Избранные произведения

– Нет, на свата! – рассмеялась Марья.– Конечно на тебя!!!

Дмитрий перекрестил сына:

– Ухожу я к Врангелю!

– Какому еще Врангелю? – побледнела Марья

– Борону! В Крым!

– А как же я? Сын? – заплакала Марья.

– Убьют меня здесь все равно! Все полки разбиты! И сотни казаков в округи не собрать. Спать мальца уложи, есть мне в дорогу собери, да червонец золотой, что дед Егор на свадьбу подарил, достань.

Марья не чувствуя ног под ногами исполнила, что велел муж.

– Я проводить тебя пойду!

– Пошли все ровно не переубедить тебя вижу! А если сын проснется?

– Поел, до зорьки не проснется.

– Пошли! Только тихо.

Дмитрий верхом Марья следом держась за повода. Всю дорогу молчали. И снова, тоска и боль овладело сердце Марье.

– Все пора! – сказал Дмитрий поцеловал жену и пришпорил коня оставил только клубы пыли после себя. И тут Марья поняла, что это уже был словно и нее муж, а какой- то далекий не родной человек. А тот Дмитрий умер, погиб, погиб, как всё гибло на Дону! Марья не выдержала и разорвала воротник атласного сарафана. Она задыхалась, она больше не хотела жить… А как же ребенок? И ребенка не хотела, словно и неё тот была плоть и кровь. Марья пришла на крутой обрывистый берег Дона и с пустым сердцем, словно уже умерла, бросилась с обрыва…

АЛЁШКИНО СЕРДЦЕ

Пшеница в тот год уродилась на славу!

Налитая она золотом переливалась в солнечных лучах и обещала не оставить голодными ни одну казачью семью, ни один хутор ни одну станицу. Весь Донской край!

Старики крутили усы от восторга и гутарили, что отродясь не помнили, когда был такой добрый урожай.

Казачье семье от мало до велика дружно и весело взялись собирать урожай. Дочери, что помладше носили отцам и матерям харчи на поля. Старухи матеря не разгибая спины стояли у печей. И словно помолодели. Хлопоты были в радость. Работа кипела!

Алёша, первенец Арсения и Ксеньи Кашириных- бойкий десятилетний мальчик с дедам Никодимом, возили пшеницу на двор родного куреня, на телеги запряжённой двумя быками. Потом на ток. Обмолачивать.

Старик Никодим пересыпал едрёные зерна и приговаривал:

– Нема переводу – казачьему роду!!!

– Почему деда? – спрашивал Алёша. – Потому что хлеба богато уродилось?

– Хлеб сам не уродиться! Хлеб посадить надобно еще! Но наперед первым делом в Бога верить, чтобы ни какой скверы на урожай не нашел! Молиться!!!

– А если не молиться?

– Что значит не молиться? Без Веры… Без веры Бога нет казака! Но казак верит и от того нема ему переводу! А перестанут верить в Бога, в Землю, в Дон! Всё! На том и конец! Но не бывать этому!

– Почему?

– Почему, почему!!! Спать иди, подрастёшь всё сам поймешь! Доживешь до моих лет и узнаешь! Да помолись перед сном как учил тебя.

Алеша смотрел на вековой потемневший образ Николая Чудотворца и улыбался. Он уж помолился, но отчего – то ему показалась, что Николай Угодник улыбнулся ему в ответ.

И спалось так легко и светло было на сердце у Алёшки, чтобы так и спал и спал, но громкий стук приклада винтовке раздался в двери посреди ночи.

– Открывайте кулаки! Открывайте проклятые! – раздавался за дверью и другой приклад разбил окно, коварной рукой открыв на ночь закрытые ставни.

Глава семьи Никодим открыл темнея тучи. Никодима бесцеремонна оттолкнул красноармеец в буденовке за ним вошли еще несколько вооруженных людей в окружении комиссара с орденам красного знамени на груди.

– Хлеб сдать! Сдать, весь, до последней меры!

– Как весь? – ужаснулся Никодим. – А что мы есть станем?

– Овес!

– Я что по-твоему лошадь? – побагровел Никодим.

– По мне все одно! Мы Вам казакам жизнь подарили, пощадили! Расплачивайтесь!

– Добре! Любо мне всегда расплачиваться!!!

Никодим вышел из комнаты и вернулся с шашкой на гало.

– Ведь всё оружие было велено сдать еще весной! – с бешено сказал комиссар.

– Так и сдаю!

И от плеча до пояса разрубил комиссара И вслед раздался выстрел. Никодим упал замертво.

– Всех убить, дом жечь, хлеб реквизировать, – закричал красноармеец сразившей первой пулей Никодима и вторым выстрелом убил Ксенью. Арсений закричал, изловчился, поднял шашку отца и одним ударам отрубил руку убийце отца и жены, вторым убил насмерть, и тут же повалился от нового выстрела сотрясшей прежде мирный дом

Пелагея бабка Алёши шептала внуку:

– Полезай под кровать и не шевелись, молчи.

Алёша плакал.

– Молчи! Ради Христа не плачь, убьют! – и сама вышла к палачам.

– За хлебом пришли, а всех убили! И меня старуху убийте!! Убейте, забирайте хлеб и уходите!

– Правильно карга говоришь! Мертвым хлеб не нужен! Нужен живым!

Раздался выстрел.