Чаги

– Ты чудовищно неполиткорректна!

– Ничего подобного! – воскликнула Маша, слегка задетая его замечанием. – Я тоже кое-что знаю. Я прочла роман… ну хорошо, половину романа «Сёгун» и люблю фильмы Вонг Карвая. И еще, между прочим, «Записки у изголовья» Сэй-Сёнагон – одна из лучших книг, которые я читала!

– Молодец! Вонг Карвай – признанный классик мирового кинематографа, «Сёгун» написан американским автором лет пятьдесят назад, а «Записки у изголовья» – безымянной японкой в Средние века.

– Что ты хочешь этим сказать?

– Что ты ничего не знаешь о современной Азии.

– Это потому что я не знаю, кто такой Ди Ди?

Илюша продолжал смеяться, но Маша вдруг заметила в нем неожиданную перемену. Он казался взволнованным, шутил и жестикулировал, как человек, находящийся в сильном возбуждении.

– Прошу, не дуйся! Не хочу уходить, когда ты рассержена.

– Уходить? – удивилась Маша.

– Да, – он кивнул на телефон, который все еще держал в руках, и виновато улыбнулся. – Как я и думал – неотложные дела.

– Это из-за звонка? Что-то случилось?

– Возможно, мне предложат новую работу. Не знаю, стоит ли этому радоваться… – Он неожиданно успокоился, засунул руки глубоко в карманы и простоял в раздумье секунду-две. – Признайся, это ты принесла мне удачу?

Маша в растерянности смотрела на него, не до конца осознавая, что он сейчас уйдет, и совсем не понимая, о чем он говорит.

– Извини, я обещал тебе весь день, но должен уехать.

– Когда?

– Прямо сейчас.

– А-а, да, конечно… – пробормотала она, – так неожиданно.

– Прости.

Маша в замешательстве не знала, что еще сказать.

– Это было лучшее свидание в моей жизни.

– Свидание?

Он наклонился, поцеловал ее в щеку, произнес: «Увидимся!» и торопливо зашагал к выходу из парка.

***

Остаток дня Маша провела в полном душевном раздрае: ее накрывало то безудержное веселье, то непонятная нервозность, то страстное нетерпение. Дома она расцеловала Локи и побежала с ним гулять. Шагая по парку, она искренне удивлялась, как не замечала раньше, насколько яркими красками раскрашен мир. Желтая листва, подобно золоту, горела на солнце, небо поражало бездонной глубиной, даже сам воздух – хрустальный, морозный и сладкий, – имел вкус осенних яблок. Вернувшись с прогулки, Маша, не раздеваясь, упала на кровать и долго лежала так, перебирая в памяти события сегодняшнего дня, улыбаясь, хихикая, что-то бессвязно и радостно восклицая.

Заснуть она не смогла. Длинная осенняя ночь пролетела как один миг. На следующий день, в воскресенье, Маша не расставалась с телефоном, и именно в тот день он трезвонил непрестанно: звонил Денис, который не мог найти Настю, звонила Настина тетка, у которой та забыла телефон, наконец, позвонила Настя с веселым рассказом о том, как Денис за нее волнуется, и предложила прогуляться. Потом позвонила коллега с просьбой прикрыть завтрашний отгул. Был звонок и от Вадима, но Маша не стала отвечать и в раздражении отклонила вызов.

К вечеру, уставшая и огорченная, она незаметно уснула и проснулась на следующее утро чуть свет с больной головой. Ни уксус, втираемый в виски, ни кофе, ни таблетки – ничего не помогало. В голове пульсировала тупая боль, не позволяя ни о чем думать. Промучившись пол утра, Маша заставила себя выйти на улицу с Локи, и ей стало немного легче. День выдался пасмурный, влажный. Вчерашние яркие краски поблекли – багрово-желтая листва казалась теперь буро-коричневой, с примесью ржавчины. Пожухлая трава на рыхлой земле напоминала лишайные пятна, а почти оголенные кусты сливались в одну серую массу, щетинясь на ветру черными узловатыми ветками.

День на работе прошел, как в тумане. Телефон молчал – черный безжизненный кусок пластмассы притягивал взгляд, но на этот раз не зазвонил ни разу. Вечером, добравшись до кровати, Маша зарылась под одеяло и закрыла глаза. Теперь, когда головная боль начала отступать, на смену ей пришли душевные муки. До позднего вечера девушка прождала звонка, но Илюша так и не позвонил. За эти проведенные в подавленном состоянии часы, она поняла, что нет на свете ничего хуже ожидания. Это самая мучительная пытка. Ждать, глядя на часы, на темнеющее окно, на безмолвный телефон. Блуждать взглядом по четырем стенам, ходить из угла в угол, пытаясь заглушить внутреннюю опустошенность звуками из телевизора.

В первом часу ночи, совершенно измученная, она, наконец, легла спать, но никак не могла уснуть – ворочалась, вздыхала, прокручивая в голове бессвязные мысли, а в груди что-то горело и дрожало, как дрожит и резонирует струна, тронутая движением пальцев. Ей стало нечем дышать. Маша села на постели, сделала несколько глубоких судорожных вздохов и начала плакать, потому что вдруг осознала природу своего состояния. Это открытие ошеломило ее. Несколько минут она сидела парализованная, оглушенная, напуганная. Потом, как сомнамбула, встала с кровати и поплелась в ванную, умыть пылающее лицо. И не узнала себя в зеркале. Оттуда на нее смотрело какое-то незнакомое создание с безумным взглядом и бледными губами. Маша невольно дотронулась до своих губ, вспомнив другое прикосновение, и ее начала бить крупная нервная дрожь. В бессильной попытке унять ее, девушка обхватила плечи руками и присела на корточки. «Так поражает молния, так поражает финский нож… – всплыли в ее памяти строки, – так убийца выскакивает из-под земли… Боже мой, боже, что это? Зачем это? Что со мной?» Грудь, в которой еще недавно все билось и трепетало, теперь словно придавили каменной плитой. Не зная, как справиться с этой непомерной тяжестью, с этим пугающим безвоздушным пространством, Маша снова начала плакать от горькой и безутешной жалости к себе.

Следующий день был в точности похож на предыдущий, за тем лишь исключением, что начальник принял следы переживаний на бледном Машином лице за признак тяжкой осенней простуды и отпустил девушку домой. Выйдя из редакции, Маша с облегчением вздохнула – суета, звонки, торопливые разговоры, – все это ее утомленная тяжелая голова была не в силах вынести. Однако, очутившись дома, Маша поняла, что одиночество в пустой квартире угнетает куда больше. В растерянности, не зная, чем себя занять, она взялась было за книжку, уже долгое время лежавшую недочитанной, но поняла, что смысл написанного упорно от нее ускользает. Несколько раз она возвращалась к одному и тому же предложению, пока не призналась себе, что мысли и чувства ее заняты совсем другим. Маша подходила к окну, наблюдая, как быстро угасает пасмурный осенний день. Подходила к шкафу и, открыв дверцы, смотрела на полки и вешалки, вяло размышляя, что сейчас как раз есть время разобрать летний гардероб и достать с антресолей одежду потеплее, но со вздохом отходила, так и не взявшись за дело.

Спустя несколько часов она лежала на диване и смотрела в потолок. Рядом кружил Локи, призывно поглядывал на нее, укладывал свою страдальческую мордаху на подлокотник, но Маша не могла заставить себя подняться и выйти с ним на улицу.

Позвонила Настя и, услышав апатичный голос подруги, решила немедленно приехать.

– Не хочу, – ответила Маша, – не хочу ни о чем говорить. Я сейчас лягу спать.

– Почему ты сама ему не позвонишь? – с досадой воскликнула Настя. – Сколько можно?

– Как ты себе это представляешь? Что я ему скажу? Буду задавать идиотские вопросы? «Когда ты приедешь? Ты думал об мне? Ты скучал?»… Да меня тошнит от одной мысли об этом. Что сказать?.. Как?.. Я не могу. Может быть, он уже уехал.

– Да что же ты за дура такая! Разве приличные мужики на дороге валяются? Выпала тебе удача – иностранец, не урод, не извращенец, еще и при деньгах, похоже. Что ты сидишь, сопли на кулак наматываешь? Если он тебе нужен, прояви инициативу, пошевелись хоть раз в жизни!

– Вот поэтому и не надо тебе сейчас приезжать, – улыбнулась Маша. – Ты мне весь мозг вынесешь. Давай завтра. Я сейчас с Локи погуляю и спать лягу. День дурацкий, холодно… ничего не хочу.

– Ну ладно, – согласилась Настя. – На работу завтра пойдешь?

– Пойду, что мне дома-то делать? От стены к стене слоняться? Скажу, что уже выздоровела.

– Ну, как знаешь. Завтра точно приеду.

Несколько минут Маша полежала в тишине с закрытыми глазами, потом все-таки встала, натянула куртку, резиновые сапоги и вышла с Локи под дождь. Прогулка не затянулась. Уже через пятнадцать минут промокшие насквозь они вернулись домой. Чтобы как-то отогреться Маша залезла под горячий душ, потом надела теплую байковую пижаму и приготовила большую чашку какао. Когда зазвонил телефон, она грела ладони о чашку и смотрела в темное окно, по которому с глухим стуком барабанил дождь. На звонок Маша ответила не сразу. Сначала выпустила чашку из дрожащих рук.

– Я стою у твоего дома. Можно подняться?

– Подняться? Где ты?

– У твоего дома.

– Моего дома… а-а, да, сейчас. – Она назвала код домофона, этаж и медленно двинулась к входной двери.

Открывая ее непослушными пальцами, она услышала шум лифта, вышла за порог и через несколько минут увидела Илюшу. С его волос и одежды ручейками стекала вода.

– Что случилось? Ты насквозь промок!

– На улице сильный дождь.

– И замерз! Заходи, я сейчас сварю кофе.

Он вошел. Маша помогла ему снять мокрую отяжелевшую куртку, принесла из ванной сухое полотенце и долго суетилась в поисках подходящих тапок. Когда тапки были найдены, она с восклицанием «Горячий кофе!» устремилась на кухню, велев Илюше идти в комнату. Через пару минут Маша вспомнила о разбросанных повсюду вещах и «забытых» на столах и подоконниках пустых чайных чашках и тоже пошла в комнату. Илюша стоял посередине и с интересом осматривался.

– Извини, я никого не ждала, – пробормотала Маша, стараясь быстро и незаметно навести порядок. Из кухни послышалось шипение, и когда она вернулась туда, кофе уже выплеснулся из турки, погасил огонь и залил половину плиты.