еж неспешно пересекал тропинку, совершенно не испугавшись моего появления. И насекомые летали тоже.

Часа через полтора неспешной такой прогулки моему взору предстала опушка леса. Дальше шел песок – метров двадцать. И берег моря. Там, где заканчивались сосны, почти у самого песка, стоял деревянный дом размером примерно с тот, который я не так давно покинул. Дверь была приоткрыта. Я шагнул на крылечко, украшенное резьбой, почувствовал прохладу из коридорчика.

Свист позади испугал. Довольно резкий звук, который всегда вводит в ступор, хоть внешне это не всегда проявляется.

Но испуг быстро прошел. Поскольку свист этот я знал очень давно. Так свистеть мог только мой лучший друг.

– Так и заикой можно остаться, – сказал я, оборачиваясь.

– Тебя оставишь, как же. Сам останешься.

Павел Лазарев стоял передо мной собственной персоной. Такой же, каким я всегда его помнил. Испытующе смотрел на меня пару секунд, как будто сканируя. Наконец, улыбнулся как обычно.

– Заходи, коль пришел. Будешь гостем. Респиратор снимай. Не нужен он здесь совсем.

Когда я недоверчиво потянулся рукой к респиратору, Лазарев широко улыбнулся.

– Я тебе больше покажу. Пошли.

Он направился к морю. На берегу скинул с себя комбинезон, разбежался и нырнул в воду.

– Присоединяйся!

На земле мы только в книгах и учебниках читали, что раньше люди плавали в морях и реках. После 2020 года проделывать подобное было строжайше запрещено. Угроза смертельной болезни – так твердили средства массовой информации и ученые, которым эти средства предоставляли слово. Так было написано во всех учебниках с первого класса. С тех самых пор купались только дома, в особым образом обработанной воде. Или в бассейнах. На станции тоже такой имеется.

Говорят, была раньше развита и индустрия отдыха на берегу моря. Отели и санатории. Разной степени комфорта. Сегодня они тоже сохранились. С бассейнами. Такие отели на самом деле стали появляться в начале 21 века. Приезжаешь как бы на море, и все время отпуска проводишь, в само море ни разу ступив. Потому что в отеле бассейн. Странная традиция.

По словам Лазарева, никакой инфекции на самом деле у нас не существовало. Здесь человеческий организм, соприкасаясь с местной атмосферой, постепенно возвращался к первозданному состоянию гармонии с окружающим миром. На Земле мы давно лишились такой возможности и жили, окруженные целым рядом надуманных условностей. Эти условности, как результат внушения, а нередко и самовнушения, мешали современному человеку, создавали вокруг некий пузырь, препятствовавший трезвому взгляду на происходящее. Кому такое выгодно? Вопрос хороший.

Я видел, что Павел плавает. Ничего ему не делается. И последовал за ним. Еще полчаса назад думал, что уже ничему не способен в этой жизни удивляться. Ошибался, выходит. Никогда не мог представить, какое же наслаждение доставляет плавание в обычной морской воде. Соленой на вкус, позволяющей держаться на плаву. Ощущения такие, словно попробовал настоящий гриль, хорошо замаринованный и подготовленный, после того, как всю жизнь питался суррогатами вроде фастфуда.

Про еду здесь аналогии не зря появились. Похоже, в измерении, куда я попал, все раскрывается с натуральной стороны. Чего лишено современное человечество.

Пашка тоже, оказывается, любил готовить. Пока мы уплетали продукты местного животноводства, я узнал об этом немало интересного. Он разводил кур и уток, выкармливал поросят. Яичница с ветчиной, потрясающий вкус давно забытой настоящей еды. Еды из детства. Перед моим прибытием Лазарев как раз вернулся с площадки, которую оборудовал специально под свиноферму. Курятник располагался за домом и представлял собой большую огороженную территорию с сарайчиком. Там же находился загон для лошадей.

– Мои ребята тоже все погибли, – сказал он после того, как услышал историю, предшествовавшую моему появлению здесь. – Их расстрелял командир с десантниками, так же, как и твоих.

Напрашивались несколько выводов. Командиры экспедиций знали о переболевших нечто такое, что требовало немедленной их ликвидации. Получается, дороги назад нам не было.