Прелюдия к Основанию [Прелюдия к Академии]

– История математики полна простых вопросов, ответы на которые оказывались либо весьма сложными – либо несуществующими вовсе…

– Но неужели ничего нельзя изменить? Почему? Почему мне дано видеть, чувствовать упадок, но я не могу никого убедить в том, что не ошибаюсь. И все потому, что кого-то это не устраивает. Люди вообще предпочитают не верить моему субъективному мнению и ничего, ничего не предпринимается для предотвращения конца, или, хотя бы, отсрочки. Ведь именно ты можешь доказать неизбежность падения или, напротив, опровергнуть это заключение!

– Да ведь это как раз то – чего я и не могу доказать! Я не могу найти доказательств, которых не существует. Я не могу превратить математическую концепцию в практическое воплощение, когда она не является таковой. Я не могу отыскать два равных целых числа, которые в сумме составили бы нечетное число, даже если это жизненно необходимо для тебя или всей Галактики!

Хьюммен горько подытожил:

– Ну, что же! Тогда ты – всего лишь часть разлагающейся системы. Ты уже готов к параличу! Ты можешь хотя бы попытаться? Каким бы безнадежным тебе это ни казалось сейчас, можешь ли ты определить лучшее применение своим силам в жизни? Существует ли более важная цель? Неужели ты сам не мечтаешь о более великом предназначении?

Селдон задумчиво сощурил глаза.

– Миллионы Миров. Биллионы цивилизаций. Квадриллионы людей. Миллиарды взаимодействий… И ты хочешь, чтобы я упорядочил все это?!

– Да, нет же – нет! Я хочу, чтобы ты попытался. На благо этих миллионов Миров и биллионов цивилизаций. Не для Императора или Демерзеля. Для всего человечества!

– Меня ждет провал… – сказал Селдон.

– Хуже-то ведь все равно не будет. Ты попытаешься?

И, не отдавая себе отчет в том, почему он это говорит, совершенно против воли, Селдон услышал собственный голос:

– Я попытаюсь!

Отныне его дальнейшая судьба была определена.

Глава 14

Путешествие подходило к концу, и воздушное такси выехало на гораздо более обширную стоянку (Селдон все еще помнил привкус сэндвича и слегка покривился). Хьюммен вернул такси и, запихивая кредитные карточки в нагрудный карман, сказал:

– Здесь – ты в полной безопасности. Это Стрилинговский сектор!

– Стрилинговский?

– Он назван так в честь кого-то, кто открыл это место для поселения, если я не ошибаюсь. Большинству секторов присваивались имена тех или других людей, зачастую эти названия труднопроизносимые. Однако, пытаться убедить местных жителей принять новое название, вроде «Благоухающий» и тому подобное – означает играть с огнем.

– Конечно, – неодобрительно потягивая носом, согласился Селдон, – благоуханием здесь не пахнет.

– Это относится ко всему Трантору, ты скоро привыкнешь.

– Очень рад, что мы прибыли, – сказал Селдон, – и не потому, что мне здесь очень нравится. Просто я устал сидеть в машине. Полагаю, что путешествие вокруг Трантора – было бы просто чудовищным испытанием. У нас на Геликоне подобные расстояния преодолеваются по воздуху за гораздо более короткое время, чем здесь.

– У нас тоже есть воздушные пути сообщения.

– В таком случае, какого чер…

– Я специально выбрал туннель. Наше путешествие было анонимным. В противном случае это не удалось бы. Надеюсь, Демерзель понятия не имеет о твоем местонахождении. Мы еще не совсем у цели. Сейчас предстоит последний переезд на экспрессе.

Селдон догадывался, о чем идет речь.

– Ты имеешь в виду открытую монорельсовую линию в электромагнитном поле, правильно?

– Точно!

– У нас на Геликоне нет таких трасс – нет необходимости в них. В первый свой день на Транторе я ездил на экспрессе от космопорта к гостинице. Довольно необычное ощущение, однако, если пользоваться этим транспортом все время, то шум и скрежет станет непереносимым!

Хьюммен развеселился:

– Ты не растерялся?

– Нет, там везде полезные надписи. Сложно было с входом и выходом, но мне помогли. Теперь я понимаю, что из-за моей одежды все догадывались, что я из Внешнего Мира. Мне охотно помогали. Наверное, моя нерешительность и неумение забавляли всех.

– Уж теперь-то ты ас в путешествиях на экспрессе, и не будешь сомневаться, – совершенно серьезным тоном предположил Хьюммен и лишь в уголках его губ затаилась лукавая насмешка. – Вперед!

Они, не спеша, шли по дороге. Создавалось впечатление, что близится конец дня, освещение вокруг напоминало предвечерние сумерки. Вдруг заиграли яркие блики, словно ненадолго сквозь тучи проглянуло вечернее солнце. Непроизвольно Селдон вскинул голову, чтобы убедиться в этом, но «небо» было ровно освещено и безучастно.

Заметив движение Селдона, Хьюммен пояснил:

– Считается, что такие перемены освещения благотворно влияют на психику человека. Бывают дни, когда улицы залиты солнечным светом, а иногда бывают серые, пасмурные дни, как сегодня.

– И никогда ни дождя, ни снега?

– Ни града, ни ветров. Нет. Ни чрезмерной жары, ни пронизывающего холода. У Трантора свои грани, Селдон!

Среди встречных прохожих было много молодежи и детей, сопровождаемых взрослыми, несмотря на замечание Хьюммена о снижении рождаемости. Все люди выглядели спокойными и преуспевающими. Оба пола представлены в равных количествах. Одежда, которую здесь носили, была куда менее экстравагантна и нелепа, чем в Императорском секторе. Костюм, который подобрал для него Хьюммен, очень хорошо подходил к внешней обстановке. Редко на ком Селдон заметил головные уборы, и, с большим облегчением сняв свою шляпу, свободно помахивал ею.

Здесь не было глубоких рвов, разделяющих пешеходные дорожки – похоже, они находились на нижнем уровне. Не заметил Селдон и машин или кораблей, и поделился этим наблюдением с Хьюмменом. На что тот ответил, что в Императорском секторе транспортом пользуются официальные лица. Во всех других уголках Трантора, частные средства передвижения довольно редки и для них существуют отдельные туннели. А поскольку существует экспресс-линия, необходимость в других видах транспорта в значительной мере отпадает. Для преодоления расстояний средней удаленности – используются движущиеся коридоры. Более короткие маршруты мы преодолеваем пешком.

Неожиданно до Селдона донесся резкий грохот и шум, и он увидел на некотором расстоянии бесконечно тянущуюся череду вагонов монорельсовой дороги.

– Дорога! – показал он Хьюммену.

– Я знаю, но лучше дойти до станции. Там и вагонов больше и легче с посадкой.

После того, как они благополучно сели, Селдон повернулся к Хьюммену и поделился:

– Что меня удивляет, так это насколько здесь свободно и спокойно сейчас. Я представлял себе, что дорога всегда забита пассажирами. Кроме того, здесь сравнительно тихо, – он прислушался к низкому металлическому гулу, когда мимо них проследовала встречная машина.

– Да! Это превосходная линия! – согласился Хьюммен. – Но ты не видел ее в часы пик. Когда я был моложе, здесь было еще спокойнее и тише. Многие утверждают, что пятьдесят лет назад здесь можно было расслышать шепот соседа. Думаю, что это преувеличение или идеализация прошлого, или ностальгия.

– Отчего же сейчас по-другому?

– Потому что содержится все уже не так, как раньше. Я же говорил тебе – все приходит в упадок.

Селдон помрачнел.

– Наверное, люди не сидят вокруг и не причитают: «Мы в полном упадке. Пусть монорельсовая дорога разваливается».

– Разумеется – нет! Все это происходит непреднамеренно. Испорченные узлы – чинятся, ветхие вагоны – ремонтируются, магниты – заменяются. Однако, все это делается гораздо реже, чем требуется, и с меньшей добросовестностью. Не хватает средств.