Нумизмат. Роман

– Вы так полагаете?

– Да, мой господин, надеюсь на ваше великодушие.

– Надейтесь, но если вы не прекратите набивать себе цену, пеняйте сами на себя.

– Я застал Николая Александровича в комнате у Егора Игоревича, додумал, что следовало, и нарисовал у себя в воображении картину произошедшего.

– Вот так мои друзья у автора рождаются гениальные полотна, над которыми время не властно!

Благодарю, мой господин.

– Это не про вас, Иван Иванович у вас покамест только неплохие цветные картинки, а не яркие глубокие полотна как у Достоевского.

– Я очень люблю творчество Федора Михайловича, – сказал Иван Иванович.

– Вы черт, Иван Иванович, как вы можете его не любить! И потом вы всю жизнь выводите на чистую воду неблагочестивых граждан. Они у вас все или через одного раскаиваются и изнемогают от душевных ран.

– Как Раскольников?

– Возможно, что даже хуже!

– Благодарю, мой господин – сказал Иван Иванович и первый раз за тысячи лет решил вступить со своим господином в дебаты и даже для этого открыл рот, но застыл.

– Говори Иван Иванович, разрешаю!

– Растолкуйте, как писать, что писать, чтобы и мои книги, как труды классиков затерли до дыр?

– Что значит, до дыр?! Тайны настоящей книги не на поверхности и, чтобы раскрыть загадки оставленные гением невидимыми чернилами между строк, нужны годы, а порою и целая жизнь.

– Ну что же делать, если все раскрыто, и разгадано?! – не унимался Иван Иванович.

– Невозможно постичь непостижимое!

– А как же вы, мой господин, и Он?

– Я смотрю, понесло тебя, Иван Иванович.

– Прошу прощения, мой господин, все ради справедливости!

Господин улыбнулся и воскликнул:

– Черт истинный черт и тут лазейку нашел, чтобы наказания избежать и своего добиться.

Потом сделался серьезным и продолжил:

Я и Тот, чьё милосердие и величие не знает границ, вкладывают свои мысли смертному, чтобы понятным языком донести до людей знание о том, где зло, а где добро. Чтобы потом, когда злодею придет время отвечать за содеянное злодеяние, он не говорил, что я, мол, не ведал что творил, ибо не понимал, где плохо, а где хорошо. Если смертный справился, Он берет его к себе, где вместе с ним читает и радуется, а если не выходит, то работает смертный над нашими мыслями, пока не получится. Сначала все пишут такую белиберду, что страшно в руки брать. Тут вступаем в дело Мы, подбрасываем пару светлых мыслей, и идет все, как по маслу. И это лишний раз доказывает, что у гениев, какими богата русская земля, сюжет вещь второстепенная, главное – это мысли, заключенные в повествование. А интригующий сюжет нужен, чтобы только сковать по рукам и ногам читателя, чтобы он, испепеляемый желанием узнать дальнейшее развитие событий и во всем разобраться, как можно глубже, проникался замыслом автора, который у истинного писателя заключается в том, чтобы читатель по-настоящему размышлял, а не просто убивал приятно время. Поэтому общение читателя с истинным писателем это не забава, а великий труд. Проблема современных нет, не писателей, а писак, что у них вроде бы и сюжет неплохой, но он пустой, как бамбук. У писателя же и сюжет необыкновенный, и светлых мыслей целый вагон. И вот писатель трудится дни и ночи напролет, разгружая свои мысли в строго отведенных местах. Удалось – гений! Не удалось – писатель!

– Так может мне всех, кто книжонки штампует, потравить газом за вредительство душ? – решительно воскликнул Иван Иванович.

– Про души ты упомянул справедливо. Ничто другое на свете, кроме еще лени, так сильно не ранит душу, как плохая книга. Но горячку пороть ни к чему. Пройдет время и люди непременно рано или поздно одумаются, и им будет над чем, и над кем посмеяться. Сейчас же меня больше волнует другое.

– Да, мой господин. Неужели и в правду теперь получается, что я зря шептал Егору Игоревичу на ухо, чтобы он избавился от своих монеток и начал собирать серебряные рубли с портретами русских царей и императриц.

– Иван Иванович, сейчас это уже мало кого занимает.

– И все равно прошу всех отметить, что я подговаривал Егора Игоревича на правое ухо, а, не на левое. Черновы Иваны Ивановичи шепчут только на правое ухо. Отсюда следует, что никогда не плюйте через левое плечо.

– Неужели вы, лично, призываете всех, как вы выразились, граждан плевать через правое плечо? – удивился Николай Александрович.

Иван Иванович сделался недовольным.

– Помню я вас Николай Александрович другим. Что, стало все можно?

– Мне и раньше все можно было!

– И что же вы, Николай Александрович, только сейчас стали пользоваться властью данной вам свыше?

– Если я вас правильно понял, Иван Иванович, вы меня спрашиваете, почему я в свое время на ваш манер кувалдой не махал?

– Да! Зря не пробовали, помогает.

– Ну, знаете!

– Я-то знаю, в отличие от вас, я пробовал!

– Иван Иванович, утихомирьте свой пыл! – сурово сказал господин, сверкнув зелеными, как у кота, глазами, в которых читалось понимание, что до добра дебаты не доведут.

– Николай Александрович, прошу вас впредь не придираться к Ивану Ивановичу, потому что он черт, и знает, что ответить, чтобы устроить перебранку или, того хлещи, резню!

– С газом, – тихо сказал Иван Иванович.

– Приберегите, пожалуйста, газ для фашистов.

«Два сапога пара!» – подумал Николай Александрович.

– Вы правы, Николай Александрович, только разных размеров. И у нас, в отличие от людей, пешки королями не становятся и поэтому вы, люди, всегда делали, и будете делать хуже нас свое дело, – ответил господин.

Иван Иванович затоптался на мести и с просьбой в глазах посмотрел на своего господина.

– Говори, все равно не удержишь.

Иван Иванович поблагодарил и сказал, что хотел.

– И все из того, что одни не спят по ночам и ломают голову, как из пешки превратиться в короля, а другие не спят, опасаясь, что из короля превратятся в пешку, а между тем дело стоит и загнивает. Эх народ!

Господин улыбнулся:

– За то ценю Ивана Ивановича, что он настоящий черт. А народ? Народ всегда прав. Николай Александрович, вы согласны?