– Понятно, приезжай побыстрей, пивка попьём.
– Постараюсь.
Примерно через полчаса раздался второй звонок.
– Да.
– Федь, ты где?
– Мам, я с девушкой в Звездных Оврагах. Нет, не голодный. Пока, – снова солгал я и предложил выпить.
Выпили, покурили, снова выпили и снова покурили. Затем посмеялись над тем, что я говорю всем ложь. Только я расслабился и хотел сделать большой глоток пива, как вдруг раздался ещё один звонок, это был Мотор.
– Да, слушаю.
– Зиг Хаиль!
– Зиг Хаиль.
– Дрезина, ты сейчас где?
– Я? Я на Мировухе, а что?
– Я сейчас тоже туда поеду, пересечёмся тогда?
– Не знаю.
– Ну, ладно я перезвоню.
– Ага.
Спустя два часа он действительно перезвонил.
– Ну что, ты где есть-то?
Наконец я добродушно согласился сказать правду и ответил:
– В Говяжках.
– Я тоже. Где именно?
– В гостях, а ты?
– В твоём подъезде, спускайся ко мне.
– А что, так важно, что ли?
– Ну… Нас девки ждут в Кротове. Поедешь?
– Ну, не знаю.
– Погуляем, пивка попьём, может водочки хряпнем.
– Ладно, поехали.
Я попрощался с хозяевами и ушёл. Мы приехали в Кротово, немного подождали и увидели девушек. Мне обе понравились, но больше, конечно же, высокая блондинка со стройной фигуркой и смазливым личиком. Постояли, попили пиво, познакомились. Обеих звали Танями.
Я много актёрствовал, шутил и прикалывался, оказалось – зря. Обычно я себя так не вёл, но хотел произвести хорошее впечатление на простоватых девушек. В конечном итоге, я дошутился. Та Таня, что мне понравилась, начала негативно обо мне отзываться.
Встретили двух друзей с девушками. Это были Кондрат и Фермент, имена их спутниц не помню. В разгар абстрактной пьянки начались разговоры о любви. К тому времени «женщины» Кондрата и Фермента ушли по домам. Я начал клеить свою избранницу, но та уже была настроена против меня – это моя вина. Но не факт. Кондрат, будучи уже навеселе, заметил, что у меня ничего не получается, и решил попытать счастья.
Я начал ревновать его к Тане, хотя теоретически это было невозможно, ведь я был едва с ней знаком. Но я был уже пьян и вёл себя неадекватно. Хотел уйти, но мне не дали. Сказали, что пойду с Мотором. Из-за этого я чуть не подрался с Ферментом. В конечном итоге и у Кондрата с Таней ничего не вышло. Тогда он принялся клеить другую – ноль. Мы с Мотором обиделись на него. Но поскольку у него ничего не вышло, простили. Потом у первой Тани, той, что блондинка, началась истерика. Она стала говорить, что мы все считаем её шлюхой и видим в ней только сексуальный объект. Все, кроме меня, так и думали. Я принялся её утешать, говоря ласковые слова и то, что она не права. Кажется, успокоил её, но пора было идти домой. На последнюю электричку мы опоздали, и пришлось идти пешком – около десяти километров.
В третьем часу ночи пришли в Говяжки и разбрелись по домам. Я влюбился в Таню, но было уже поздно – она в меня нет. Когда Мотор снова договорился с ними встретиться, то они сказали, что согласны при одном условии – меня не будет.
Я часто о ней думал, вспоминал лицо и голос. Но это не помогало снять стресс от накалившихся за прошлую ночь страстей, и я чуть ли не плакал в подушку, надеясь на положительные перспективы. Тогда в отдалённом кусочке моего подсознания я понимал, что если не нравлюсь людям, а мир кажется мне ничтожным и развратным, то нужно забыться и существовать одному. Но я пытался жить и примиряться с окружением в тиши. Однако новые знакомства и общение порой повергали меня в отчаяние.
В феврале того же года один человек пригласил меня на концерт. Я согласился, но потом передумал, сказав, что поеду на другой, и предложил съездить вместе. Он не стал возражать, и на радостях мы выехали из дому. Я не хочу описывать выступление, потому что не хочу. Нет, не потому что мне не понравилось, а потому что просто не хочу.
Когда всё закончилось, я должен был ехать домой, вместе с другом, конечно же. Но, как и в предыдущем случае, «поезд ушёл». Ничего не оставалось, как бродить в мороз по улицам неспящей Москвы. Но мы поступили по-другому. У кого-то родилась стопроцентная идея заночевать в гостях, что сработало как нельзя кстати. Помимо меня и моего друга в квартире присутствовали две девушки и юноша. Девушек звали Алиной и Кирой (вторая была хозяйкой), а юношей – Арсением и Кириллом. Арсения и девушек мы встретили в клубе, где проходил концерт. Я, как обычно думающий подросток, надеялся на секс, но не было и намёка, и даже темы, ничего, тёмный лес: девчонки, как ни в чем не бывало, всю ночь болтали о своём, а мы от скуки уснули.
С утра, в девятом часу, мы начали расходиться. Кира осталась в квартире. Я же с Кириллом, Арсением и Алей покинули гостеприимное логово. Все дружно сели в метро и поехали домой. Алина вышла раньше нас, поскольку жила в Красногорске и путь к нему начинался с другого вокзала, а мы, естественно, поехали дальше. Добрались до Казанского вокзала, сели на электричку «88 километр» и отчалили. Вышли на станции Коровники. Ваня отправился в посёлок Сорняки, там он жил; ну а мы с Арсением двинулись в ненавистные мне Говяжки.
В то время меня стало сильно напрягать поведение Арсения, и я подумывал о ссоре. Но у меня не было такой перспективы, и вообще тогда я, похоже, совсем бы сгнил. Даже не из-за каких-то материально-технических проблем, а из-за общества. Общество. Я так ненавижу это тупое словечко, что готов дать по физиономии всякому, кто без надобности произнесёт его. Может, я болен? Нет, я здоров, просто мой разум одинок. Итог: если бы я порвал с ним дружбу, то лишился бы моральной поддержки, которой в последнее время не ощущал, как и многого другого. Хм… я даже не знаю, зачем вообще об этом подумал. Раньше знал, а теперь нет. Моя переменчивая система мышления сбивает меня с толку, я превращаю свою жизнь не во что иное, как в неодушевлённый предмет самоудовлетворения.
Тихое утро нарушило молчание. Как это? Всё очень просто до безумия. Я тихо спал и не видел снов, так как из-за частых депрессий не думал о хорошем и стал мизантропом. Но, тем не менее, я отвлекался от окружающей среды через состояние покоя.
Я лежал на кровати, похрапывая. Раньше я не храпел, но с возрастом у меня начались проблемы с дыхательными органами. Хотя мне был всего лишь семнадцатый год, а здоровья уже не было. Курение и алкоголь тому причины. Курил я, конечно, давно, лет с десяти. Выпивал, но редко. Бывало, что пил с горя в компании местных гопников несколько дней подряд. А бывало и так, что месяцами не прикасался к спиртному. Мать моя говорила, что у меня алкогольная зависимость и я алкоголик со стажем. Хотела даже меня закодировать, но я грубо отослал её подальше. Я-то знал, что у меня нет зависимости от алкоголя и даже от курения. Многие не могут ответить на вопрос «зачем ты куришь?», но я могу: я знаю, зачем. Я курю ради своего собственного успокоения, никотин меня успокаивает. Но я не могу предположить и объяснить как. Ты скажешь «самовнушение», но это не так. Я такой человек, что мне трудно засорить чем-то голову. Я неверующий, я плюю на всё, что меня не устраивает, и отрекаюсь от того, что мне не по душе. Поэтому я снова вернулся ко вредной привычке.
И вот, во время так называемого сна я вдруг проснулся оттого, что моя мерзкая худая собачонка подавала писклявый и противный голосок за моим окном. Я попытался снова закрыть глаза и уснуть, но не смог. Мои веки не смогли сомкнуться, и я решил её убить. Но когда вышел на улицу, то её уже не было, схоронилась где-то. Я включил телевизор, пощёлкал каналы, но на экране обнаружился лишь шум и настроечные таблицы. Тогда я нашёл любимую кассету с фильмом «Виноградник» и вставил её в видеомагнитофон. На самом интересном месте свет отключили, и я так и не увидел конца, который был мне хорошо известен. Всё равно обидно.
Я расстроился, но не подал вида. Родители вскоре оделись и ушли за продуктами. Во время их отсутствия я, словно окаменевший, сидел на диване и выкуривал сигареты. Одну за одной, одну за одной.
Через какое-то время, не знаю, какое именно, предки явились обратно. В руках матери я заметил букет огромных дорогих цветов. Они не показались мне красивыми, потому что цветов я не любил. Отец же держал в левой руке бутылку пива, а в правой – пакет с продуктами. Время от времени он делал большой глоток и вытирал рукавом небольшие усы, с облегчением вздыхая.
Я долго наблюдал за своей семьёй, пока, наконец, не вернули свет, и я не включил фильм, который прервало отсутствие электричества. В тот же момент мама злобно выключила видеомагнитофон и включила четвёртый канал, где уже начался сериал. «Что ты так смотришь на меня?» – вдруг спросила она. Я промолчал и ушёл в свою комнату, включил компьютер и нашёл подходящую музыку.
Через несколько часов я узрел в окне всем известную Валентину Ломову. Эта старая женщина обладала в Кротовском районе довольно эксцентричной репутацией. Я заметил, что она двигается вперёд, медленно шатаясь и опираясь на какую-то облезлую кочергу. Если логически подумать, «двигается вперёд» – это значит, что она всегда развивается. Но не для меня. Деградация – это такое чудное, прекрасное, доступное, невероятно красочное и все объясняющее слово. Мне становится тепло, когда я о нём подумаю или от кого-то услышу.
Мне захотелось послушать, что она говорит, ведь её иссохшие обветренные губы шевелились на отёкшем, сухом и корявом лице. Будто рыба в аквариуме. Я нажал на паузу. Судя по всему, поддатая Ломова в сотый раз получила по физиономии от своего собственного сына и снова обозлилась на весь мир. Ругаясь матом, она опускала ниже своего уровня не только себя. Также её не устраивал почти весь дом, в котором я живу, Джордж Буш, Владимир Путин, Василий Хрюхман, бывшая учительница Тамара Павловна и ещё очень большое количество людей, часто не заслуживавших этих строгих, аморальных, но зачастую устаревших выражений, которые были громко, чётко и ясно отнесены в их адрес.
А что поделаешь? Все считают её помешанной, а может это вовсе не так. Может одна лишь она истинно размышляет обо всех нас. Что, если она умнейший человек на свете? Об этом, кроме меня, никто и не думает, готов поспорить. Хотя я также не прав в том, что утверждаю это. Возможно, людей, думающих, как я, много, но они так же молчат.
Кино в тот день я так и не досмотрел. Родители тому причина. Я хотел было их убить, пошёл за ножом (я сделал это не от скудоумия, в запасе имелось много уже приготовленных вариантов), но, приблизившись к матери сзади, я передумал. В это время в моей комнате громко играла музыка. Вернувшись туда, я взял со стола целлофановый пакет из-под шоколадного печенья и подкрался к отцу, но тот курил, и если бы я надел его на голову, то он легко бы прожёг целлофан сигаретой. Тогда я пошёл в коридор за топором-колуном, но был уже так изнеможён, что не смог его поднять, а, напротив, уронил его на свою же ногу и сильно её повредил.
Моя больная, мною проанализированная фантазия так и не воплотилась, оставив моих родителей в живых. Искренне раздражённое и подавленное состояние прошло, и мнимое зло меня покинуло, но оно ещё вернётся, я это знаю, и тогда я уже не буду стесняться.
Я понял, что никого не люблю. Я имею в виду женщин. Я лишь часто испытываю потребность снять сексуальное напряжение и не стесняюсь – это нормально и естественно. Родителей я никак не люблю: они мне безразличны и нужны только с одной единственной стороны – еда, деньги и одежда. Вот, как всё низко пало.