Высшая мера наказания

– Не тупой. А как всё сложится, – будет видно.

Мозг лихорадочно искал лазейку. Эту трассу он знал, как свои пять пальцев:

«Если без задержек, то скоро граница. За ней будет труднее. Как там сказал Юлий Цезарь, – «Сейчас или никогда!».

Неудачное сравнение заставило поморщиться:

«И почему люди возвеличивают тех, кого предают друзья? Поступок Брута, Сальери, Иуды и других братьев Иосифа должен иметь иное объяснение. Возможно, это – кара. Как и в моём случае. Не соседи же нарушили обязательства. Это я вынудил их разорвать договор…»

«Беспечные» ребята моментально догадались о сомнениях, терзающих подопечного. «Капитан Авакян» заинтересовано повернулся к пленнику. Вова тоже напомнил о себе. Он положил руку на плечо арестованного и участливо спросил:

– Ты чем-то встревожен? Или беспокоиться нужно нам? Послушай, парень! Отец тебя в беде не оставит. Так что, подумай, – как бы ни накликать новую! Проблем у тебя и так хватает. Но все решаемы. До определенного момента.

Он убрал свою руку и отвернулся. «Капитан» снова увлёкся грузинским пейзажем. Эти двое были профессионалами и умели убеждать. Арестант задумался. Он, конечно, понимал причину такого снисхождения. Наверняка получили аванс от отца. В родительских способностях сын не сомневался. Однако детский опыт советовал не верить. Хотелось развязать «Гордиев узел» одним ударом. И всё же парень размышляет, колеблется…

Вскоре черта города осталась позади. Юрий так и не оглянулся. Тбилиси навсегда останется в его памяти багряно-золотистым облаком с гортанным говором своих обитателей и гостеприимной преданностью друзей. Это было незабываемое мгновение юности, гордости и вина. Одно из многих незабываемых… Впереди ждал перевал.

Горная дорога, спустилась к виноградникам, извиваясь змейкой. И поползла мимо сверкая фарами, шурша колесами и сигналя клаксонами. Сквозь людей и селения, оставляя след. Жизнь в горах Грузии отличается своей патриархальностью, преданностью традициям, живописными обычаями. Взор углубился в невидимое. Натянутая на барабан кожа отозвалась музыкой. Началась чидаоба – национальная борьба. Еженедельно, в каком-нибудь из сёл, собирались лучшие бойцы всей окрестности. И праздник расцветал. Зрители рассаживались по кругу. И под аккомпанемент свирели и дхола (грузинского барабана) начинался бой. Его открывали самые маленькие борцы. Трёх – пятилетние малыши забавлялись с серьёзным видом. Взрослые – наоборот. Профессионалы международного класса выступали в конце. Выходил чемпион предыдущих игр и бросал клич. Судья перечислял его достижения. Затем заслуги принявшего вызов. Борцы разных стилей сходились в горной схватке и зачастую проигрывали. Лишь самбистам улыбалась удача. Да и то изредка. Сельские горцы воодушевлённо укладывали титулы на лопатки. Победитель уносил домой ягненка или приз покрупнее. Ни второго, ни третьего места. Как, впрочем, и в жизни…

Воровское напутствие не имело акцента. Всё чётко и логично. Оживлённые детали соединились вечностью. «Не бывает ничего наполовину…». Человек – это то, что вокруг. Он никогда не проходит мимо и ничего не теряет. Проникается миром. Пробирается внутрь. Сегодня богаче, чем вчера. На мысль, чувство, явление, эмоцию… Часть его осталась здесь, – в этих горах, людях, деревьях. И так повсюду, где когда-то был, с кем соприкасался. Одни исчезают в многообразии. Другие становятся многогранней. Но остаются все остальные. У зависающих над пропастью нет шансов. Узник искал точку опоры. Остатки самоуверенности сгорели в ночном пламени. Он был растерян, хотя и старался этого не показывать. Мысль Деда о неразрывности судеб, о связи части с целым, звучала убедительно. Детские воспоминания были размыты, и вся дальнейшая жизнь строилась на этой туманной основе. Парню нечего возразить тающей дымке. Она исчезла с первыми лучами восходящего солнца. Испарилась вместе с призраками, порожденными слепой фантазией. Как найти себя? Он посмотрел на дорогу. Подъем становился всё круче и круче. Тот, кто не дождался рассвета, сравнивал судьбу еврея со вспышкой во мраке, – чередой света и тьмы. Еврей же увидел свою жизнь как проторенный в горах путь, непрестанно ведущий вверх. Пока человек жив, он способен на поступки. А тот, кто умирает перед каждым препятствием, навряд ли достигнет цели. Обходной путь ведёт другим маршрутом. И совсем не туда. Живой огонёк заполыхал в глазах Деда с новой силой, – «ничего не бывает наполовину». Без корней. Без рода и племени. В чужой стране. Собственной тюрьме. Его просто не существует. Неудивительно, что жизнь превратилась в черно-белую:

«А было ли когда-то иначе? Что-то не слышу своего детского смеха. Не вижу рук отца, подбрасывающего меня в воздух… Но ведь я был ребенком! Или нет? Что бы ни таилось в провалах памяти, оно не должно оставаться во мраке и затягивать туда всю мою жизнь…»

Машину сильно тряхнуло. Потом ещё раз. Водитель притормозил. Двухметровая змея билась в агонии. Дружбе хладнокровной рептилии и асфальтного тепла пришёл конец. Роковой час для обоих. Столкновение не взволновало убийц. Пресмыкающаяся жизнь оправдывала всё. Так было всегда. Вардан лихо газанул, красуясь в чёрных глазах восхищения. Клубы дыма скрыли очередную жертву. Люди весело болтали. Узник не понимал ни слова. Тбилисский диалект отличался от звучащей речи. Да и не только язык. Вдруг он увидел в руках старшего группы знакомую книгу. Вова листал роман Эрнеста Хемингуэя «По ком звонит колокол». Заметив взгляд подопечного, он кивнул на книгу:

– Твои передали, – о чём она?

Парень усмехнулся:

– Да так, – ерунда. Утопия. Писатель утверждает, что жизнь вокруг и внутри зависит, исключительно, от наших вздохов. По его мнению, несчастье любого из нас – это общая беда. Он создал довольно странные вещи, требующие от вчерашних обезьян абсолютной человечности. Хотя, кто знает?.. Этот мир, вообще, помешан на противоречиях. При хроническом безверии, все дружно кричат, что он отдан на забаву чертям. А когда оказываются лицом к лицу с серьезными фактами, то и их приписывают дьявольским козням, мол, «Чем черт не шутит!». Следуя такой логике, звонить в колокол скоро станет некому. Он так считает. Но сегодня, благодаря «доблестной» милиции, я узнал, что – слава Б-гу! – есть Б-г. Вова с удивлением повертел книгу:

– И он всерьез об этом пишет?

Юрий отрешенно ответил:

– Ну чем черт не шутит…

Луиза заинтересованно спросила:

– А кто автор?

Вова прочитал на обложке фамилию и имя американца. Девушка «загорелась». Попросив у Вовы книгу, она погрузилась в чтение. Наступила тишина. Проехали Марнеули. Армяне остановились возле небольшого базара. С десяток сельских торговцев. Фрукты, овощи. Рыбаки-подростки расхваливали мелкий улов, – храмули. Без этой рыбки не обходилось ни одно приличное застолье. Оперативники покинули салон. Остались девушка, Хемингуэй и арестант. Грунтовая дорога поманила вглубь азербайджанского села. И парень соблазнился. Дверца мягко шикнула. Громкий шёпот тут же отозвался:

– Они наблюдают. И будут стрелять, если побежишь. Девичий голос стих. Узник замер:

– Спасибо!

Чтица повернулась:

– Не надо отчаиваться.

– Это и попытался сделать.

Чёрные глаза улыбнулись и опустились в книгу. Через минуту все захрустели пирожками с мясом. Зашипела пепси. Неудачник смалодушничал и здесь, сославшись на отсутствие аппетита. Боль мыслью колола изнутри: «Армяне не рискнули бы стрелять. Среди мусульман, да ещё в чужой стране. Вряд ли! А если б и так? Наверняка бы промазали».

Что его расслабило? Договор с отцом? Мягкое обхождение ментов? Девушка? Или всё вместе взятое? Неужели он примирился с действительностью? Захотелось услышать совет старого вора, свалить ответственность на другого. Мысленное общение с ушедшим другом входило в привычку. Лицо сокамерника. Его умные с прищуром глаза. Участливая рука. Всё это мелькало на фоне ускользающей Грузии. Очередная родина провожала еврея в неизвестность. Там, за багряно-золотой чертой изобилия, его ждал «Египет».

Грузинские пограничники участливо смотрели на арестанта. Долго придирались к документам. Куда-то звонили из-за наличия у армян оружия. Процедура заняла не менее часа. На армянском посту, наоборот, обошлось без задержек. Сама природа отделила одно государство от другого. Прямо от шлагбаума начиналось какое-то голое предгорье с разбросанными по нему огромными валунами. Ни травинки. Ни деревца. Другое название Армении – Карастан – «Страна камней». Они и приветствовали «всяк сюда входящего». Невероятное упорство человека превращало их в плодородную землю. Хлеб горцев добывался по определению свыше, – «в поте лица своего». И это не могло не сказаться на всём укладе их жизни.

Девушка читала. Взгляд её брата скучал на дороге. Остальные словно окаменели. Второй день последнего осеннего месяца сумеречно улыбнулся. Солнце покорило какую-то вершину. Земля и небо лучисто соприкоснулись. Обезображенное трагедией подножие напомнило пленнику о дружбе. Закалённая Афганом, она привела их сюда. Усатый грузин и безусый еврей разделили горе армян. Горы содрогнулись криком ужаса, выбив из-под ног почву. Одно мгновенье вместило тысячи жизней. Пролилось рекой слёз. И покрылось множеством надгробий. Седьмого декабря солдаты были в пути. Девятого – в Тбилиси. Столица носила траур. И не только из-за соседей. Масштаб потрясений разрывал воображение. Незыблемость стала мифом и люди потянулись к Небесам. Стереотипы, вера, здания развеялись пылью. Рушилось всё, созданное энтузиазмом. Если за этим не следовало прозрение, то наступала фрустрация. Страшное слово и лучше не знать всех последствий такой катастрофы. Человек разваливался, буквально, на глазах, обманутый в ожиданиях. Мозг отказывался воспринимать «лопнувшие пузыри». Можно обвинить бабочку, взмахнувшую прекрасным крылом на далёком континенте. Но откуда ей было знать, порхающей с цветка на цветок, сколько смертей принесет её мимолетная жизнь? Буря, поднятая нежными крыльями, снесла целые города, селения, судьбы. И продолжала нестись через время, круша империю, строй, идеи. За три года планета кардинально преобразилась. Страшные разломы покрывали не только землю. Они витали в воздухе. В душах, сердцах и умах людей некогда огромной страны. Окружающий мир ждал своей очереди. Но, по-видимому, ураганам не знаком принцип бумеранга. Либо он всё же сработает через какое-то время. Бабочка давно отложила яйца и умерла. Земля и люди залечили раны. Рудименты прошлого воспринимаются как нечто неестественное. История в очередной раз была переписана набело. В эксгумированные факты влили свежую кровь. И события ожили кошмарной жизнью призраков. Им предоставили слово, – мертвых против живых. Призванных обвинять, расследовать, осуждать и казнить. Охота на ведьм не потеряла актуальности. Репрессии снова вошли в моду. И большая семья разделилась на друзей и врагов народа. Вернувшись домой, друзья увидели одни страдания. И отправились искать остатки и останки людей под руинами стен Спитака. Потом были ещё развалины, другие люди, разные судьбы. Нужно было как-то жить, не мешая остальным и сохраняя кусочек неба над головой.

Каменная обездоленность зашевелилась лесом. Живописные ущелья пещерно зазывали в гости. По дну струились бурные потоки, омывая раны Армении. Роскошные декорации украсили фронтоны тюрьмы. Дорога змеёй поползла вверх, к её порогу. Перевалив через него, зашуршала вниз, в долину Арарата. Машина остановилась. Скалы отвесно уносились ввысь. Слева зияла бездна. Торговцы поджидали гостей. Рядом дымились мангалы. Воздух пах шашлыком и люля-кебабом. Из камня пробивалась вода. Она встала между девушкой и Хемингуэем. Живительная влага коснулась уст и лица Луизы. Мужчины вышли следом. Смыв усталость, узник поинтересовался туалетом. И вся компания заспешила к обрыву. Внизу белело каменное строение с противолежащими входами. Узкая тропинка дробно осыпалась. Девушка насмешливо бросила:

– Мальчики, как всегда, налево!

И они пошли. Сперва Юрий. Потом брат Луизы. Узник приготовился. И вот тот самый миг!

– Даже не думай!

Фраза упёрлась в затылок стволом пистолета. На запястьях сомкнулись наручники. И Вова жестко довершил:

– Лафа закончилась! Ещё шаг и ты покойник. Колокол по тебе точно звонить не будет. Лучше не дёргайся! Давай в машину, – живо!

Человек в кандалах, девушка и вооружённая троица окунулись в пучину славы. Толпа молча ждала продолжения. Но это был конец. Поспешно опустив занавес, «семёрка» скрылась за поворотом. Больше никто не проронил ни слова. Мысли зверем бились в замкнутом пространстве. Пленник чувствовал себя разбитым и опустошенным. Он слепо реагировал на мелькание встречного света. Глаза Виктории стали единственным маяком в разбушевавшейся стихии. Он не осмелился оглянуться. Не мог сказать банальное «прости…». И лишь сейчас, из мрака салона, рискнул посмотреть. Высокая, стройная девушка на фоне большого парусника. Она застыла у края пропасти, которая всё увеличивалась и увеличивалась. Одной рукой прикрывала губы, сдерживая крик. Другой прижимала сына, обнявшего её. Сердце мужчины разрывалось на части. Сколько себя помнит, он жил ради этой любви. Сначала её. Потом ради них двоих. Радостями, улыбками, смехом любимой, звучащем как хрустальный колокольчик.

«И что теперь? Как они проживут без меня? Смогут ли пережить очередной удар?», – навязчивая мысль вспыхивала снова и снова.

Если бы удалось бежать… Шесть месяцев он находился в этом «удалось» и мог бы сгладить трения с законом. Тогда остался бы с сыном и его матерью. Но время упущено. А это ещё один упрёк себе – «разумному».

В вечерних сумерках компания осчастливила столицу. Нравы армян упали в глубочайший кризис. Страна никогда не умела выбирать врагов и друзей. Но упорно, раз за разом, наступала на любимые грабли. Объявив о политической независимости, впала в другую. Центральный банк сменился на все остальные. Восток и Запад вонзили зубы в этот отрезанный ломоть. Правительство выкручивалось, как могло. Хлебная пайка, веерная подача воды, газа и тока, вошли в привычку. Зарплаты не было. Собственного законодательства тоже. Правила исчезнувшей системы работали наполовину. «Семёрка» мчалась по неосвещенным улицам. Мимо тротуаров и парков, украшенных пнями. Зрелище не из весёлых. Показался знакомый квартал. В доме сестры горела свеча. Он потёр затёкшие руки. «Браслеты» зазвенели. Автомобиль повернул направо и через минут пять остановился у входа в участок. Там была куча народу. И всем не терпелось взглянуть на добычу. За парнем безуспешно охотились целых полгода. Молодой опер обрадовался как родному:

– Эс инкна, инкэ… Это он, он!..

И уверенно спросил:

– Это ведь ты был в Аштараке на светло-голубой «девятке»? В прошлом месяце.

Юрий его огорчил:

– Точно не я. В вашей стране не был с мая. А месяц назад я отдыхал у друзей на даче. Ооочень далеко отсюда…

Опер не сдавался:

– Ты, давай, не юли! Я тебя узнал. Причёска, усы.

Узник потрогал щетину:

– Ты им льстишь! Этой растительности без году неделя. Не доросли до усов.