Сказка из Ленинградской коммуналки

Вокруг Михайловского замка ходит масса легенд, будоражащих сознание людишек до сих пор. Он строился для великого Павла Первого целых четыре года под его чутким руководством. Забавно, что здание, которое должно было являться самым неприступным в Петербурге, стало местом гибели императора. Пожить он тут толком не успел, как и в принципе отпустить это место. Теперь и ходит здесь по широким коридорам, честной народ пугает иногда. Ночью он, правда, не любит незваных гостей, поэтому, если встретите его в это время суток, скажите: «Спокойно ночи, ваше превосходительство». Пашку сразу в сон потянет, такой он человек.

Обидно лишь то, что художники и историки изображают его слишком худым, изнеможённым, низким, с дурной внешностью. На самом деле сына прекрасного князя Салтыкова можно было нарисовать получше. Екатерина же в отцы ребёнка выбрала именного этого фаворита, согласитесь, дурное императрица не взяла бы. Так что сын внешним видом пошёл явно не в мамочку, как и умом. Солдафон и педант с причудами, который торопился насладиться удовольствиями престола. Хорошо, что к нему отправили Антипа, а то я бы просто не выдержала его прусских замашек, и Павлик умер бы во второй раз более мучительно. Вербин, в свою очередь, как правильный подчинённый, уже шагал по коридору Русского музея, с лёгкостью пройдя блокпост полиции, за счёт своей незримости для людишек.

В Михайловском замке было как никогда пусто, гробовая тишина давила со всех сторон, и лишь стук кроссовок Антипа об пол придавал красок пространству. Из всех картинных рамок были вырезаны произведения искусства, на витринах отсутствовал алмазный фонд – музей потерпел неоценимый ущерб. Хранительницы великого искусства – экскурсоводы – хватались за сердца, проклиная варваров окаянных. Не удивлюсь, если бабусек насильно отвезли куда-нибудь приходить в себя, иначе парочка мельтешила бы здесь до сих пор.

– Это какой-то абсурд, Антипий, – появился из неоткуда Павел первый, изрядно напугав Вербина. – Я был здесь, потом там, сейчас меня нет!

– Так, стойте, по порядку можно, – замахал руками чертильник, пытаясь уловить здравый смысл в словах мужчины, к тому же сказанных на дурной немецкий манер.

– Обратитесь правильно, сударь, иначе будете наказаны по строгим правилам, – выпрямил спину император, пытаясь внушить напускную уверенность.

– Помилуйте, ваше великое и милостивое превосходительство, Павел Первый, Император и Самодержец Всероссийский, – натянуто произнёс русоволосый, но, увидев взгляд Пашеньки, вздохнул. – Московский, Киевский, Владимирский, Новгородский, Царь Казанский, Царь Астраханский, Царь Сибирский и прочее-прочее.

– Мог бы и дальше проговорить, холоп, – презрительно отозвался император и будто бы по сигналу изменился в лице, вспомнив былую панику. – Вы понимаете меня, он пришел, щёлкнул, всё куда-то полетело, пролетело и за ним вниз.

– А кто пришёл, вы его знаете? – заинтересовался Антипка и даже снял очки, озарив собеседника ярко-красными глазами.

– Да я его видел, – кивнул призрак и почесал затылок. – Он был весь в красном, такие седые волосы в разные стороны и постоянно высунутый язык.

– Эйнштейн, что ли? – ухмыльнулся Вербин и получил от Павла краткий утвердительный ответ. – Серьёзно? Бред.

– Точно-точно, был Эйнштейн. Он меня будто бы приковал, я ничего не смог сделать, – начал оправдываться император, то и дело поправляя свой накрахмаленный воротник. – Он просил вам передать, как я мог забыть.

– Мне? Вы ничё не попутали? – поморщил нос Антипка, пока Павел лишь махнул рукой и начал наворачивать круги по залу.

– Куда же я её положил, – произнёс мужчина, заглядывая за все рамки от картин. – Вот она!

Император не успел протянуть золотистую бумажку, как громко крикнул и упал на колени.

– Эй, что с вами? – всполошился Антипка, пытаясь придержать призрака, но тот растворился на мелкие частички буквально в воздухе. Призраки не являются настоящими людьми, не могут умереть, заболеть или почувствовать физическую боль. Они лишь пустышки, которые почему-то ещё могут быть эмоциональными. Это не вечная жизнь, а лишь кара. Души, у которых здесь есть незаконченные дела, отправляют в наш мир. Призрак живёт здесь, пока не сделает то, что предрешено ему судьбой. Как только призрак совершает предназначенный ему поступок – его забирают обратно.

Ушёл и Павел Первый, оставив за собой лишь записку, и то не его. Она толку особого не принесла: информационной нагрузки имела меньше, чем песни современных исполнителей. Бумага была абсолютно пустой. Вербин лишь устало вскинул голову вверх, проклиная всю систему за быстроту обработки деяний душ. Вот хорошо работают они, а достанется Антипке. Как он Яге эту записку объяснит? О чудо, Вербина услышали, и на листке начали проявляться алые буквы: «Достали вы уже».

Многозначительное предложение появилось на пару мгновений и исчезло, как хорошее настроение в дождливом Питере. Но тут же появилась новая надпись:

«Мир желает быть обманутым, пусть же он будет обманут».

Антип лишь устало вздохнул и, смяв клочок бумаги, положил его в карман. Таким посылом его явно не удивить: о всякой мистической фигне, происходящей в Северной столице, он наслышан.

Девушка-фотограф, которая вчера «пострадала» на Литейном, явно была не на столько готова к таким переменам. Прекрасное создание сейчас мучается в психиатрическом отделении, где бедняжка всех боится. Да, инфраструктура этой больницы и её внешний вид вызовут апатию даже у здорового человека: стены неприятного зелёного оттенка, вечный запах спирта, мигающие на потолке лампы и пара санитаров, увозящих тело под белой простынёй.

– Валерия, добрый день, – несколько резко произношу я, проходя внутрь одноместной палаты.

– Кто вы? – испуганно сказала кудряшка и зарылась в одеяло как можно глубже.

– Я вчера была с вами на мосту – майор Сазонова, – представилась я и, придвинув стул к кровати девушки, присела рядом с ней. – Мне нужно с вами поговорить.

– Да-да, я понимаю, – сбивчиво ответила Валерия, шмыгнув носом.

– Что произошло вчера, вы кого-то видели? – спросила я, поправив медицинский халат, спадающий с плеч.

– Я шла по мосту и увидела красивый вид. Сфотографировала, а там, – Лера закрыла лицо руками, пытаясь спрятаться ото всех. Она слабая, ей страшно, весь хрупкий мир внутри у неё сломался, и девочка никогда не будет прежней.

– Ну что вы, сейчас всё хорошо! Попытайтесь вспомнить, может быть, рядом кто-то был? – продолжила допрос я, положив руку на плечо девушки. Она слегка дёрнула головой, и её каштановые локоны легонько коснулись моих пальцев.

– Был, точно, – взялась за мою ладонь Лера, будто бы я представляла спасательный круг для её потерянных глаз. – Он шёл впереди меня, кажется, с синим ирокезом на голове, в короткой куртке. Он, знаете, всё время что-то бормотал.

– Что именно, не помните, Валерия, это очень важно, – крепче сжала руку девушки я, поддерживая запутанное сознание глупышки хоть как-то.

– Вспомнила, он говорил: «Я скоро найду тебя, Юлиана», – воодушевлённо сказала Лера, раскрыв мне великую тайну. – Может, он хочет и её убить?

– Не удивлюсь, – вздохнула я и устало потёрла глаза. – Больше ничего? Лицо вы не увидели?

– Нет, даже не посмотрела, и так страшно ночью по городу ходить, – даже улыбнулась мне кудряшка. Ей стало проще, думаю, она сможет позже рассказать эту историю другим с меньшей болью в груди.

– Я вас поняла. Валерия, только прошу, об этом больше никому. Распространение информации нежелательно, – сказала я и, не отпуская руки девушки, встала со стула. – Самое главное – поправляйтесь.

– Конечно, – улыбнулась Валерия и закивала головой. Слишком добрая и доверчивая, ей бы жить да жить, но увидевший настоящее зло однажды автоматически счастливого будущего лишён. Она будет видеть ужасы за каждым поворотом, а страх найдёт её на первом же перекрёстке.

– Забудь пришедшее в ночи, как страшный сон, – улыбаюсь, слова заклинания слетают с моих уст, и покалывающий импульс проходит до кончиков пальцев, резко передаваясь в чужое тело. В глазах Валерии застыло спокойствие с искренностью. Тело девушки лишь несколько раз содрогнулось и упало в привычное положение. Она проснётся через сутки, быть может двое, и забудет об этом дне, будто бы произошедшее было лишь кошмаром. Проклятие уже не снять, жить ей спокойно осталось недолго, но эти пустые дни или годы она проведёт хотя бы без мучений, шагающих по пятам.

* * *

А вы пельмени любите? Скажу честно, в СССР они были куда сытнее и полезней. На полках современных магазинов таких уже не встретишь, в то время их готовили с душой, собираясь дома всей семьёй. Приготовление тех же печений-орешек или квашение капусты объединяло на кухне таких близких, но временами чужих друг другу людей. Я однажды попала в такую семейную ситуацию.

В те годы я делала себе кудри с начёсом, любила слушать Цоя, а потом с одним из его подражателей лететь на мотоцикле по ночному городу. Тогда был культ музыкантов, и явно мальчики, стремящиеся к получению какого-никакого образования, не ценились, но общаться с ними приходилось. Одним из таких был мой однокурсник Гена Смирнов. Ростом парень не выделялся, обеспеченностью тоже, не курил, на гитаре не играл – ничего интересного. Я попросила его как-то раз помочь мне с конспектами по научному коммунизму, к слову, это была скучнейшая дисциплина. Смирнов пригласил меня к себе в гости, трясся он, конечно, как Каштанка. Зашли мы в его квартиру, я уже предвещала часа два лекций о формах и методах коммунистического преобразования общества, как на кухню меня позвали его родители. Не помню их имён, но никогда не забуду, как мне вручили скалку в руки и дали заниматься с мягким тестом. Здесь не было разговоров о дефиците на продуктовых полках и главных решений на съезде КПСС. Я как будто оказалась дома, где меня давно ждут и с теплотой примут в любой момент. Мне так и не удалось попробовать эти пельмени, с семьёй Смирнова я больше не виделась, а на зачёте я списала. Ощущение, что там было хорошо и будто бы тесто с мясом, вероятно, обладало настоящим домашним вкусом, преследует меня по сей день. Особенно, когда Водяной отваривает свои полуфабрикаты, создавая ими запах на всю и без того маленькую кухню.

– То есть у тебя тоже ничего? – постучала чайной ложкой о стол я, пытаясь увидеть в глазах Антипки истину.

– У меня Эйнштейн, как видишь, – пробормотал Вербин, прожевав половину слов вместе с зелёным яблоком.

– Вы просто не так действуете, – замотал головой Водяной, помешивая свой ужин в кастрюле.

– Куда уж нам до вас, великих! – усмехнулась я и пригубила горячего барбарисового чая.

– Я могу вам и мастер-класс провести, съездить к свидетелям вашим, – самодовольно произнёс водный царь, пока сидящая напротив меня Пиковая Дама с недоверием посмотрела на мужчину.

– Нет! – практически одновременно крикнули мы с Антипкой и встретились удивлёнными взглядами.

– Вот именно, ты всё попортишь, водный пень, – проворчала Пиковая Дама, умело перемешивая карты.

– Да ну тебя, карга старая! – отмахнулся от женщины Водяной и достал с верхней полки тарелку. Пиковая Дама, взмахнув указательным пальцем, подняла в воздух одну из своих карт и запустила в голову Водяного. – Больно вообще-то!

– Меньше трепаться будешь зато, – усмехнулась Дама и лёгким движением руки приманила карту обратно в колоду. – Иди сюда, моя хорошая, неприятно тебе было, наверное, прикасаться к этому чудищу? Ну, прости меня.

– К картам отношение лучше, чем ко мне. Как с ней жить? – спросил у меня с Антипкой Водяной, на что мы лишь пожали плечами. – Ребятки вы мои жемчужные, она – самый настоящий изверг.

– Изверги вы все, изверги, – послышался голос Колобка, который тут же показался в дверном проёме и предстал нам в ошеломительном виде: на носу у него была прикреплена деревянная прищепка.