Подсознательные гении и их неэволюционировавшие аналоги. В бездне безумия…

Цепни практически неподвижны, поэтому им не требуется так много энергии, как человеку или животному. Некоторые говорят, что эти черви выходят из организма, когда им нечем питаться, но это неправда. Вы сами подумайте: как такое возможно? Животное или человек перестанут принимать воду и пищу? Тогда как же они будут жить? Конечно же, известно, что в среднем человек обходится без воды три дня, а без пищи – две-три недели. Но потом он всё равно умрёт. Если вы думаете, что глист выйдет наружу в период голодовки, то сильно ошибаетесь. Такое бывает очень редко, поэтому морить себя голодом бессмысленно. На самом деле всё происходит иначе: человек умирает тогда и только тогда, когда глист, уже матёрый, вылезает через анальное отверстие либо через рот. Рассказывают, будто бы один вид глистов, что существовал ещё до нашей эры при первобытных людях, прогрызал кишечник и живот, таким образом вылезая на поверхность. Солитёр достигает величину до двенадцати метров в длину. Длина человеческого кишечника только десять. Питаются глисты тем, что съест хозяин. Они анаэробные существа и питательные вещества всасывают любым местом: отсюда следует, что если бы человек имел такое же свойство, то мог бы есть даже ухом или, скажем, пяткой.

Никто и никогда не мог подумать, что дорогой и всеми уважаемый учёный-физик Оскар Григорьевич Фролов совершит ужасное преступление. Но это преступление – большое достижение в науке. Удивительные скрещивания быков с овцами покажутся ерундой по сравнению с тем, чем занимался Оскар Григорьевич в своём кабинете на каникулах, выходных и поздно ночью.

Долгими ночами он работал над своим открытием. Он хотел скрестить солитёра с обычным земляным червём, но ничего не получалось. Тогда, поразмыслив, он решил, что может сделать гораздо больше. И сделал.

Последним уроком 9 «А» была физика. Оскар Григорьевич объяснил параграф и дал ученикам задание. Дети без особых затруднений выполнили его и после звонка начали расходиться. Все, кроме Вовы Батареева. Гидроцефал Вова остался после урока доделывать то, что не успел решить своими малюсенькими извилинами в огромных мозгах. Он очень обрадовался, когда услышал от учителя, что может ничего сегодня не делать, но с одним условием.

– Каким?

– Вова, ты должен поучаствовать в моём открытии.

– А что за открытие?

– Тебе интересно?

– Ужасно, Оскар Григорьевич.

– Так соглашайся.

– Я согласен!

– Тогда пошли! – ехидно улыбнулся педагог.

Физик отвёл Вову в лаборантскую.

– Ложись, Вов, вот сюда, – он указал на какую-то каталку, которая служила операционным столом. – Я сейчас.

Парень с увлечением разглядывал склянки и приборы, расставленные на высоких стеллажах. Вскоре появился переодетый Григорич. На нём были обтягивающие кожаные трусы, через которые выпирали средних размеров гениталии, ремень с круглыми заклёпками, чёрная фуражка и блестящие женские сапоги до колена. В руке он махал тоненьким, как крысиный хвостик, хлыстом. Вова опешил. Оскар с улыбкой подошёл к нему, ткнул хлыстом в подбородок и начал щекотать, шлёпая себя по ягодицам и прикрикивая «Гурно!».

Вова услышал шаги. Вошёл переодетый Григорич. На его волосатых ногах были длинные атласные чулки, висящие на подтяжках. В руках у него был длинный черенок от лопаты. Между ног торчал гладко выбритый крошечный пенис. Вова вскочил со стола, но Оскар бросился на него, ткнув дрыном в живот.

Вова поморщился. Дверь открылась, и шагнул переодетый Григорич. Он был голым, но на голову была натянута вязаная шапка с прорезями для глаз и рта. На сосках висели большие металлические кольца, а к ним от пупка шли две увесистые цепочки. Он ухнул, как филин, бросился на Вову и стал целовать его в губы.

Вова еле слышно взвизгнул и сморщил щёки. В кабинет ввалился Чёрный Григорич: он был целиком выкрашен в чёрный цвет, только глаза, нос, рот и член блестели серебрянкой. В правой руке он держал колбу с белой жидкостью, а в левой – свёрнутую в трубочку наждачную бумагу, которой мастурбировал. На шее у него висел пластмассовый шланг для откачки воды. Оскар прыгал, расплёскивая жидкость, щекотал свой копчик и оргазмировал, медленно просовывая шланг в Вовин рот.

Володя ужаснулся. Заиграла популярная дискотечная музыка, и Григорич, толкнув деревянную дверь, въехал на инвалидной коляске с примотанным на липкой ленте мотором, который трещал, как мотоблок. В руках Григорич держал двухкассетный магнитофон. Коляска остановилась и затихла. «Опять заглох!» – крикнул Оскар, нажал «стоп» и кинул магнитофон в Вову.

Так озорному детскому уму ошибочно представлялось то, что с ним будет.

Настоящий Оскар Григорьевич в белом халате и оранжевом респираторе спешно подошёл к Володе, туго затянул кожаные ремни на его конечностях и заткнул рот липкой лентой. Мальчишка занервничал, начал мычать и безуспешно пытался освободить конечности от ремней. Когда физик взял в руки шприц, то не смог ввести его содержимое в вену Вовы, потому что тот всё время дергался и мычал. Тогда физик нажал на кнопку, находившуюся на подлокотниках импровизированного операционного стола, и Володя скукожился от боли. В его руки и ноги вонзились острые шипы, которые постепенно вылезали из ремней с внешней стороны. Кровь заструилась по запястьям. Затем Григорьевич надел резиновые перчатки, взял шприц и ввёл иглу в вену уже спокойного Вовы. Оскар пояснил, что если тот будет дергаться, отпилит ему ноги. Вова был спокоен, как никогда.

Через десять минут наркоз подействовал и Володя отключился. Физик зачем-то надел новые перчатки, взял в руки поднос с хирургическими инструментами и положил его рядом со столом. Вооружившись скальпелем, он прямо через рубашку сделал большой разрез брюшной полости. Расширив его, Григорич схватил кишечник и вытянул из тела на пол, потом закрепил зажимом прямую кишку и отрезал её скальпелем. После чего захватил пинцетом ещё несколько органов и тоже удалил. Ампутированная печень, содрогаясь, скользила в ладонях, как холодец. Затем учёный прикатил пластиковую бочку и, открыв её, достал оттуда начало Солитёра. Он был просто гигантских размеров: не двенадцать метров, а каких-нибудь шестьдесят; но в ширину такой же, как и обычно. Григорич начал тянуть глиста метр за метром, погружая его в тело Володи.

Спустя семь часов сложнейшей операции физик зашил ученику то место, где раньше располагалась прямая кишка. Чёрный Григорич подсоединил глиста к Вовиному мозгу. Тело Вовы дышало.

Затем Оскар Григорьевич подстриг Вовину голову налысо и снял одежду. Потом снова взял скальпель и отсек половые органы, после чего отпилил хирургической ножовкой ноги и руки. Все отходы физик свалил в бочку и закупорил. Вслед за тем залил через отверстие в крышке серную кислоту…

У преподавательницы русского языка Серафимы Ольговны шёл юбилей. 10 «А» класс, руководительницей которого она была, после занятий в полном составе пришел поздравить её и, как полагается, отметить.

В школе находилось человек сорок: ученики, их родители, учителя и охранник Владимир Петрович, которого даже ребята звали просто Петровичем. Все собрались в актовом зале, открыли шампанское и разлили игристый напиток по бокалам. Начались детские и недетские пьянки. По всей школе носились звуки модной поп-музыки.

Стол около сцены ломился от спиртного и еды, вокруг него сидели напившиеся воспитанники и несколько учителей. В зале на сгрудившихся рядами стульях можно было увидеть подвыпивших учеников. Кто-то целовался и тискал подругу, кто-то дремал, а кто-то пил неизвестный напиток из кружки.

Панельная трёхэтажная школа была выстроена по типовому проекту: актовый зал находился на втором этаже напротив спортивного, на первом этаже располагались раздевалки, кабинет техничек, холл с деревянными лавочками, резная скульптура медведя с сапогом во рту, много лет назад смастерённая учениками одиннадцатых классов, и два туалета (с левой стороны – женский, а с правой – мужской). Здесь же были три кабинета, в том числе и класс физики. Прямо рядом с ним стояла лаборатория, а напротив неё – медпункт. У выхода за столом всегда сидел заплывший жиром пожилой Владимир Петрович. Около женского туалета находился кабинет директора и канцелярия. Также на первом этаже размещались: комната домоводства, библиотека и столовая, в которой помимо приготовления однообразных блюд велись монотонные совокупления персонала со старшими классами. На втором этаже рядом с двумя залами были расположены мужской туалет и раздевалка, а на третьем – женские уборные. Что касается верхних этажей, то на них, кроме учительской и кабинетов, ничего интересного не было.

Внезапно веселье прекратилось, хотя на самом деле только начиналось. Машенька, зайдя в мужской туалет с Дионисом, увидела на полу кровь и сильно закричала. Она завизжала ещё сильней, когда из-под двери кабинки высунулась окровавленная рука. Дионис остановился, но Маша не переставала кричать.

– Маш, что с тобой, ты девственница, что ли?

– Нет… – ответила она дрожащим, сбивчивым голосом.

– Тогда, что?

– Вон в той кабинке…

– Что, ты хочешь, чтобы мы занялись этим там? – произнёс Дионис, держа перед собой ноги Маши.

– Нет!

– Я продолжу.

– Нет, не надо, я же сказала: нет! – возмутилась Маша, а Дионис с удовольствием вошёл в жаркое нутро.

Он кричала, что её насилуют, а он, пытаясь не обращать внимание на пустяки, слегка сопел под её забавный голосок. Когда он застегнулся и уже хотел выйти, мощный удар тупым предметом по голове остановил его. Дионис упал на пол. Алая кровь растеклась по свежевымытому белому кафелю. Она затекла в кабинку №4 и слилась с кровью трупа.

Через пять минут, а может, чуть позже, Андрей тоже вышел в туалет, но застыл в ужасе и страхе. Из санузла кровавые следы вели вниз по ступенькам. Он решил посмотреть, что там такое творится.

Кто-то, облаченный в красное одеяние с капюшоном, тащил два мешка вниз по ступеням. Мешки оставляли за собой много крови. Следы, оставленные на бетонных ступеньках, явно принадлежали не человеку.

Андрей ужаснулся и со стоном побежал оттуда. По пути он врезался в охранника, отчего закричал ещё больше.

– Смотри, куда бежишь, малец!

– Ой, простите, я не хотел… – задыхаясь и не останавливаясь, прошептал Андрей, побежав дальше.

Праздник Серафимы Ольговны продолжался. Долбили басы музыкального центра, все пили, ели, плясали, целовались и поздравляли учительницу. Неожиданно Оля Осинина заметила, что сверху на неё что-то капает. Она подняла голову и увидела красные разводы на белом потолке. Оля провела рукой по волосам, посмотрела на неё и душераздирающе закричала:

– И-и-и-и-и-е!

Кто-то подхватил крик, увидев его причину. Началась паника. Все побежали прочь из актового зала, но некоторые остались, потому что сильно напились и уснули за столами.

Брежнев Миша проснулся в актовом зале очень пьяным, у него болела голова. Он вышел из зала, в котором на всю катушку продолжала орать музыка, чтобы сходить в туалет. Громкий звук давил на раздражённую кожу черепа, вызывая слабые порывы гнева, вызванные похмельем. Кало- и мочеиспускание прошло удачно. После этого он решил прогуляться по школе и отрезвиться.

На третьем этаже у туалета Миша присел на корточки и, оглядевшись, закурил. Густой белесый дым медленно выпускался то из носа, то изо рта, клубясь вокруг. Мише казалось, что сейчас станет ничего не видно.

Тут он услышал какой-то шум. Из кабинета информатики донесся утробный визг Петра Валерьевича. Миша зажался в угол. В следующую секунду стальная дверь слетела с петель, снесла дверь кабинета напротив, выломала оконную раму и упала в проём. Миша обмер. Вдруг из кабинета под потоком крови поползло что-то большое и длинное. Оно взмыло, поднимая алые стоки вверх. Кровавое месиво размазалось по потолку и шмякнулось рядом с Мишей. Он испуганно задёргал ногой. Из-под огромного количества красноты вынырнуло призрачное существо. Кровь стекала по нему, как капля слезы по щеке девственницы. На нём начало проявляться лицо человека, в котором Миша узнал своего одноклассника Вову. Вместо рук и ног у Володи начали отрастать конечности в виде жирных, плоских, полупрозрачных червей. Одной конечностью тварь прикоснулась к Мише. Он вздрогнул от холода, а потом завизжал, почувствовав боль. Червеобразное существо начало соскабливать с него кожу и мясо; оно впитывало в себя плоть, поглощая Мишу, который тяжко визжал, отхаркивая ферментированную кровь, пока, наконец, его рот не успокоился. Последние куски мяса были съедены. Школа наполнилась многозначительной тишиной, нарушаемой лишь капаньем крови с последнего этажа.

Мёртвое затишье пугало и сводило с ума. Потолки на втором и третьем этажах окончательно затопились. Где-то в дремучих коридорах и тёмных углах от неизвестности прятались люди. Та неизвестность, которая несёт смерть, которая всех обоготворит, которую создал Фролов.