Избранные труды

Утвердившееся в ряде работ того времени мнение, что норма подобного содержания «отражает основную линию судебной политики Советской власти»,[272 - См.: Крыленко Н. Объяснительная записка к проекту Уголовного кодекса. – «Еженедельник советской юстиции», 1925, № 38–39, с. 1234.] является принципиальной для советского уголовного права,[273 - См., например: Эстрин А. Уголовный кодекс и Руководящие начала по уголовному праву РСФСР. – «Еженедельник советской юстиции», 1922. № 21–22, с. 7; Трайнин А. Н. Уголовное право. Часть общая. М., 1929, с. 228–21; Волков Г. И. Классовая природа преступления и советское уголовное право. М., 1935, с. 133 и др.] следует признать глубоко ошибочным. Ее появление определялось лишь конкретно историческими условиями переходного периода. К тому же в 20-е годы закон рассматривал применение мер социальной защиты без преступления как исключение из общего принципа, провозглашавшего, что уголовное преследование подлежит прекращению при отсутствии состава преступления (п. 5 ст. 4 УПК РСФСР 1923 г.).

Основы уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик 1958 г. окончательно закрепили принцип уголовной ответственности только при условии совершения преступления. «Уголовной ответственности и наказанию подлежит только лицо, виновное в совершении преступления, т е. умышленно или по неосторожности совершившее предусмотренное уголовным законом общественно опасное деяние» (ст. 3).

Таким образом, УК РСФСР 1922 г. в основном сумел совместить идеи законности и целесообразности уголовной репрессии, принцип ответственности за преступление в соответствии с его тяжестью с положениями об общественной опасности личности преступника. Свое дальнейшее развитие эти идеи получили в юридической науке и в действующем уголовном законодательстве.

За последние годы в ряде работ проблеме понятия об общественной опасности личности уделено значительное внимание. Как представляется, общественная опасность преступника заключается в наличии у него определенных отрицательных социальных качеств, которые явились непосредственной причиной совершенного преступления и обосновывают развитую в той или иной степени реальную возможность совершения им нового преступления.[274 - См.: Волженкин Б. В. 1) К вопросу о понятии общественной опасности преступника. – «Вестник ЛГУ», 1963, № 23, вып. 4; 2) Общественная опасность преступника и основание уголовной ответственности. – «Правоведение», 1963, № 3; 3) О критериях общественной опасности преступника. – «Советская юстиция», 1966, № 3 и др.] Это понятие воспринято рядом известных советских криминалистов и криминологов.[275 - См., например: Дагель П. С. Учение о личности преступника в советском уголовном праве. Владивосток, 1970, с. 16–28; Филимонов В. Д. Общественная опасность личности преступника. Томск, 1970; Сахаров А. Б. Об антисоциальных чертах личности преступника. – «Советское государство и право», 1970, № 10 и др.]

Приведенное определение базируется на той же идее опасности преступника, которая лежит в основе многих принципиальных положений УК 1922 г. В Основах уголовного законодательства 1958 г. и действующих уголовных кодексах союзных республик понятие общественной опасности преступника используется достаточно широко.

Прежде всего, согласно Основам 1958 г., уголовное законодательство Союза ССР и союзных республик определяет, какие общественно опасные деяния являются преступными, и устанавливает наказания, подлежащие применению к лицам, совершившим преступления, имея задачей охрану советского общественного и государственного строя, социалистической собственности, личности и прав граждан и всего социалистического правопорядка от преступных посягательств (ст. 1). Среди целей наказания существенное место занимают цели исправления и перевоспитания осужденных и предупреждения новых преступлений с их стороны (ст. 20). Постановка этих задач была бы беспредметной, если бы законодатель не исходил из возможности совершения виновными субъектами новых преступлений, иначе говоря, из идеи об общественной опасности преступников.

Если в УК 1922 г. лишь упоминается о необходимости учета степени опасности преступника при назначении наказания, то действующее уголовное законодательство содержит уже наметки градации преступников по степени их общественной опасности, связывая в той или иной степени опасности определенные правовые последствия. В частности, закон говорит о лице, совершившем преступление, но утратившем опасность для общества в силу изменения обстановки или по другим причинам, о чем свидетельствуют безупречное его поведение и честное отношение к труду (ст. 50 УК РСФСР 1960 г.). Субъект этого преступления был общественно опасен на момент совершения преступления, но затем с течением времени, по ряду причин свою опасность утратил, что и позволяет освободить его от уголовной ответственности и наказания. Предупреждать совершение таким лицом нового преступления нет надобности, поскольку вероятность последнего представляется ничтожной.

В ст. 52 УК РСФСР говорится о преступнике, не представляющем большой общественной опасности, что при наличии ряда других условий позволяет освободить его от уголовной ответственности с передачей на поруки. Наконец, в ст. 24–1 и в ряде статей Особенной части УК говорится об особо опасном рецидивисте, субъекте, общественная опасность которого максимально велика. Именно это обстоятельство обязывает суд в соответствии с законом назначить ему значительно более суровое наказание по сравнению с субъектом, совершившим такое же по своей объективной опасности деяние, но не являющимся рецидивистом. Очевидно, что лицо, не представляющее большой общественной опасности и особо опасный рецидивист – это лишь противоположные полюсы на шкале социальной опасности преступников и задача науки найти для этой шкалы промежуточные, более тонкие градации для отнесения преступников к тому или иному виду по степени их опасности.

Более того, действующее законодательство фактически признает, что общественная опасность преступников в некоторых случаях сохраняется и после отбытия ими наказания, и в силу этого регламентирует применение к таким лицам определенных принудительных мер в целях предупреждения с их стороны преступлений. Так, в Положении об административном надзоре от 26 июля 1966 г. указывается, что административный надзор, являющийся принудительной мерой, устанавливается органами милиции для наблюдения за поведением лиц, освобожденных из мест лишения свободы, предупреждения с их стороны преступлений и оказания на них необходимого воспитательного воздействия. При этом Положение определяет круг лиц, в отношении которых применяется административный надзор, и регламентирует условия и порядок его применения.

Таким образом, советское уголовное законодательство на всех этапах своего развития широко использовало понятие общественной опасности преступника, руководствуясь им при определении целей наказания, оснований и принципов ответственности и решения многих других вопросов. Будучи органично присуще социалистическому уголовному праву, это понятие в значительной степени способствовало научному решению многих общих и частных вопросов борьбы с преступностью.

Прогнозирование индивидуального антиобщественного поведения и профилактика преступлений[276 - Статья опубликована: Вопросы совершенствования предварительного следствия. Вып. 4 / Отв. ред. А. А. Любавин. Л., 1976.]

Задачи борьбы с преступностью в развитом социалистическом обществе выдвинули на передний план проблемы предупреждения преступлений. «Главное внимание, – сказано в Программе КПСС, – должно быть направлено на предотвращение преступлений».[277 - Программа КПСС, М., 1971, с. 106.] В системе мер предупреждения преступлений наряду с экономическими, идеологическими, воспитательными и общеправовыми важную роль играют средства индивидуального предупреждения, применяемые по отношению к определенным лицам еще до того, как они встали на преступный путь.[278 - См., напр.: Криминология. М., 1968, с. 173–174.]

Очевидно, что индивидуальные меры должны применяться избирательно и конкретно, точно находить своего адресата, т. е. применяться лишь к определенным лицам, нуждающимся в этом, и соответствовать степени их антисоциальности, социально-нравственной запущенности. Только тогда они будут оправданными и достаточно эффективными.

Закономерно, что задача предупреждения преступлений вызвала к жизни проблему прогнозирования индивидуального антиобщественного поведения, понимаемого советскими криминологами как вероятностное предсказание возможного будущего антиобщественного (преступного) поведения конкретного человека. Цель такого прогнозирования состоит не только в том, чтобы с определенной вероятностью сказать, может или нет данное лицо совершить преступление, но и в установлении обстоятельств, которые могут способствовать или препятствовать этому,[279 - Аванесов Г. А. Теория и методология криминологического прогнозирования. М. 1972, с. 273.] и в принятии мер для предотвращения возможного преступления.

Основными методологическими предпосылками прогнозирования индивидуального антиобщественного поведения являются, на наш взгляд, следующие положения. Прежде всего, это детерминистическая концепция преступного поведения, исходящая, в частности, из того, что преступление – не результат злой воли субъекта, а необходимое следствие определенного детерминирующего комплекса, результат сложного взаимодействия личности со средой, в котором решающее значение имеют отрицательные социальные качества субъекта преступления, сложившиеся в силу действия неблагоприятных факторов нравственного формирования.[280 - См. об этом подробнее в нашей статье «Детерминистическая концепция преступного поведения» («Советское государство и право», 1971, № 2).] Весьма важным в связи с этим является положение марксистской диалектики, что возможность будущего коренится в настоящем, а развитие, становление какого-либо явления есть процесс превращения возможности в действительность. Прежде чем происходит какое-либо событие, имеется реальная возможность этого, которая при определенных условиях способна превратиться в действительность. Огромное значение имеет положение марксистской теории познания о принципиальной познаваемости любых явлений, в том числе и коренящихся в действительности возможностей. Возможность и вероятность как мера развитости возможности наступления какого-либо события – это не ступени нашего познания, а объективно существующие реальности.

В советской криминологической литературе все убедительнее и последовательнее высказывается мнение о возможности и практической необходимости прогнозирования преступного поведения как составного звена индивидуальной профилактической деятельности (Г. А. Аванесов, А. А. Герцензон, В. Н. Кудрявцев, Н. Ф. Кузнецова, Г. М. Миньковский, А. Б. Сахаров, Ю. В. Солопанов, С. А. Тарарухин, М. Д. Шаргородский и др.). При этом признается возможность прогноза как рецидива, так в первого преступления.

С нашей точки зрения, прогноз индивидуального преступного поведения непосредственно связан с установлением антисоциальности личности. В опубликованных ранее работах мы выдвинули положение, что общественная опасность преступника заключается в наличии у него определенных отрицательных социальных качеств, которые явились причиной совершенного преступления и обосновывают развитую в той или иной степени реальную возможность совершения нового преступления. Это положение получило поддержку и дальнейшее развитие в работах ряда советских криминалистов и криминологов.[281 - См., напр.: Дагель П. С. Учение о личности преступника в советском уголовном праве. Владивосток, 1970, с. 16–28; Филимонов В. Д. Общественная опасность личности преступника. Томск, 1970; Сахаров А. Б. Об антисоциальных чертах личности преступника. – «Советское государство и право», 1970, № 10; Смитиенко В. Н., Подрядов А. Н. Об общественной опасности личности преступника. – В кн.: Актуальные проблемы советского права, вып. 6, Иркутск, 1973; Тарарухин С. А. Преступное поведение. М., 1974, с. 45–46; Гришанин П. Ф. Ответственность рецидивистов по советскому уголовному праву, автореф. докт. дис. М., 1975, с. 12.] Так, А. Б. Сахаров пишет: «Общественная опасность личности связана с наличием сложившихся в конкретных условиях нравственного формирования социально отрицательных или неблагоприятных свойств и качеств, благодаря которым лицо способно при определенных объективных обстоятельствах (ситуации) избрать антиобщественный вариант поведения. Своими корнями подобная антисоциальность личности как бы уходит в прошлое – в условия нравственного формирования, предшествующие преступлению, а по своей сущности и значению обращена в будущее, определяя возможные перспективы поведения индивида. Иными словами, будучи объективно существующей реальностью, характеризующей социальную ценность индивида, антисоциальность личности является вместе с тем основанным на этой реальности предположительным прогнозом будущего поведения».[282 - Сахаров А. Б. Указ. соч., с. 115.]

На фоне исследований, связанных с теоретическим обоснованием возможности индивидуального прогнозирования и попытками практически разработать его методику, резким диссонансом прозвучала статья П. П. Осипова «О гуманистической сущности учета личности виновного при назначении наказания».[283 - Человек и общество, вып. XXII, Л., 1973, с. 201, 208.] Автор обвиняет ученых, работающих над проблемами индивидуального прогнозирования и общественной опасности личности преступника, в антигуманизме, создании теорий, сходных с реакционными буржуазными концепциями, и т. п.

Разберемся в обоснованности этих обвинений. Прежде всего, безосновательным является утверждение, что развиваемые советскими юристами положения об общественной опасности личности преступника повторяют реакционные идеи буржуазной концепции «опасного состояния личности». Анализ полувековой истории советского уголовного законодательства показывает, что понятие общественной опасности преступника органически присуще социалистическому уголовному праву, не является простым заимствованием из учения буржуазной социологической школы и отнюдь не совпадает по своему содержанию и выводам с теорией «опасного состояния».

По нашему мнению, советский уголовный закон трактует общественную опасность преступника именно как возможность совершения им нового преступления. В частности, постановка перед наказанием задач исправления и перевоспитания осужденных и предупреждения новых преступлений с их стороны была бы беспредметной, если бы законодатель не исходил из возможности совершения виновными новых преступлений, иначе говоря, из идеи их общественной опасности.

Сам П. П. Осипов особо ратует за цели исправления и перевоспитания преступников. Но, очевидно, когда речь идет о наказании преступников, то стоит задача не воспитания из «хороших» людей – «очень хороших», а задача перевоспитания людей с той или иной степенью социально-нравственной запущенности, чтобы предотвратить новые преступления с их стороны.

Действующее законодательство различает преступников по степени их общественной опасности, связывая с этим определенные правовые последствия (ст. 24 УК РСФСР – особо опасный рецидивист, ст. 52 УК РСФСР – преступник, не представляющий большой общественной опасности, ст. 50 УК РСФСР – преступник, утративший с течением времени опасность для общества в силу изменения обстановки или по другим причинам). Этот последний субъект может быть освобожден от уголовной ответственности и наказания, ибо предупреждать совершение им нового преступления нет надобности (реальной возможности этого преступления не существует). В подобных случаях закон прямо обязывает органы следствия и суд делать прогноз о возможном будущем поведении этого человека и предлагает некоторые критерии для прогноза – безупречное поведение и честное отношение к труду.

Прогностические заключения на основе определения степени общественной опасности субъекта о возможном будущем его поведении в связи с применением тех или иных мер воздействия производят судебно-следственные органы, принимая решение о прекращении уголовного дела с передачей его в товарищеский суд, комиссию по делам несовершеннолетних или передавая виновного на поруки (ст. 7, 8, 9 УПК РСФСР). А в ст. 89 УПК РСФСР прямо указывается, что меры пресечения могут применяться, в частности, «при наличии достаточных оснований полагать, что обвиняемый… будет заниматься преступной деятельностью».

Действующее законодательство фактически признает, что общественная опасность преступников может сохраниться и после отбытия ими наказания, и регламентирует определенные принудительные меры в целях предупреждения преступлений. Такой вывод вытекает из Положения об административном надзоре от 26 июля 1966 г., согласно которому административный надзор, являющийся принудительной мерой, устанавливается органами милиции для наблюдения за поведением лиц, освобожденных из мест лишения свободы, предупреждения с их стороны преступлений и оказания на них воспитательного воздействия. Опять-таки, выбирая соответствующий контингент поднадзорных, органы милиции прогнозируют возможное преступное поведение и стремятся к его предотвращению.[284 - Как правильно указывают А. П. Сафонов и В. Т. Михайлов, административный надзор касается довольно узкой категории лиц, со стороны которых, судя по их по ведению, имеется реальная опасность совершения общественно опасных действий (см. Сафонов А. П., Михайлов В. Т. Прокурорский надзор в борьбе с рецидивом преступлений. М., 1970, с. 180).] При этом закон определяет круг лиц, в отношении которых применяется административный надзор, регламентирует условия и порядок его применения.

Исходя из положения марксистской диалектики, что действительность – это реализованная возможность, следует, вопреки критике со стороны П. П. Осипова, согласиться с мнением тех советских ученых, которые считают, что общественная опасность личности является предпосылкой преступления, т. е. существует до его совершения.[285 - Филимонов В. Д. Указ. соч., с. 159; Сахаров А. Б. Указ. соч., с. 113; Дагель П. С. Указ. соч., с. 21.] Этот тезис, казалось бы, напоминает учение социологической школы об «опасном состоянии личности». Но можно указать, как минимум, следующие принципиальные отличия.

Во-первых, многие буржуазные криминологи усматривают основание опасности личности в ее психофизиологических качествах, врожденных инстинктах, биологических особенностях и т. п. Советские ученые считают, что общественная опасность личности определяется ее отрицательными социальными качествами, приобретенными под воздействием неблагоприятных факторов нравственного формирования.

Во-вторых, философская основа теории опасного состояния личности – вульгарный материализм или механицизм. Сторонники этой теории практически не отличают возможность от действительности: то, что возможно, по их мнению, со временем обязательно станет действительным. Поэтому установление определенных биологических черт или социальных качеств рассматривается как доказательство «потенциального преступника», к которому следует применить превентивные репрессивные меры безопасности. Криминолог-марксист признает объективную возможность совершения преступления лицом с отрицательными социальными качествами. Однако это не неизбежность, а именно возможность, которая может стать действительностью только при определенных условиях, а может и вообще не стать таковой. Советские криминологи подчеркивают вероятностный характер прогноза антиобщественного поведения. К тому же этот прогноз всегда конкретен и прогностическая деятельность непрерывна. Вывод об опасности личности можно сделать только на определенный момент, но нельзя говорить о постоянной социальной опасности субъекта.

В-третьих, никто из современных советских авторов не рассматривает общественную опасность личности как основание для применения мер уголовной репрессии. Прогноз есть только прогноз, и даже при самой высокой степени вероятности совершения преступления он не может быть основанием уголовной ответственности.

Однако это не значит, что прогнозирование индивидуального антиобщественного поведения не имеет никакой практической направленности. В. Н. Кудрявцев, одним из первых в нашей литературе поставивший проблему прогноза индивидуального преступного поведения, указывает. Что она имеет три вопроса: 1) о принципиальной возможности прогнозирования индивидуального поведения; 2) о методах и пределах такого прогнозирования и 3) о его практических следствиях.[286 - Кудрявцев В. Н. Причинность в криминологии. М., 1968, с. 161.] Положительно ответив на верный вопрос и разобрав некоторые возможные методы такого прогнозирования, он утверждает, что прогноз помогает построить версии о возможном (наиболее вероятном) поведении человека в будущем с тем, чтобы разработать и вовремя принять предупредительные меры, которые не могут быть связаны с каким-либо ограничением прав и законных интересов граждан и носят социально-экономический и культурно-воспитательный характер.[287 - Там же, с. 169.]

Это в принципе правильные положения. Однако нельзя исключать, как справедливо отмечает А. Б. Сахаров, из фонда профилактических мероприятий меры административного, дисциплинарного и общественного характера.[288 - Сахаров А. Б. Указ. соч., с. 116. См. также: Миньковский Г. М. Предмет криминологической профилактики и некоторые проблемы ее эффективности. – В кн.: Вопросы борьбы с преступностью, вып. 17, М., 1972, с. 19–20.] Следует только тщательно разработать в законе основания, условия и порядок применения этих мер, особенно административных и дисциплинарных.

«Представляется очевидным, – пишет Н. Ф. Кузнецова, – что до совершения преступления, как бы ни была отрицательна характеристика личности и многочисленны допускаемые ее поступки, говорить о личности преступника нельзя. Однако можно и должно говорить о лице, систематически нарушающем правила социалистического общества, как о лице, которое с определенной долей вероятности (со временем мы научимся определять ее с достаточной точностью) способно при определенных неблагоприятных условиях совершить соответствующие преступления. Сопоставительная статистика правонарушений и преступлений – лучшее тому доказательство. На этой основе возможно осуществление ранней профилактики и прогнозирования преступлений».[289 - Кузнецова Н. Криминология как наука. – «Советская юстиция», 1970, № 2, с. 9.]

Конечно, самый оптимальный вариант – это недопущение вообще возникновения антисоциальных качеств у граждан. И этому служат как общепрофилактические меры, связанные с ростом материального благосостояния, повышением культурного уровня и сознательности граждан, так и специально-криминологические меры, направленные на то, чтобы исключить саму возможность формирования антиобщественной позиции личности.[290 - Миньковский Г. М. Указ. соч., с. 19.] Но если подобные отрицательные социальные качества, которые, как свидетельствует статистическая закономерность, могут привести к преступлению, уже сформировались или начали формироваться, то нужно ли дожидаться, чтобы эта закономерность проявилась и в данном случае, или профилактическое вмешательство государственных органов и общественных организаций, в том числе и с помощью принудительных мер, будет правомерным?

Применение принудительных мер, исходящее только из предположения о социально-нравственной запущенности личности и вероятности совершения ею преступления, противоречило бы принципам социалистической законности и нарушало бы права граждан. Однако вывод об антисоциальности личности, о той или иной степени ее социально-нравственной запущенности может быть сделан лишь на основе поступков субъекта. Хорошо известно положение В. И. Ленина, что о реальных помыслах и чувствах реальных личностей можно судить лишь по одному признаку – их действиям.[291 - См.: Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 1, с. 423.] Иначе говоря, антисоциальные свойства личности проявляются в различных аморальных и антиобщественных поступках, отклоняющемся поведении, не являющемся преступным (нарушение общественного порядка и правил социалистического общества, пьянство, тунеядство, бродяжничество и т. п.). Применяемые за подобные правонарушения в соответствии с законом принудительные меры административного и общественного характера объективно обладают свойством оказывать предупредительное воздействие по отношению к возможным преступлениям, ибо с их помощью осуществляется пресечение уже было начавшегося процесса формирования антисоциальной позиции личности.

Во многих законодательных актах, предусматривающих меры административного воздействия за различные антиобщественные проступки, прямо указывается, что применение этих мер преследует также и цель предупреждения преступлений. Таким образом, законодатель не скрывает, что он борется с некоторыми антисоциальными явлениями не только вследствие их вредности (общественной опасности) самих по себе, но и потому, что они связаны с возможным преступным поведением, ведут к преступлению. При этом законодатель исходит из статистически доказанной связи между антисоциальными чертами личности, определяющими подобные правонарушения, и преступлениями.

Так, Указ Президиума Верховного Совета РСФСР от 18 июня 1972 г. «О мерах по усилению борьбы против пьянства и алкоголизма», давая социально-политическое обоснование предусмотренным в нем принудительным мерам, применяемым к пьяницам и алкоголикам, среди отрицательных последствий пьянства подчеркивает и то, что «под воздействием алкоголя люди утрачивают чувство ответственности перед обществом, совершают хулиганство и другие преступления».[292 - Ведомости Верховного Совета РСФСР. 1972, № 5, с. 639.]

В соответствии с постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР от 23 февраля 1970 г. «О мерах по усилению борьбы с лицами, уклоняющимися от общественно полезного труда и ведущими антиобщественный паразитический образ жизни»[293 - СП СССР. 1970, № 4, с. 26.] административные органы должны решительно использовать силу закона в отношении злостных тунеядцев, осуществлять постоянный контроль за их поведением, предупреждать с их стороны преступления и другие антиобщественные поступки (п. 6). С этой целью органам внутренних дел предоставлено право подвергать приводу лиц, ведущих паразитический образ жизни, для предупреждения, а затем и официального предостережения о недопустимости паразитического существования и необходимости трудоустройства.

О необходимости борьбы с пьянством и иными антиобщественными явлениями, поскольку они способствуют совершению преступлений, говорится и в Указе Президиума Верховного Совета СССР от 8 июля 1973 г. «Об основных обязанностях и правах советской милиции по охране общественного порядка и борьбе с преступностью».[294 - Ведомости Верховного Совета СССР. 1973, № 24, с. 309.] Назовем, наконец, Указ Президиума Верховного Совета СССР от 26 июля 1966 г. «Об усилении ответственности за хулиганство»,[295 - Ведомости Верховного Совета СССР. 1966, № 30.] где установлено, что «лица, систематически допускающие нарушения общественного порядка и другие правонарушения, не повлекшие за собой применение мер административного или уголовного наказания, в необходимых случаях могут подвергаться приводу в органы милиции для соответствующей регистрации и официального предостережения о недопустимости антиобщественного поведения». Для нас несомненно, что эти принудительные меры имеют определенное профилактическое значение.

Особое место среди принудительных мер с профилактической направленностью занимает административный надзор органов милиции за лицом, освобожденным из мест лишения свободы. Согласно Положению[296 - Ведомости Верховного Совета СССР. 1966, № 30, с. 597; Ведомости Верховного Суда СССР. 1970, № 24, с. 206.] административный надзор является принудительной мерой и применяется в отношении совершеннолетних лиц: а) признанных судами особо опасными рецидивистами; б) судимых к лишению свободы за тяжкие преступления, если их поведение в период отбывания наказания в местах лишения свободы свидетельствует об упорном нежелании встать на путь исправления и приобщения к честной трудовой жизни или если после отбытия наказания или условно-досрочного освобождения от наказания они систематически нарушают общественный порядок и правила социалистического общежития и несмотря на предупреждения органов милиции продолжают вести антиобщественный образ жизни. Установление административного надзора преследует цель наблюдения за поведением таких лиц, предупреждения с их стороны преступлений и оказания на них необходимого воспитательного воздействия.

Как представляется, административный надзор учреждается не только за конкретные проступки лица (за эти проступки он может быть наказан в административном, дисциплинарном или ином порядке самостоятельно), сколько в связи с его образом жизни, системой поведения в целом в местах лишения свободы или после отбытия наказания. Исключение составляют особо опасные рецидивисты, административный надзор за которыми устанавливается во всех случаях. Можно, пожалуй, сказать, что административный надзор является возможным последствием осуждения в уголовном порядке лиц определенных категорий при условии, если они упорно не желали встать на путь исправления и приобщения к честной трудовой жизни в период отбывания наказания или вели антиобщественный образ жизни после его отбытия, и обязательным последствием применительно к особо опасным рецидивистам. Следует однако отметить, что понятия «нежелание встать на путь исправления» и «антиобщественный образ жизни», как основания установления административного надзора, не являются достаточно четкими и нуждаются в дальнейшей конкретизации.

Подводя итог сказанному, можно заключить, таким образом, что основанием для применения различных принудительных мер является отнюдь не сам по себе прогноз вероятного преступного поведения, а разнообразные предусмотренные законом антиобщественные поступки, в которых проявляются отрицательные социальные качества личности и которые как раз и учитываются при прогнозировании вероятного поведения. Поэтому применение подобных мер имеет большое профилактическое значение.[297 - Любопытна аргументация И. И. Карпеца, одного из противников концепции общественной опасности личности как возможности совершения преступления. Он пишет: «В практике борьбы с преступностью органы милиции организуют наблюдение (надзор) за лицами, ранее судимыми. Рассмотрим, на чем основана эта деятельность. Может быть на том, что эти лица общественно опасны? Ответ на этот вопрос может быть только отрицательным… Кстати, наблюдение ведется и за людьми, ранее не судимыми, но ведущими антиобщественный образ жизни. Иначе, как можно предупреждать преступления? Суть предупредительной работы в том и заключается, чтобы людей, ведущих такой образ жизни, не допустить до совершения преступления. Но подчеркиваем еще раз, что в указанном случае эти лица уже совершают конкретные действия, за которые к ним не могут быть применены уголовно-правовые методы воздействия. И несмотря на антиобщественное поведение таких лиц, нельзя исходить из возможности совершения ими преступления» (Карпец И. И. Проблема преступности. М., 1969, с. 100–101). Удивительно, но автор не заметил очевидного противоречия в этом рассуждении. Ведь если подобные меры применяются за непреступные действия с целью предупреждения, недопущения совершения преступления, значит такая возможность существует и она имеется в виду.]

Можно ли утверждать, что применение подобных профилактических мер антигуманно? Еще К. Маркс писал: «Мудрый законодатель предупредит преступление, чтобы не быть вынужденным наказывать за него. Но он сделает это не путем ограничения права, а тем путем, что в каждом правовом стремлении уничтожит его отрицательную сторону, предоставив праву положительную сферу деятельности».[298 - Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 1, с. 131.] Нет ничего более гуманного, чем предупредить преступление, что в интересах и общества, и конкретной личности. При этом в современных конкретно-исторических условиях предупреждение преступлений осуществляется не только с помощью мер социально-экономического и культурно-воспитательного характера, но и посредством применения к лицам, допустившим различные отклонения от норм общественного поведения, предусмотренных законом мер принуждения, не являющихся наказанием, что не противоречит социалистическому гуманизму[299 - Попков В. Д. Гуманизм советского права. М., 1972, с. 125–126.]

И, наконец, последнее. Принципиальная познаваемость любых явлений заставляет П. П. Осипова, вопреки его собственной позиции, неоднократно делать оговорку, что прогноз индивидуального преступного поведения недопустим лишь в современных условиях, когда недостаточно разработаны конкретно-научные основы, методика и другие вопросы этой деятельности. Значит, прогноз индивидуального преступного поведения как вывод о большей или меньшей вероятности совершения субъектом преступления, и следовательно, о его общественной опасности все же возможен? Задача, следовательно, состоит в том, чтобы разработать конкретные научные основы и методы индивидуального прогнозирования, а не закрывать проблему.

Уголовное право и криминология[300 - Статья опубликована: Правоведение. 1976. № 2.]

Возрождение в начале 60-х годов советской криминологии вызвало дискуссию о предмете этой науки, ее соотношении с уголовным правом, месте в системе общественных наук, которая не прекращается и по настоящее время.

В ходе дискуссии наметилось несколько принципиальных позиций по рассматриваемому вопросу. Сторонники одной из них утверждают, что криминология – составная часть, раздел науки уголовного права.[301 - См: Герцензон А. А. 1) Советская юридическая наука и задача предотвращения преступлений. – «Советское государство и право», 1962, № 1; 2) Введение в советскую криминологию. М., 1965, с. 21–42; 3) Актуальные проблемы теории советской криминологии. – В кн.: Вопросы борьбы с преступностью, вып. 6. М., 1967, с. 28–36; 4) Уголовное право и социология. М., 1970; Пионтковский А. А. Усиление роли общественности в борьбе с преступностью и некоторые вопросы теории советского уголовного права. – «Советское государство и право». 1961, № 4; Остроумов Г. С, Кузнецова Н. Ф. О преподавании криминологии. – «Советское государство и право», 1964, № 11; Ковалев М. И. Советская криминология и ее место в системе юридических наук. – «Правоведение», 1965, № 1; Курс советского уголовного права. Под. ред. А. А. Пионтковского, П. С. Ромашкина, В. М. Чхиквадзе, т. 1. М., 1970. с. 17–19; Советское уголовное право. Часть общая. Под ред. М. А. Гельфера, П. И. Гришаева, Б. В. Здравомыслова. М., 1972, с. 17–18 и др. Некоторые из названных авторов (Г. С. Остроумов, Н. Ф. Кузнецова, М. И. Ковалев) в результате дискуссии и соответствующих научных разработок в дальнейшем изменили свою позицию.] Предметом изучения последней наряду с нормами уголовного законодательства, явлениями реальной общественной жизни, опосредуемыми этими нормами, применением уголовно-правовых норм в судебно-следственной практике и т. п., являются также преступность, ее причины и меры профилактики. Криминология – лишь частный случай применения метода конкретно-социологического исследования в науке уголовного права,[302 - См.: Герцензон А. А. Уголовное право и социология, с. 52–53.] т. е. применение этого метода к изучению группы проблем (преступность, ее причины и предупреждение), входящих в предмет уголовного права. Выделение же криминологии в самостоятельную юридическую науку приведет к тому, что уголовное право превратится в догматическую науку, замкнутую в кругу юридических понятий, ограничивающуюся только юридическим анализом норм уголовного законодательства в отрыве от конкретной действительности.[303 - См.: Герцензон А. А. 1) Актуальные проблемы теории советской криминологии, с. 35; 2) Уголовное право и социология, с. 50. В. А. Куринов и П. А. Рачков, также рассматривавшие криминологию как часть уголовного права, все же допускали возможность в будущем ее отпочкования от уголовного права (см.: «Советская юстиция», 1967, № 2, с. 29).]

Согласно другой позиции криминология является самостоятельной юридической наукой, хотя и «отпочковавшейся» от уголовного права. При этом самостоятельность криминологии доказывается своеобразием предмета изучения (преступность и ее предупреждение), который не укладывается в рамки уголовного права, и методами этого изучения. Правовой же характер криминологии аргументируется тем, что криминология основные свои понятия черпает из уголовного права, которое в известной мере определяет пределы криминологических исследований.[304 - См.: Сергиевский В. А. О советской криминологии. – «Правоведение», 1963, № 2; Стручков Н. А. О комплексной разработке проблем уголовного, уголовно-процессуального и исправительно-трудового права. – «Правоведение», 1965, № 1, с. 132; Берензон А. Д., Эминов В. Е. Развитие криминологии в самостоятельную науку. – «Правоведение», 1965, № 1; Криминология. Изд. 2-е, М., 1968, с. 20–23; Карпец И. Пределы криминологических исследований. – «Социалистическая законность», 1968, № 9; Шляпочников А. С. Советская криминология на современном этапе. М., 1973, с. 39–44 и др.]

Близким к этому является утверждение, что криминология – самостоятельная юридическая наука, находящаяся на стыке социологии и права, имеющая комплексный характер, изучающая явления, регулируемые не только правом, но и другими социальными нормами.[305 - См.: Курс советского уголовного права. Часть общая, т. 1. Под ред. Н. А. Беляева и М. Д. Шаргородского. Л., 1968, с. 35–38; Остроумов Г., Кузнецова Н. О предмете советской криминологии. – «Вестн. Моск. ун-та», 1968, № 3; Кудрявцев В. Н. 1) Социология право и криминология. – «Советское государство и право», 1969, № 2; 2) Право и социальная действительность. – В кн.: Проблемы социологии права, вып. 1. Вильнюс, 1970; Кузнецова Н. Криминология как наука. – «Советская юстиция», 1970, № 2 и др.]

Наконец, в литературе высказаны также соображения в пользу рассмотрения криминологии как направления социологической науки, тесно связанного с уголовным правом и многими другими общественными науками.[306 - Эта (или близкая к ней) позиция обоснована в следующих работах: Утевский Б. С. Социологические исследования и криминология. – «Вопросы философии», 1964, № 2; Ной И. С. 1) К вопросу о предмете криминологии. – В кн.: Проблемы социалистической законности на современном этапе развития советского государства. Тезисы докладов. Харьков, 1968; 2) Методологические вопросы соотношения криминологии и уголовного права. – В кн.: Некоторые философские проблемы государства и права, вып. 2, Саратов, 1975, с. 216–217; Ковалев М. И. Советская криминология – правоведение или социология? – «Правоведение», 1970, № 5.]

Нам представляется правильной позиция тех ученых, которые выводят криминологию за рамки правовых наук. Правда, юридические, как относящиеся к разряду общественных (социальных) наук, также можно включать в социологию, понимая ее в широком смысле как совокупность общественных наук, ибо буквально термин «социология» означает «учение об обществе».[307 - В. И. Ленин, употреблявший понятие «научная социология», обозначал им совокупность общественных наук (см. об этом: Кедров Б. М. Классификация наук, т. 2. М., 1965, с. 530).] «Социология на любом ее уровне всегда выясняет социальный генезис, социальное место и социальные функции того или иного общественного явления».[308 - Угринович Д. М. О предмете марксистской социологии. – В кн.: Очерки методологии познания социальных явлений. М., 1970, с. 44. См. также: Философская энциклопедия, т. 5. М., 1970, с. 65.] Право же является одним из необходимых средств, обеспечивающих функционирование современного социалистического общества, развитие социальной системы в целом и всех составляющих ее подсистем.[309 - См.: Право и социология. Под ред. Ю. А. Тихомирова и В. П. Казимирчука. М., 1973, с. 23–24.] Поэтому изучение права и его функций также является социологическим.

Однако специфика предмета изучения выделяет правовые науки из числа других общественных наук. Юридические науки изучают право как систему общеобязательных норм, закономерности его возникновения, развития и функционирования в обществе.