Психотерапевт

– Не могу поверить, что Бен тебе не сказал, – говорит Джинни. – Я не очень хорошо его знаю, Марк знает лучше, но я не могу поверить, что он поступил так нечестно.

– Вот поэтому я и хочу с ним поговорить, – отвечаю я, пока Джефф проходит мимо. – Я звонила в агентство, они сказали, что его не будет несколько дней. Но это очень важно для меня. Ты не могла бы узнать его номер у Марка?

– Сейчас ему позвоню. Хочешь, я сама поговорю с Беном?

– О, неужели ты это сделаешь? – Мой голос садится. – Просто ее звали Нина… Если ты сможешь выяснить, знал ли он, мне будет достаточно.

– Конечно. – Голос Джинни полон сочувствия. Она не знала Нину, но понимает, почему я так расстроена. – Я тебе перезвоню.

До звонка проходит вечность, на всем ее протяжении я чувствую себя абсолютно одинокой, потому что Джефф уже скрылся и вокруг больше никого нет. Наконец телефон звонит, и тут я вижу, как в калитку на противоположном конце сквера заходят Ева, Тамсин и Мэри вместе с оравой галдящих детей. И прежде чем принять звонок, поспешно сдвигаюсь на скамейке и поворачиваюсь к ним спиной в надежде, что они меня не заметят и пройдут мимо. Однако, взглянув на экран, я понимаю, что номер мне незнаком. Я смотрю в телефон и ненавижу себя за собственную реакцию, за то, как скачет мое сердце. Что, если это тот частный детектив?

Нажимаю зеленую кнопку и отвечаю на звонок.

– Мисс Доусон? – произносит мужской голос, и я уже готова повесить трубку, когда понимаю, что это не Томас Грейнджер.

– Да, – резко отвечаю я, поскольку это, должно быть, Бен.

– Мисс Доусон, это Бен Форбс из «Редвудс». Я только что говорил с Джинни и решил сам вам позвонить. Надеюсь, вы не против?

– Нет, все в порядке, я только хотела понять, узнать, как так вышло, что мы поселились в доме, где убили женщину.

– Я понимаю, что для вас это шок, – повторяет он слова Томаса Грейнджера.

– Да что вы говорите? – свирепо отвечаю я: стало быть, он все знал. – Разве вы не должны были сообщить об этом Лео, хоть по закону и не обязаны?

– Могу я спросить, как вы узнали?

– Сосед сказал, – сочиняю я, поскольку знать о частном детективе Бену незачем. – Но какая разница? Мы должны были услышать об этом от вас.

– Скажите, пожалуйста, а вы говорили с мистером Кертисом?

– Нет еще, он работает. Он будет в шоке – мы теперь точно не сможем здесь жить. Надеюсь, вы понимаете.

– Я думаю, вам следует позвонить мистеру Кертису, мисс Доусон.

– Я позвоню, как только узнаю, почему вы не рассказали ему об убийстве.

– Простите, мисс Доусон, но мистеру Кертису все известно. Он выяснил историю дома перед покупкой. Он знал, почему дом пустовал целый год и почему продавался ниже рыночной стоимости. – Бен делает паузу, давая мне время осознать услышанное. – Когда он вернулся и сказал, что согласен, я спросил его, точно ли вам это подойдет. Потому что хоть этот дом и смотрели несколько раз, но все в итоге решили, что не смогут чувствовать себя там комфортно. Однако мистер Кертис заверил меня, что вы не против. Что вы закроете глаза на эту историю, поскольку сможете сохранить свой коттедж – в Сассексе, кажется? – Снова пауза. – Я сожалею, мисс Доусон, но вам действительно необходимо поговорить с мистером Кертисом.

Глава 10

Я в таком ступоре, что едва улавливаю звонок мобильника. Это Джинни. Не беру трубку, не могу. Мозг намертво уперся в сказанное Беном.

Поверить в это невозможно. Невозможно поверить, что Лео взял и купил дом, невзирая на совершенное в нем убийство. Слишком неправдоподобно. Как он мог с этим смириться? Как мог хоть на секунду подумать, что с этим смирюсь я? Он же знает, насколько я впечатлительна; не могу смотреть фильм, если чувствую, что сейчас произойдет что-то плохое, и выхожу из комнаты. Видимо, поэтому он мне и не сказал: понимал, что я откажусь тут жить. Хуже того, он соврал Бену, будто я уже в курсе. А еще хуже то, что он сказал Бену, будто я согласилась тут жить потому, что не хочу продавать свой коттедж. Как он мог? Выставил меня одновременно и бесчувственной, и меркантильной. Ненавижу его за это. Зато теперь Бен знает правду. Хотя от этого не особенно легче.

Не могу понять, почему Лео так мне и не сказал. Должен бы по идее был понять, что я когда-нибудь узнаю. Он из-за этого не хотел приглашать к нам гостей? Чтобы кто-нибудь не упомянул об убийстве? И почему никто о нем не заговорил? Ева, Мэри, остальные – почему никто на вечеринке ни словом о нем не обмолвился?

Потому что не могли, наконец доходит до меня. Они думали, что я знаю и что мне это не мешает. Вряд ли кто ввернет такое в разговоре: ну что, Элис, каково это – жить в доме, где произошло убийство? Теперь понятно, что имела в виду Тамсин, когда сказала на вечеринке, что я поступила смело. Не мой переезд из сельской местности в Лондон, а мое заселение в дом с жутким прошлым. И понятна ее фраза, донесшаяся до меня сегодня утром. «Просто прекрасно, что ее это, похоже, не волнует». И реплика Евы: «Я уже начинаю сомневаться, что она в курсе».

Меня затопляет благодарность к Еве, которая понимает, что я, возможно, не такая бесчувственная, как все, наверное, думают. Удивительно, что она так дружелюбна со мной; удивительно, что все здесь в целом достаточно любезны. Может, кто-то втайне и осуждает нас за покупку дома, но большинство выказывало заинтересованность…

Боже! Я наклоняюсь вперед, уронив голову на руки. Я же устраивала экскурсию по дому, водила людей наверх. Что они все думали? Те, кому так не терпелось посмотреть спальню, – это из-за убийства, которое там произошло?

Я так и держу телефон в руке; снова гуглю убийство и нахожу статью, написанную спустя четыре дня. Там информации больше: тело обнаружили в спальне, привязанным к стулу. Волосы были отрезаны; ее задушили. «Арестован мужчина, он сотрудничает с полицией и помогает в расследовании» – так завершается статья.

К горлу подкатывает желчь. Мне было известно, как погибла Нина Максвелл, эти картины преследовали меня несколько месяцев. Однако прочитать своими глазами… Чтобы одолеть тошноту, я перенаправляю ее в другое русло, превращаю в злость на тех, кто хотел посмотреть спальню, место убийства. Тамсин и большинство остальных женщин отклонили мое предложение посмотреть перепланировку, интерес проявляли в основном мужчины. Ева была наверху, но не в день вечеринки, а раньше, когда зашла представиться. Я потащила ее наверх показать наш гигантский шкаф. Она согласилась не сразу, и я приняла ее колебания за нежелание показаться слишком любопытной.

– Элис?

Я поднимаю голову и вижу, как ко мне по дорожке идет Ева.

– Что ты тут сидишь? – Она слегка хмурит брови. – Да ты дрожишь! Все в порядке?

– Нет, на самом деле нет.

– Ты заболела? Позвонить кому-нибудь?

– Нет, все хорошо. Хотя, конечно, нет, – пытаюсь я пошутить. – Но я здорова. Я просто чувствую такое унижение и злость!

– Злость – это хорошо, – отвечает Ева, усаживаясь рядом. Аромат ее парфюма – да, это «Армани» – как-то странно успокаивает. – Это лучше, чем болезнь или грусть. Не расскажешь мне, в чем дело?

– Я только что обнаружила, что наш дом, – отвечаю я, стиснув руки, – стал местом жестокого преступления. – Я смотрю на нее в тоске: – Я не знала, Ева. Лео знал, но не сказал мне.

– О, Элис. – Сочувствие в глазах Евы тоже успокаивает. – Я уже начала думать, что ты действительно не знаешь. Поначалу я думала, что ты из тех, кто умеет отделять мух от котлет, кто может сказать, мол, что было, то было.

– Я не способна на такое бесчувствие. Удивительно, что ты вообще со мной разговаривала. Удивительно, что все со мной разговаривали, хотя я даже ни разу не упомянула о происшествии и не сказала, как я сожалею, что вы потеряли соседей.

– Никто тебя не осуждал, Элис.

– Думаю, Тамсин осуждала.

– Ну, может быть. Немного. Нина была ее лучшей подругой, так что это понятно. – Она на секунду замолкает. – Когда она тебя впервые увидела, то подумала на мгновение, что ты – это Нина. Она стояла у окна спальни и смотрела, как ты идешь через сквер. Ты примерно той же комплекции, и с такого расстояния можно было различить только твои светлые волосы. Она чуть с ума не сошла.

Я рассеянно киваю.

– Но почему меня не осуждают? – спрашиваю я. – Разве это не естественно?

Ева проводит рукой по волосам.

– Я думаю, всем просто стало легче, когда дом наконец купили. Наконец он перестал пустовать, в нем кто-то поселился. А то стоял как мавзолей. Дети даже уверяли, что в нем живут привидения, а родители не хотели, чтобы малыши в это верили. Когда мы услышали, что у дома появятся новые хозяева, то в наш комплекс словно потянуло свежим ветром. Наконец мы могли начинать жить дальше. – Она смотрит на меня серьезными глазами: – Люди были благодарны, Элис. Нам это казалось новым стартом.

– Но вы сплетничали о том, что я все знаю, – отвечаю я, роясь в кармане в поисках бумажного платка. – И, конечно, никто не осмелился упомянуть убийство в субботу вечером, хотя много кто захотел посмотреть место, где оно произошло. Хоть бы кто-нибудь спросил меня, каково мне живется с призраком убитой женщины.

Ева, кажется, смутилась.

– Ну, тут отчасти и я руку приложила. Лео сказал Уиллу, что будет благодарен, если никто не станет упоминать при тебе историю дома, поскольку ты якобы очень нервная. Уилл передал мне, а я вроде как всем.

Всплывает воспоминание: Лео идет к Уиллу на следующий день после того, как я всех пригласила к нам.