Заметив, как девушка пошла прочь и её не преследовали, он снова попятился, но стриженные не отставали, по-прежнему не произнося ни слова, с каждой секундой, казалось увеличиваясь в размерах. Короткий шорох и пятка упёрлась во что-то мягкое. Вспышка, и в памяти возникло бледное тело Тленца, брошенное посреди дороги, словно прохудившаяся покрышка. Разумом он понимал, что тело далеко позади, не меньше чем в трёх сотнях метров, но от того не легче. Страх закипал, быстро приближаясь к краю чаши. Ноги и пояс напряглись, будто позади начиналась пропасть. Рука приготовилась бить. Увидев блеск в глазах загнанной крысы, молчуны разошлись в стороны. Появившись из-за их спин, бритоголовый встал между.
Легко и добродушно улыбнувшись, он протянул открытую руку. Не предложение рукопожатия, не какая-то угроза, но нечто среднее, между одобрения, и позволением от монаршей особы. На бледном указательном пальце, выделялось сдвоенное медное кольцо. Части, соединялись блестящими скобами. Одновременно, двое других подняли левые руки, и продемонстрировали такие же кольца. Медленно, бритоголовый достал из кармана небольшой свёрток с ломтём хлеба, показал его с разных сторон, отщипнул и съел кусочек, затем предложил Хангу и получив отрицательный ответ, положил на землю. Тонкая улыбка и рука снова опустилась в карман достал два коробка. В обоих были мелкие, белые гранулы. На правом, написано NaCl, на левом соль талия. Пасом свободной руки, он предложил выбрать и подняв хлеб, показал будто обмакивает его. В качестве средства убеждения, двоя стоящих по сторонам, не глядя на процесс, отведя руки за спину, обнажили грозного вида оружие. Под требовательным надзором, вынужденный сделать выбор, ориентируясь на знакомое слово, Ханг взял хлеб и, макнув в соль талия, откусил кусочек. Обычный, не особо вкусный хлеб с солью. Снова улыбка от бритого, и развернувшись, все трое, отступив на два шага, собравшись вместе, и пошли туда же, куда и грабительница.
Оранжево-жёлтые фасады верхних этажей, тёмные улицы, неразборчивые голоса за запертыми дверьми, движение тёмных фигур в подворотнях. То сжимая, то перебирая в пальцах, рука беспрерывно ощупывала подобранный кусок наискось срезанной арматуры. Знакомый переулок, тёмный проём, где подобрал свою обувь, параллельная улица, на которой нечего не напоминало об утреннем страхе, знакомые остовы машин, вращающаяся дверь дома в котором появился, а за ней Муса. Расположившись у колонны, там куда падал последний солнечный луч, он неспешно чистил медный плафон. Нажав кнопку вызова лифта, Пятый заметил такой же плафон на ближайшей стене, и обнаружил его блестящим, будто новый, как и остальные в ряду. Недоумение быстро сменилось гневом. Ноготь указательного пальцы, пробежал по срезу арматуры. Нахмурившийся лоб, потревожил рану, став тем толчком, что спровоцировал обернуться. Не замечая решительного взгляда, охранник занимался своим делом. Тихий, размеренный шелест ткани по металлу. Тусклы блеск очищенных мест. Пластырь на саднённых пальцах, зеленоватая пыль на руках. Гулко тряхнув механизмами, лифт остановился на этаже. Замерев на языке, грубый вопрос развалился, раскритикованный создателем.
“А что он может мне ответить? Нет, не так. Какой ответ меня устроит? Какой бы ни была причина, меня это не касается. Но, тогда…”
– Красиво. – не громко.
Сам же, чувствуя чужеродность яркой новизны, соседствующей со старым интерьером. Будто полированные пуговицы на рваном пальто, или миловидная девушка в ярком платье на улицах увядшего города.
Подняв голову от работы, охранник обернулся, оглядел, задержав взгляд на разбитом лице, а затем кивнув, вернулся к работе, слегка улыбнувшись. Шелест разболтанных роликом по металлическим полозьям, щелчок скрытого под панелью реле и слегка просев, кабина начала подъём.
– С возвращением! Долго вы сегодня. – радостно воскликнул Артур, перегибаясь через спинку стула, чтобы взглянуть на вошедших.
– Не обольщайся. Он ждал только того, кто исправит за ним ужин. – Готфрид, с облегчением отбросив тарелку с чем-то мало съедобным.
Обернувшись на голоса, Катя нахмурилась, разгоняя сигаретный дым, всматриваясь в лицо вошедшего. Также обратив внимание на кровь, блондин тут же стёр улыбку, и лишь домохозяин, не поняв, продолжил тараторить.
– Ну как тебе его работёнка? Та ещё мука, верно! Грязные железки, старый хрыч, стрёмный квартал… И откуда такой огромный рюкзак?
Закрыв дверь, Ханг сбросил ношу и, повесив верхнюю одежду, пошёл в сторону кухни.
– Обменял по дороге. Всю зарплату спустил. Не знаю, жалеть или радоваться.
– Давай поглядим. – заинтересованно направившись к покупке.
Обеспокоенно взглянув на закрытую дверь, Готфрид поднял, и встретившись взглядом с девушкой, указал на кухню. Кивнув, она чуть скривилась, быстрым шагом последовав за новичком.
– Что за фигня? – удивлённо, возмущённый неоправданными ожиданиями, с брезгливой полуулыбкой достав топор и плёночный фартук. – На кой ляд тебе это сдалось? – но заметив кровь, тут же сменил улыбку оскалом, мгновенно поняв предназначение инструмента.
Верхний свет не зажёгся и, включив подсветку рабочей зоны, она подошла к Хангу. Подставив руки под струю тёплой воды, он самозабвенно наблюдал за её движением. С подбородка капала вода. Размоченная корка на брови снова начала кровоточить.
– Ты в порядке?
– Сойдёт.
– Где Женя?
– Где-то. Я отпустил его выпить с друзьями.
– Отпустил? Или он сам ушёл?
– Но проводил меня. А затем, я пошёл погулять.
– Покажи. – подступая.
Дёрнувшись, закрываясь, отстраняя её руку, он замер, сощурившись, но затем позволил. В общую комнату, Ханг вышел уже с обработанными ранами. К тому моменту частично разобрав рюкзак, мужчины встретили его хмурыми взглядами, требующими объяснений. Их не последовало. Молча сев на место Готфрида, Пятый взялся за ложку и принялся уминать подгорелые, наполовину не готовые овощи.
– Ты понимаешь, что мы должны на это как-то ответить?
– Или пострадает наша репутация.
– А какая у вас… У нас, репутация? – стараясь чтобы это не звучало как издёвка.
– Тех, кто за глаз, берёт сразу дав. – надвинулся блондин. – Говори. – невольно проецируя свою злость на пострадавшего.
– Девушка. Моего возраста. Мелкая. В паре кварталов от сюда, в сторону работы.
– И что с ней?
– Я её ограбил. Думал принесу в дом кучу добра. Вот и принёс. – кисло ухмыльнувшись.
– У неё были нашивки, или татуировки?
– Может платок или пояс? – Катя.
– Был пояс. С оленями.
– Это тебе не шутки. – грозно. – Тут куда не плюнь, банды. Зацепишь одних, притянется сразу пол района.
– А я не шучу. Пояс с рюшачками и оленем. Чья это метка?
– Вольные бродяги, с окраин. – отобрав тарелку, Артур принялся собирать в кучу то, что осталось. – За своих не впрягаются, район не держат. Охотятся, где попало. В основном на новичков и одиночек. – успокоившись. – Таких как ты.
Две полки холодильника занимали свежие овощи, ящик за плитой полнился картофелем и репой, у стены согнулся небольшой мешок риса. Размеренные движения ножа, тихий шум горящего газа, капель с помытой посуды, шипение масла. За готовкой прошёл оставшейся вечер. Все поочерёдно заходили, проверяя всё ли в порядке, и каждый против воли был озадачен какой-нибудь кухонной рутиной. Немного наваристого супа, банка бульона, запечённые корнеплоды под сливочным соусом, драники и фаршированные перцы.
– Завтра, поможешь мне. – Катя. – Займёмся тем, что так долго откладывала. – вилкой указав на рюкзак.
Через час, все разошлись, и лишь Готфрид, закинув босые ноги на второй стул, остался штопать разгрузочный жилет, перенося кармашки на новое место.
– Подскажи. Точно ли нельзя вспомнить прошлое? – думая, что говорит глупость, попытался оправдаться. – Сегодня, я дважды говорил о том, чего никак не мог знать. Слова сами вставали на места, будто проходили проторёнными тропами. – вспомнив как уверенно говорил о деревянной рыбе.
– Вспомнить, нельзя. Но. Можно почувствовать. – отнесись с полной серьёзностью. – Словно встать в колею и отпустить руль. По глубине калии можно понять вес, размер колёс, то, как быстро они крутились, но нельзя увидеть машину, или то, что она везла. Главное помнить. В прошлый раз, твоё путь привёл тебя сюда.
– Ты находил свою калию?
– Да. Много раз. Я и сейчас на ней.
– И какая она?
– О. Она глубокая. В ней тепло и спокойно, но иногда она ныряет в холодную воду, заставляя крепиться. Мне это нравиться. Да. – кивнув собственным мыслям. – Мне нравиться, как всё идёт. Моя работа. Эта спокойная гавань. Смотреть за тем, что твориться на улицах.
– Разве там есть что-то интересное. – с неприязнью, переведя взгляд на окно. – Сплошная серость и безразличие.
– Не скажи. Каждый день всё движется, всё меняется. Сегодня улица принадлежит одним, завтра другим. Сейчас соседи друзья, а теперь враги, а через неделю обоих захватили. Новые банды собираются вокруг лидеров новичков. Распадаются кровные союзы. Те, кто ещё вчера держал всех у ногтя, сегодня терпят поражения за поражением.
– Хм. – безразлично, опустив взгляд на стол, на принесённую кем-то фигурку кита, которой прикрыли смазанный узор.