Тамерлан. Война 08.08.08

– Что сколько?

– Сколько просишь за свою пещеру! – Кантемир посмотрел на меня с угрозой. – Ведь ты пришел продать ее, а не со мной чирикать.

Я не сразу ответил.

– Так вы готовы заплатить?

– Называй цену, болтун! – лицо Кантемира приняло людоедское выражение, так что я сразу подрастерял кураж.

– Если вы интересуетесь из любопытства…

– Говори! У меня терпения мало.

Я перевел дух.

– Пятьдесят миллионов.

– Что?!

– Рублей, – поспешил я внести ясность. – Не долларов, не евро…

– Ты кого привела? – Кантемир зло глянул на Васико. – Откуда ты откопала этого чеканутого нохчи?

– Это не так уж много, – попытался я обосновать свои запросы. – Если учесть, что сулит это приобретение вам в будущем, то моя цена – это сущий пустяк. Поймите, когда я пренебрежительно отозвался о славе, то имел в виду только себя. А вы благодаря пещере, если правильно обставить дело, можете стать мировой знаменитостью. По сравнению с фильмом, который вы собираетесь снять, открытие пещеры несоизмеримо резонансней. И экономически пещерный проект предпочтительней киношного. Сами посудите, бюджет картины минимум полмиллиарда, а за пещеру я прошу в десять раз меньше. Подумайте об этом.

Только я договорил, как мне на голову опустился чугунный кулак Кантемира.

Очнулся я в машине, которая ехала в сторону Имеретинской низменности, проезжая Веселое. В низине у моря бесшумно работали бульдозеры, расчищая площадку под строительство олимпийского порта. Я лежал на заднем сиденье, Васико сидела за рулем, Кантемир – в штурманском кресле.

– Очнулся, – сообщил Людоед Васико, увидев, как я приоткрыл глаза. – И вроде бы вменяем.

Он для проверки провел у меня перед лицом ладонью.

– Не тошнит?

Я мотнул головой.

– Догадываешься, куда мы едем? – Кантемир посмотрел на меня с презрением. – Дурак ты, что бабам доверяешь. Раз уж решил меня облапошить, надо было держать язык за зубами, а не трепаться.

Презрение на его лице сменилось подобием сочувствия.

– Ты парень вроде бы не глупый, а ведешь себя, как идиот. Послушать тебя – грамотный человек, а посмотреть на твои дела – сплошная лажа. Ты должен научиться самым обычным вещам. У тебя не хватает… как бы это сказать… мужского начала. Ты какой-то недоделанный, понятно? Вон, для начала хоть с Васо бери пример. Она хоть и баба, но за себя постоять умеет. И главное знает меру. Ты с меня полста лимонов запросил, а она согласилась разумную цену.

Васико бросила на меня взгляд через зеркало.

– Ты, нохчи, если поумнеешь, тоже в накладе не останешься, получишь свое за научный поиск, – Кантемир протянул мне бутылку с чачей. – Выпей, – проследил, как я сделал пару глотков и продолжил. – Все-таки вы нохчи ненормальные. Такое только вам могло прийти в голову. Чтобы меня, Кантемира, Людоеда – лохануть? И где – в Сочи! Где я царь и бог. Нет, вы точно безумный народец! – он отобрал у меня бутылку, глотнул сам и пустился в назидание. – Надо быть скромнее, реально смотреть на вещи, не задаваться. И главное понятия иметь, соображаешь? Нет бы, прийти ко мне по-хорошему, растолковать все как следует, мол, Кантемир, братан, дело такое, помощь твоя нужна, одному не потянуть. И что: я не помог бы? Если бы ты обратился ко мне по-братски, без хитростей, я бы, мамой клянусь, дал бы тебе полную поддержку. И все остались бы довольны. Вон, ведь, с Васо мы договорились. И с тобой бы договорились, если б поумнее был, – он снова протянул мне чачу. – Пей, не стесняйся, подлечи головку. Она еще потребуется.

За Веселым и Казачьим рынком въехали на пограничный пост. Жизнерадостный, толстобрюхий Пантагрюэль в офицерской форме, издали узнав «лэнд крузер» Кантемира, поспешил поднять шлагбаум. Когда мы проезжали мимо него, он взял под козырек и приветствовал по-турецки, как принято у сочинских армян:

– Сох ол[28 - Сох ол – здравия желаю.]!

Кантемир ответил ему снисходительным кивком.

– Все-таки армян на военную службу пускать нельзя. Армянин в погонах, я считаю, все равно, что беременный мужик. Какое хочешь пузо отрасти, но если ты не баба, хрен родишь.

– А Баграмян? – напомнила Васико. – Тоже беременный мужик?

– Один генерал на всю толпу, – Кантемир отмахнулся.

– Так и среди ваших, генералов мало.

Кантемир и на это нашел, что ответить:

– А наши не служили в тех местах, где погоны носят. Среди наших были турецкие паши и мамлюкские султаны. И вообще, если хочешь знать, черкесы и кабардинцы, наверно, самый воинственный народ. Если один на один, нам никто не страшен. Нас, просто, всегда мало было, а врагов – полно. Вон, у историка нашего спроси, он не даст соврать.

На абхазской стороне нам уделили минимум внимания. Пограничник курил в тенечке, шлагбаумом был поднят, и мы беспрепятственно въехали в страну мандаринов.

– Вот, скажи, брат, – снова пустился в демагогию Кантемир, – правда, что мы черкесы всегда были воинственным народом?

Я кивнул головой.

– Ведь наши тридцать лет с русскими воевали. Потом с теми же русскими у турок. Про башибузуков слышал?

Я еще раз качнул головой.

– А вот скажи. Тимур против наших воевал. Как он их оценивал? Как относился к ним?

Я пожал плечами.

– Ты не изображай рыбу. Скажи по-человечески.

Я сказал:

– Тимур не сталкивался с черкесами непосредственно. Тимур воевал с Ордой, а черкесы служили ордынцам.

– Ну да, как сейчас русским, – Кантемир высказал свою догадку. – Я так мыслю, если Тимур взял себе в жены черкешенку… Ведь та людоедка из пещеры черкешенкой была?

– Черкешенкой.

– Так вот, если жена у него была черкешенке, значит, он к черкесам неплохо относился. Так?

– Так.

Кантемир удовлетворенно хмыкнул.

– А вот еще скажи, историк. Если бы, допустим, Тимуру жена изменила, или просто обманула, подставила его, типа, как бы он с такой бабой поступил?

– Откуда мне знать.