Сказка из Ленинградской коммуналки

– Замолчите оба. Вас слушать невыносимо, – наконец подал голос Лёня, окинув друзей неодобрительным взглядом. – Каждый раз одно и то же.

– Нет, Лёнь, скажи же, его слова уже ни в какие рамки не лезут, – возмущённо произнесла Серафима, устрашающе, как ей казалось, показав тонким указательным пальцем на сердце Жени. – У него вот тут вот консервная банка, не больше.

– Сказал человек, который никогда не… – начал говорить Тихомиров, но его фразу в адрес рыжей прервал раздавшийся голос директрисы. Ягиню Виевну боялись абсолютно все, бессмертных нет. Не считая Кощея, конечно, но даже он не попадался бабке под горячую руку последние лет сто уж точно. Хотя, какая она по внешнему виду бабка? Эта мадам постигла великий талант удерживать себя в возрасте сорока пяти лет. Волосы цвета пепельного блонда, морщины малозаметные, брючные костюмы выбраны по последнему слову моды, лишь голос грубый и кричащий выдает её истинное лицо. Бабка она и в Питере бабка.

– Тихомиров, ты что орешь на девушку? – произнесла Ягиня, скрестив руки за спиной – плохой знак. – Почему одет не по форме, где твой шеврон?

– Ягиня Виевна, извините, я дома его забыл просто, – под нос произнёс Евгений, потеряв свою былую уверенность, пока Сиша буквально сияла от гордости и радости.

– У тебя, Тихомиров, как всегда, всё просто. Посложнее не пробовал мыслить? Или задачи хотя бы уровня «выше среднего» решать? Ты мне что за лебеду на постном масле сдал? – грозно спросила Яга, пренебрежительно посмотрев на парня.

– Я всё переделаю к понедельнику, – кивнул Тихомиров, устало потерев затылок. Как он собирается разобраться во всей теории гипнотизма за неделю и решить пятьдесят две задачи, для Красавцева было загадкой. Хотя нет, Жека просто в последний день нагрянет домой к Лёне и будет его всячески умолять помочь.

– К завтрашнему дню чтобы у меня на столе всё лежало! – прикрикнула Баба Яга, сверкнув карими глазами, переливающимися от злости багрово-алым цветом. После женщина перевела свой суровый взгляд на спокойного Лёню. – А ты, Красавцев, живо слез с подоконника. Иначе потом сам мне жарки из Сибири будешь тащить.

– И вам доброе утро, Ягиня Виевна! – весело улыбнувшись, кивнул Лёня и быстрым движением слез с противозаконного места рядом с кашпо цветов.

– Тебе тоже, – Баба Яга лишь слегка кивнула и, развернувшись на кончиках тонких шпилек, пошла своей дрогой.

– Это, Женя, карма тебе прилетела за нерешённую домашку, – усмехнулся Лёня и, опёршись о край подоконника, вновь захотел занять своё место.

– Красавцев, в Сибирь мечтаешь съездить? – вновь раздался голос Ягини, не весть каким третьим глазом увидевшей действия Лёни.

– Что она прицепилась? Жарки да жарки, – непонимающе хмыкнула Серафима, скрестив руки на груди.

– А кстати, почему это ей ничего не сказали? – возмущённо произнёс Тихомиров, окинув взглядом внешний вид Сиши: неоново-оранжевые джинсы, чёрный топ, открывающий вид на татуировку дракона на ключицах, и бордовый пиджак – единственная вещь, которая осталась от традиционной формы.

– Не твой день сегодня, – хмыкнул Лёня и, махнув в воздухе рукой, положил свою книгу в затасканный чёрный рюкзак.

– Ещё и задачи эти переделывать, – вздохнул Тихомиров, кинув жалобный взгляд на Красавцева. – Лёня, помоги мне. Я обещаю, с понедельника всегда всё сам буду делать.

– Уточни только месяц и год, когда наступит твой понедельник, Жень, – ответила вместо блондина Шишкова, поправляя распушившиеся волосы у себя на макушке.

– Мелочи слово не давали, – отмахнулся Тихомиров, находя в голове причины и поводы для того, чтобы хозяин-барин Лёнька спустился с небес на землю и согласился помочь утопающему. – О, я тебе билеты на концерт Никсона могу подогнать.

– Я его не слушаю даже, – сказал Красавцев, забросив лямку рюкзака на плечо.

– Я слушаю, можешь мне их отдать, – подала голос Сиша, ухватив Женю за локоть, дабы тот обратил на неё внимание.

– Сиша, дорогая моя, – ласково произнёс Тихомиров и даже улыбнулся как-то по-особенному, заставив Серафиму затаить дыхание. – Обойдёшься. Эй, Лёнь, ты куда убежал, я недоговорил!

Глава 2.

Разговор по мою сторону моста

Жизнь стражей закона она, знаете, очень тяжела и неказиста. Эту работу, её действительно нужно не просто любить – ею нужно жить. Забыла представиться, я – майор полиции Дарья Владимировна Сазонова. Мне сейчас всего лишь пятьсот пятнадцать лет, но выглядеть пытаюсь на уверенные тридцать. У людей с магической кровью старение происходит несколько иначе. Первые пятнадцать лет мы и правда взрослеем, как вы. После этого один наш год старения равен вашим тридцати четырём! Представьте, вам, людям, для сохранения молодости нужно ходить к косметологам, бегать по утрам и пить смузи из сельдерея, а у меня это получается просто так, генетика хорошая.

Вот уже три столетия я стараюсь познать вашу странную жизнь в Северной столице. Единственное, что меня здесь радует – это работа. Честно говоря, она в целом мне очень нравится. Людям помогаешь, совесть вроде как чиста, и побегать за преступниками – дело весёлое. Хотя самое прекрасное в моей должности – это то, что я могу делать жизнь других лучше и оберегать ваше спокойствие в любое время дня и ночи.

Лично для меня, как для ведьмы в рядах полиции, есть много преимуществ. Например, очень удобно раскрывать дела с помощью анонимных свидетелей, неподвластных другим. Где нет людей, всегда есть призраки, большинство из которых очень разговорчивы. Честно признаться, из всей петербуржской нежити люблю более всего общаться по душам с Есениным. При жизни мы были знакомы, у нас даже был служебный роман, но почему-то стихи мне писали неименные, Пушкин в этом плане посговорчивей. У Серёжки же на уме одни сплошные пьянки и русские просторы, но как собеседник – равных ему нет.

Послушать поучительные рассказы декабристов тоже интересно, но аристократия, простите меня, не так прекрасна на вид, как великие поэты. Поверьте, за свои пятьсот лет бытия я убедилась, что люди хороши собой, только когда близки к великому творчеству. Остальные, как их принято сейчас называть – технари, просто пустышки, для которых Салтыков-Щедрин – это два разных человека.

– Дашенька, чего чай с тортиком не кушайте? – прервал мои раздумья голос полковника Белякова, сидящего во главе стола. Сегодня у него был юбилей, и в честь этого события он пригласил добрую часть офицерского состава в ресторан. Константин Сергеевич сегодня выполнял важнейшую роль – он старался всех присутствующих накормить до отвала. Пока что его сумела догнать только пара его бывших однополчан, а остальные медленно вкушали соленья, заботливо принесённые женой Белякова из дома.

– Не хочется уже, Сергеевич, – положила руку на сердце я, слегка поправив выбившийся каштановый локон волос. – Я пойду с Руденко потанцую, ему уже скучно без меня.

– Ладно, иди. Эх, молодёжи всё танцевать да танцевать, – сказал напоследок подполковник и, скорее всего, завёл на эту тему душещипательную беседу с одним из товарищей. Идеальный момент, чтобы уйти отсюда незаметно. Тем более проходивший мимо официантик, у которого чисто случайно упал весь поднос с оливье, сыграл отвлекающим манёвром. Поспешно пройдя в гардероб, надеваю тёмное пальто и повязываю палантин на голову вместо шапки.

Выхожу на улицу, даже не удостоив швейцара кивком головы, и направляюсь вдоль Воскресенской набережной в сторону Литейного моста. В ночное время здесь люди не очень любят ходить, поэтому вокруг был слышан лишь шум проезжающих машин.

– Даша, – окликнул голос позади меня. Руденко, кто же ещё. Сашка – человек, по описанию смахивающий на супергероя, благодаря своему высокому росту, мускулистому телу и чрезвычайно добрым светло-голубым глазам. Стать «Капитаном Россия» ему мешает разве что русый цвет волос и постоянная лёгкая щетина. – Как обычно сбегаешь?

– Я уже просто не выдержу в сто тысячный раз слушать рассказы Белякова про охоту на фазана, – рассмеялась я и поправила палантин в районе шее.

– Вдруг он удивил бы нас историей про медведя, может, репертуар изменил, – с надеждой сказал Руденко, продолжая идти справа от меня.

– Я скорее в магию поверю, чем в это, – замотала головой я и остановилась рядом с дорогой. – Давай здесь перейдём.

– Ни пешеходного перехода, ни светофора, мы ж бессмертные по оживлённому проспекту шагать! – бубнил за спиной Саша, но всё-таки послушно шёл за мной.

– Опасности – это наша работа, Сашенька, – ответила я, перебегая через вторую полосу. – И вообще, без риска жизнь скучная.

– Знаешь ли, меня бы всё без него устроило, – сказал Руденко и прошёл на тротуар вместе со мной. Здесь было гораздо приятнее, чем на той стороне улицы, когда Нева ближе, даже сил становится больше. – Меня девушка дома ждёт, волнуется и без моих пробежек.

– Да, как там твоя прекрасная Мария? Блинчики не упарилась печь? – спросила я, невольно ухмыльнувшись от того, что когда блондиночка приходит навестить своего возлюбленного в отделение, то обязательно приносит собственные кулинарные шедевры. Соглашусь, выпечка у неё отменная, а вот над приготовлением овощей стоило бы поработать: слишком пресные.

– Всё прекрасно, готовит сегодня на ужин кыстыбый, – проговорил Саша и по своей не очень хорошей привычки, обогнав меня, пошёл спиной назад. Как он только не падает? – это блюдо национальной татарской кухни. Можешь зайти попробовать, Маша всегда рада гостям.

– Прости, но воздержусь, лучше повышу уровень холестерина в другой раз, – отмахнулась я, на что Руденко лишь закатил глаза, наверное, уже устав за пять лет совместной работы от постоянных саркастических упрёков.

– Вот ты что за человек, нет в тебе романтики, – вскинул руки Саша, пока за его спиной появилась непривычная для Петербурга в столь ранний час картина: стая гигантских грифонов пролетела по Литейному проспекту. Грифон – это птица, обладающая туловищем и лапами льва, с могущественной орлиной головой, а оперенье, как и глаза, у нее золотистого оттенка. У нас они появились после экспериментов гения алхимии Вильгельма Пеля, который, узнав о существовании другого мира, выпустил оттуда прекрасных зверюшек, чей шум крыльев по сей день мешает спать ночью. Людишкам везёт больше, потому что вы грифонов не видите или же просто не хотите этого. Но всё же я инстинктивно беру Руденко за плечи, не дав парню развернуться к источнику несуществующего для него шума. – Ты чего, Сазонова?

– Знаешь, я просто забыла, что такое настоящие чувства, – сказала первую попавшуюся мысль я, введя Сашу в настоящий ступор. Пролетающие грифоны лишь на мгновение дико закричали над мостом и продолжили свой путь. Вот птеродактили недоделанные, как там господину Пелю не икается. Я тут полной дурой себя выставляю, пока птички его на воле летают. Окинув улетавших грифонов недобрым взглядом, я продолжила говорить: – А вы с Машей такая хорошая пара, любовь искренняя, она редко бывает, не потеряйте её.

– Ладно, – вскинул брови парень, осмотрев меня. – Ты не переработалась часом?

– Капитан Руденко, шевелитесь дальше, я домой до полуночи хочу попасть, – убрала руки с плеч коллеги я, свернув на Литейный мост.

– Сама же тормозишь, – ответил Саша и через пару метров врезался в мою спину. – Я же говорю.

– Кровь, – прошептала я, внимательно посмотрев на железный заборчик, украшенный красными каплями.

В чувствительные эпителии носа попал неприятный запах, сжимающий диафрагму внутри. Резко хватаюсь за локоть Саши, чтобы как-то устоять, закашливаюсь, пытаясь получить хоть немного кислорода. Проходит пара минут, и открывшееся второе дыхание даёт шанс на продолжение жизнедеятельности.

– Даш, всё нормально? – обеспокоенно спрашивает Руденко, смотря на меня своими голубыми глазами.

– Да лучше некуда, – трясу головой я, пытаясь прийти в себя.