Избранные труды

Такое утверждение являлось бы справедливым лишь по отношению к чисто идеалистическим возмездным теориям (типа теорий Канта, Гегеля и т. п.). В основном же сторонники старой классической школы, стоящие в целом на позициях позитивизма, в общем-то признавали, что наказывается, конечно, не деяние, а лицо, деятель, виновник этого деяния. При этом однако указывалось, что в область уголовно-правовых исследований личность допускается «только потому, что она проявляется в преступном деянии, и лишь постольку, поскольку она проявляется в этом деянии».[118 - Н. С. Таганцев. Русское уголовное право, т. I, стр. 16.] Если первое из этих положений («потому, что она проявляется в преступном деянии») правильно, то со вторым («поскольку она проявляется в этом деянии») согласиться нельзя. Для «классиков» был характерен метафизический подход к изучению такого социального явления как преступность, который приводил к выхолащиванию социально-политического содержания из уголовно-правовых понятий, излишней их юридизации. Сосредотачивая все внимание на изучении юридических признаков преступления, «классики» по существу игнорировали уголовно-правовое значение причин совершения преступления и особенностей личности преступника, которые непосредственно не отражены в признаках преступления.

Обострение классовой борьбы, резкий рост преступности, особенно рецидивной преступности и преступности несовершеннолетних, приводит к тому, что буржуазия в целях защиты своего классового господства стремится «избавиться от ею же созданной и для нее ставшей невыносимою законности» (Ленин). Результатом этого явились идеи антропологической и социологической школ, объясняющие преступность в значительной степени прирожденными особенностями определенных типов людей и ставящие во главу угла при решении вопроса о применении уголовной репрессии общественную опасность субъекта. Учение о социальной опасности личности было наиболее полно развито представлениями социологической школы в виде теории «опасного состояния» (etat dangereux).

Что же социологи понимали под «опасным состоянием»? В чем, по их мнению, заключалась социальная опасность личности?

Общепризнанным считалось, что опасное состояние лица, социальная опасность личности заключается в возможности совершения преступления этим лицом. Так, проф. Гарсон в докладе на Брюссельском съезде Международного союза криминалистов в 1910 году говорил: «Можно определить опасного индивида как такое лицо, от которого можно ожидать, что оно учинит в будущем акты, могущие поколебать публичный порядок… Вопрос об «опасном состоянии» сводится к тому, чтобы знать, в каких случаях вероятность социальной опасности становится достаточно сильной для того, чтобы публичная власть была уполномочена на лишение индивида свободы в качестве предупредительной меры. Изучение этого вопроса настолько продвинулось вперед, что мы можем различить три группы опасных индивидов:

1) тех, которые уже учинили несколько преступлений;

2) тех, привычки и образ жизни которых заставляют думать, что они учинят преступление;

3) тех, которые, по-видимому, имеют естественное предрасположение к преступлениям».[119 - Цит. по: П. И. Люблинский. Международные съезды по вопросам уголовного права за десять лет (1905–1915), Пг, 1915, стр. 74.]

Та же идея у А. А. Жижиленко: «Под опасным состоянием я разумею те своеобразные особенности преступника, которые на основании известных указаний опыта могут давать нам повод предполагать, что данный субъект и впредь будет совершать преступные деяния. Это опасное состояние может быть или продуктом тех или других ненормальностей психической или физической организации человека, и в этом случае можно говорить об опасности патологического происхождения, или же продуктом известных антисоциальных склонностей субъекта, привычки к праздности, к тунеядству и т. д.; в этом случае можно говорить об опасности социального происхождения».[120 - А. А. Жижиленко. К вопросу о мерах социальной зашиты в отношении опасных преступников // Журнал уголовного права и процесса, 1912, № 3, стр. 35–36; В. Станкевич писал: «В самом общем и широком смысле опасное состояние можно определить как такое состояние личности, на основании которого можно и должно опасаться, что личность совершит преступные деяния». – В. Станкевич. Борьба с опасным состоянием, как основная задача нового уголовного права // Новые идеи в правоведении, сб. № X, Цели наказания, СПб., 1914, стр. 98–99.]

Как видно из приведенных высказываний, по мнению социологов, основание возможности совершения субъектом преступления, основание его «опасного состояния» заключается и (или) в психофизических особенностях, естественном предрасположении субъекта к преступлению, и (или) в его приобретенных антисоциальных склонностях и привычках.[121 - Ад. Принс писал, как установить признаки опасного состояния личности: «Прежде всего их находят в протоколах экспертов, обнаруживших черты и наклонности, которые до настоящего времени служили только для распознавания состояния вменяемости; признаки опасного состояния обнаруживаются также предыдущими поступками и справкой о прежней жизни обвиняемого, мотивами и способом совершения поступка, средой и жизненными привычками виновного». – Ад. Принс. Защита общества и преобразование уголовного права, стр. 113. В. Станкевич считает, что опасное состояние – это «естественное понятие, стоящее вне произвола законодателя, который может устанавливать лишь формальные ограничительные условия, порядок признания, но не существо этого состояния. Существо же его определяется действительной наличностью таких свойств, которые грозят действительной опасностью существенным социальным интересам». – В. Станкевич. Указ. соч., стр. 132.] Здесь проявляется одна из основных ошибок социологов, состоящая в том, что последние по существу отказываются от объяснения преступности в целом и отдельного преступного деяния как социальных явлений, уравнивая значимость социальных причин и психофизических факторов преступления. Это, в частности, и выражается, когда основание возможности преступления видят в психофизических особенностях субъекта.

Стоя на позициях материализма и механистического детерминизма, буржуазные авторы отвергают активность человеческого сознания. Отсюда и появляются идеи, что обнаружение определенных психофизических черт у индивида – абсолютное доказательство его преступности. Отсюда и появляются идеи о преступнике без преступления, об опасном состоянии индивида, еще не совершившего преступление.

Так, Ф. Лист в тезисах «Опасное состояние и меры социальной защиты» к Брюссельскому съезду Международного союза криминалистов писал: «Существование опасного состояния должно быть признано, когда можно заключить по особым интеллектуальным признакам, характеризующим индивида, что угроза и исполнение обычного наказания не сумеют удержать его от учинения преступных деяний. Опасное состояние может существовать и тогда, когда еще индивид не учинил какого-либо преступного деяния».[122 - Цит. по: П. И. Люблинский. Международные съезды по вопросам уголовного права за десять лет (1905–1915), Пг., 1915, стр. 84.]

Здесь верно указано, что общественно опасным следует признавать (и объективно таковым является) только то лицо, в отношении которого угроза наказания не оказывает свое сдерживающее влияние. Верно и то, что общественная опасность личности, понимаемая как возможность совершения индивидом преступления, объективно существует до реального его совершения. Но дело в том, что, пока преступление не совершено, установить можно, как мы говорили, лишь абстрактную его возможность, то есть так называемую «абстрактную» социальную опасность личности, что недостаточно для целесообразного применения репрессивных мер.

Метафизичность концепций социологов, непонимание ими диалектического взаимоотношения между возможностью и действительностью, непонимание различий между возможностями абстрактной и реальной (конкретной), явились методологической основой вывода о необходимости применения мер социальной защиты к определенным категориям «опасных» лиц до совершения ими преступления (душевнобольные и дефектные, бродяги, алкоголики и т. д.).[123 - Справедливости ради следует сказать, что социологи (в отличие от антропологов), как правило, весьма осторожно подходили к вопросу о возможности применения мер уголовной репрессии к «опасным» лицам, не совершившим конкретных преступлений. Так, Лист, хотя и не видел «ничего абсурдного» в возможности применения таких мер, в то же время утверждал, что уголовный закон «не может быть заменен единственным определением, которое гласило бы: общеопасная личность должна быть поставлена в невозможность причинить вред», что «интересы свободы личности не могут быть пожертвованы целям социальной гигиены». – См.: А. Д. Киселев. Психологическое основание уголовной ответственности, Харьков, 1903, стр. 230–232. Брюссельский съезд Международного союза криминалистов, рассмотрев вопрос о понятии «опасного состояния», принял резолюцию: «В законе должны быть предусмотрены определенные меры социальной защиты против преступников, общеопасных либо вследствие рецидивизма, либо вследствие своих жизненных привычек, подлежащих указанию в законе, либо вследствие своих склонностей и образа жизни, вылившихся наружу в предусмотренное законом преступное деяние». – Цит. по: Н. Н. Паше-Озерский. Об «опасном состоянии» личности преступника, Киев, 1913, стр. 10–11. Подавляющее большинство русских криминалистов резко отрицательно относилось к идее применения мер социальной защиты к лицам, не совершившим преступления. См., например: В. Д. Набоков. Об «опасном состоянии» преступника как критерии мер социальной защиты, СПб., 1910; Н. Н. Паше-Озерский. Указ. соч.; Русская группа Международного союза криминалистов. Общее собрание группы в Москве 21–23 апреля 1910, СПб., 1911и т. д.] Подобный вывод соответствовал классовым интересам буржуазии.

«Опасное состояние» (etat dangereux) первоначально понималось социологами как длительное преступное состояние.[124 - См.: Ад. Принс. Цит. соч., стр. 113–114. См. об этом также: Э. Я. Немировский. Основные начала уголовного права, Одесса, 1917, стр. 191–195. Сам Э. Я. Немировский вместо понятия «опасного состояния» выдвигает понятие «преступного настроения» и говорит о преступниках: со скоро преходящим или мимолетным преступным настроением; с задатками длительного преступного настроения; с длительным (хроническим) преступным настроением; с упорным, не поддающимся искоренению преступным настроением. – Там же, стр. 200–202.] Затем стали говорить об «острой опасности» случайного преступника и «хронической опасности» привычного преступника.[125 - См. об этом: Г. Ю. Маннс. Отношение Уголовного кодекса 1926 г. к вине и опасному состоянию // Проблемы преступности, вып. 3, 1928, стр. 43–44. О классификации преступников по степени их общественной опасности см. ниже.]

Близкой к теории «опасного состояния», но в то же время оригинальной и несколько предшествовавшей ей во времени являлась теория «личного состояния преступности», выдвинутая И. Я. Фойницким и развитая дальше П. П. Пусторослевым.

«Личное состояние преступности, – по Фойницкому, есть располагаемая человеком сумма положительных и отрицательных душевных способностей (волевых и сознательных), заключающих в себе внутреннюю возможность преступной деятельности. Наказуемым оно становится не ранее воплощения вовне».[126 - И. Я. Фойницкий. Уголовно-правовая доктрина о соучастии // Юридический вестник, 1891, т. VII, кн. Первая, примечание 7 на стр. 18–19. Пусторослев писал: «…внутреннее состояние преступности человека, проявляющееся внешним образом в преступлении или проступке… представляет собой не что иное, как внутреннюю готовность к учинению преступного деяния, сложившуюся в человеке вследствие неблагоприятного стечения индивидуальных, или индивидуальных и социальных условий, или индивидуальных, космических и социальных условий человеческой преступности». – П. П. Пусторослев. Преступность, виновность и вменяемость // Журнал Министерства юстиции, 1907, № 5, стр. 175.] Личное состояние преступности характеризуется «частью особым состоянием волевой способности деятеля, частью привычками, его характер сложившими и влияющими на волевую способность». Это особое преступное состояние «волевой способности» зависит: «а) от влияния на нее страстей… б) от недостатка волевой энергии, апатического состояния волевой способности… в) от ложных данных, лежащих в основе волевой деятельности. Данные эти по природе своей могут относиться к области морали, правовоззрений и т. п…»[127 - И. Я. Фойницкий. Учение о наказании в связи с тюрьмоведением, СПб., 1889, стр. 43.]

Преступное деяние, по взглядам Фойницкого и Пусторослева, есть внешнее выражение или проявление личного состояния преступности. Получается, что преступник налицо еще до того, как он совершил какое-либо опасное деяние, предусмотренное уголовным законом. Индивид не потому является преступником, что совершил преступление, а, напротив, деяние потому и преступление, что его совершил преступник. «Государство, – пишет Пусторослев, – признает уголовным то правонарушение, в котором, по его мнению, выражается во внешнем мире внутреннее состояние преступности правонарушителя… В глазах государства корень преступности лежит не в деянии, а в деятеле. Преступный характер переходит не с деяния на деятеля, а с деятеля на деяние».[128 - П. П. Пусторослев. Анализ понятия о преступлении, М., 1892, стр. 230. См. также: Он же. Преступность, виновность и вменяемость // Журнал Министерства юстиции, 1907, № 4, стр. 87–88.]

Для теории «личного состояния преступности» справедливы все замечания, сделанные нами по отношению к учению «об опасном состоянии» личности.

Многие советские криминалисты в первые годы Советской власти находились под бесспорным влиянием идей социологического направления и восприняли от него целый ряд ошибочных положений, в том числе и по вопросу об общественной опасности преступника.

Совершенно правильно общественная опасность преступника понималась как возможность совершения им нового преступления. Эта мысль проводилась и в литературе;[129 - См., например: Г. И. Волков. Уголовное право и рефлексология, Харьков, 1928, стр. 98; И. Крыленко. Еще раз о принципах пересмотра Уголовного кодекса // Еженедельник советской юстиции, 1929, № 7, стр. 148 и др. В ст. 6 проекта общей части Уголовного кодекса РСФСР, выработанного Институтом Советского Права (А. М. Аронович, Я. А. Берман, М. М. Исаев) в ноябре 1921 г. говорилось: «При выборе рода и меры репрессии суды руководствуются, прежде всего, степенью опасности преступника для общежития, т. е. установленной судом степенью вероятности совершения преступником новых правонарушений (так называемым опасным или антисоциальным состоянием его)». – См. приложение к книге М. М. Исаева. Общая часть уголовного права РСФСР, Л., 1925 г.] она получила отражение и в уголовном законодательстве того времени.[130 - Непосредственно определение понятия общественной опасности преступника в законе сформулировано не было. Но о том, что в это понятие вкладывалось вышеуказанное содержание, свидетельствует анализ целого ряда статей законодательных актов того времени. См. ст. ст. 7, 8, 9, 16 и др. Руководящих начал; ст. ст. 5, 7, 8, 24, 25 и др. УК РСФСР 1922 г.; ст. ст. 4, 22 Основных начал 1924 г. и др.]

В законодательстве получило отражение также то положение, что общественная опасность субъекта, необходимая для применения мер уголовного правового воздействия, обнаруживается в результате совершения преступлений.[131 - В ст. 7 УК 1922 г. утверждалось: «Опасность лица обнаруживается совершением действий, вредных для общества или деятельностью, свидетельствующей о серьезной угрозе общественному правопорядку». В то же время допускалось признание лица общественно-опасным исключительно по связи его с преступной средой. ВпроектеУголовногокодексаРСФСР, составленномКомиссиейОбщеконсультационного Отдела НКЮ в 1920 г., утверждалось, что «опасность лица обнаруживается наступлением последствий, вредных для общества, или деятельностью, хотя и не приводящей к результату, но свидетельствующей о возможности причинения вреда» (ст. 3). – См. приложение к книге М. М. Исаева. Общая часть уголовного права РСФСР, Л., 1925.] Но вместе с тем допускалась в законе и оправдывалась теоретически возможность признания индивида социально опасным и применения к нему уголовно-репрессивных мер социальной защиты и помимо совершения им конкретного преступления, на основании лишь его образа жизни, связей с преступной средой и т. п.

Так, А. Н. Трайнин писал в то время: «Преступник и общественно опасный субъект – уже не тождественные понятия; можно быть общественно опасным субъектом и нести уголовную ответственность, не совершая преступления, и, напротив, можно совершить преступление и не явиться общественно опасным субъектом, не подвергаться уголовной санкции… Преступление развенчивается, как единственное и исключительное основание применения уголовной реакции».[132 - А. Н. Трайнин. Уголовное право. Часть общая, М., 1929, стр. 228.] И далее: «Основанием, вызывающим применение уголовной реакции, может явиться деятельность лица, хотя и не преступная, в прямом смысле, но обнаруживающая социальную оторванность лица от трудовой жизни коллектива или, напротив, деятельность, обнаруживающая социальную связь лица с преступным миром. Далее социально опасными и требующими вмешательства уголовного закона могут быть определенные состояния, вызываемые психической болезнью, пьянством, употреблением наркотических средств и т. п.».[133 - Там же, стр. 231. См.: А. Викторов. Порядок признания общественно опасного состояния//Вестник советской юстиции, 1928, № 13.Резко отрицательно относился к идее применения уголовной репрессии исключительно по причине «уголовной неблагонадежности» субъекта И. Славин. См. И. Славин. Наказуема ли уголовная неблагонадежность? // Еженедельник советской юстиции, 1922, № 8–9, стр. 14–15.]

В уголовном законодательстве возможность применения мер уголовной репрессии к лица, не совершившим преступлений, исключительно в силу их опасности была закреплена в ст. 49, а также в ст. 12 (ред. 10 июля 1923 г.) УК РСФСР 1922 г.,[134 - А. Эстрин писал по поводу УК 1922 г.: «Преступление, согласно ст. 6 Кодекса, есть действие, угрожающее правопорядку. Ясно, что и деятельность, не составляющая преступления в смысле ст. 6, может, тем не менее, свидетельствовать о серьезной угрозе данного лица общественному правопорядку, хотя бы оно не уличалось ничем в конкретном преступлении. Что это именно имеется в виду ст. 7-й, выявляется в ст. 49-й Кодекса… Для применения ст. 49 не требуется обязательно совершение лицом, к коему она применяется, какого-либо преступления. Достаточно это оттеняется сопоставлением ст. 48, начинающейся словами: „лица, осужденные судом и признанные им социально-опасными“, со ст. 49, где признак „осужденные судом“ отпал. Это тем более очевидно, что в первом проекте НКЮ ст. ст. 38 и 39 (соответствующие ст. ст. 48 и 49 Кодекса) не заключали слов „осужденные судом“. Проект комиссии съезда деятелей советской юстиции, легший в основание окончательной редакции общей части Кодекса, отказываясь от включения в Кодекс особой статьи об „опасности лица“, совершенно последовательно вводил оговорку „осужденные судом“ как в теперешнюю ст. 48, так и в теперешнюю ст. 49. Если эта оговорка оставлена лишь в ст. 48, но не в ст. 49, то мысль законодателя вполне ясна. Суды смогут выносить приговор по ст. 49, как если бы она была статьей Особенной части». – А. Эстрин. Уголовный кодекс и «Руководящие начала по уголовному праву РСФСР». Отношение к вопросу об опасности преступника // Еженедельник советской юстиции, 1922, № 21–22, стр. 7.] в ст. 22 Основных начал Уголовного законодательства Союза ССР и союзных республик, в ст. 7 УК РСФСР 1926 г.

Ошибочным, на наш взгляд, было и утверждение, что лицо, совершившее преступление, может не быть общественно опасным.[135 - См. А. Н. Трайнин. Уголовное право. Часть общая, М., 1929, стр. 228–232. В ст. 8 проекта Общей части Уголовного кодекса РСФСР, разработанного в 1929 г Государственным институтом по изучению преступности и преступника (Е. Ширвиндт, Н. Спасокукоцкий, А. Трайнин, С. Тагер, Б. Утевский, М. Исаев, С. Мокринский, А. Пионтковский) указывалось, что суд «по всем обстоятельствам дела» может «прийти к убеждению, что данное лицо не может быть признано общественно опасным», несмотря на совершение им преступления. См.: «Проблемы преступности», вып. 4, 1929 г] Подобные взгляды объясняются тем, что ряд авторов понимал социальную опасность преступника только как более или менее стойкую антиобщественную, преступную настроенность.

Мы считаем, что, как в случае оконченного, так и неоконченного преступления, признаются преступными только такие объективно опасные[136 - Если руководствоваться смысловым значением слова «опасность» как возможность, угроза причинения, наступления какого-либо вреда, ущерба (см., например: С. И. Ожегов. Словарь русского языка, изд. 3-е, М., 1953, стр. 405), то этот термин следует применять лишь по отношению к общим составам преступления (опасность, которую вообще представляют – например, бандитизм, спекуляция, хулиганство и т. д.). Что касается конкретных совершенных преступлений, то правильнее говорить не об их опасности, а о вреде, который они причинили или о создании объективной возможности причинения вреда. Учитывая однако общепринятость употребления термина «опасность» применительно и к конкретным преступлениям, мы также говорим о конкретном общественно опасном деянии.] для социалистических общественных отношений деяния, которые свидетельствуют и об общественной опасности субъектов этих деяний. «Каждое преступное деяние есть определенное общественно опасное поведение человека, его действие или бездействие. В нем находит свое выражение антиобщественная цель деятельности виновного, направленность его воли, отношение к правам других лиц, государственным и общественным интересам, правилам социалистического общежития. Каждое преступное деяние представляет собой единство объективных и субъективных свойств определенного общественно опасного деяния…»[137 - А. А. Пионтковский. Учение о преступлении по советскому уголовному праву, М., 1961, стр. 121.]

Преступным признается лишь виновно совершенное общественно опасное деяние. Виновность же лица, умышленное или неосторожное совершение им предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния, является показателем общественной опасности этого лица, объективно существующей возможности совершения им нового преступления примерно по аналогичным мотивам. Нет вины – нет преступления; есть вина – есть общественная опасность виновного – есть и преступление.

Следовательно, можно сказать, что преступление есть не только единство объективных и субъективных признаков общественно опасного деяния, но и представляет собой единство общественной опасности деяния и деятеля. Каждое конкретное преступное деяние характеризуется одновременно двумя моментами:

1) это поступок, акт поведения, объективно опасный для социалистического общества;

2) это поступок, совершенный лицом, представляющим общественную опасность (в указанном выше смысле) для социалистического общества.

В этом единстве опасности деяния и опасности деятеля, субъекта определяющую роль играет опасность деяния для советского социалистического общества, ибо, если нет виновного совершения общественно опасного поступка, то невозможно установить и соответственно нельзя и говорить об уголовно-правовой общественной опасности лица. Заключение об опасности индивида является выводом из опасности виновно совершенного им деяния. Общественная опасность индивида не имеет правового значения вне связи ее с опасностью преступления. В уголовно-правовом смысле общественно опасным является лишь вменяемый человек, достигший возраста уголовной ответственности, виновный в совершении предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния. В то же время между преступлением и общественной опасностью преступника существует закономерная связь: если совершено преступление, то его виновник является общественно опасным.

В том и состоит неразрывная связь между деянием и деятелем, между преступлением и общественной опасностью преступника, что единственным и достаточным основанием признания лица общественно опасным, преступником является виновное совершение им общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом. Опасность личности – вполне реальный, объективный факт, закрепленный в составе преступления и, следовательно, имеющий юридическое значение.

В современной юридической литературе неоднократно указывается на единство опасности деяния и опасности личности в понятии преступления. Так, например, А А Пионтковский пишет: «Общественную опасность деяния и общественную опасность личности нужно брать в их единстве и взаимной связи. Общественная опасность деяния определяет и общественную опасность личности, а общественная опасность личности виновного отражается на общественной опасности совершенного им деяния».[138 - А. А. Пионтковский. Усиление роли общественности в борьбе с преступностью и некоторые вопросы теории советского уголовного права // Советское государство и право, 1961, № 4, стр. 63.] Правильно и утверждение В. Г. Беляева, что наличие общественной опасности преступника является непременным условием для признания совершенного им деяния преступлением.[139 - В. Г. Беляев. Правовое значение характеристики личности преступника по новейшему советскому уголовному законодательству // Материалы второй научной конференции аспирантов, Ростов-на-Дону, 1960, стр. 195–196. См. также: В. Кудрявцев. Проект закона о повышении роли общественности и новые уголовные кодексы // Советская юстиция, 1960, № 6, стр. 19.]

Но что значит: лицо является общественно опасным? Пожалуй, среди опубликованных за последние годы работ по проблемам уголовного права нет ни одной работы, в которой не употреблялось бы понятие общественной опасности преступника. Но в этих работах, как правило, не раскрывается содержание данного понятия.[140 - Некоторое исключение представляет работа П. С. Дагеля, где намечены правильные отправные моменты для определения понятия общественной опасности преступника. См.: П. С. Дагель. Роль уголовной репрессии в борьбе с преступностью в период развернутого строительства коммунизма. Автореф. канд. дисс, 1962, стр. 19.] Только на основе косвенных данных можно заключить, что такие авторы, как Н. С. Лейкина, И. И. Карпец, В. Г. Беляев и др., видят общественную опасность преступника в том, что он совершил преступное деяние.[141 - И. И. Карпец. Индивидуализация наказания в советском уголовном праве, М., 1961, стр. 99–100; Н. С. Лейкина. Развитие уголовного законодательства и вопросы личности преступника (тезисы) // Межвузовская научная конференция «Советское государство в период развернутого строительства коммунизма», Харьков, 1962, стр. 183; В. Г. Беляев. Указ. соч., стр. 195–196 и др.] Но такое определение является слишком тавтологическим и по существу ничего не дающим. К тому же такое понимание общественной опасности преступника никак не согласуется со ст. 43 Основ.

Последняя допускает, что лицо, совершившее преступление, может еще до расследования или рассмотрения уголовного дела в суде вследствие изменения обстановки или по другим причинам утратить свою общественную опасность, что доказывается безупречным поведением и честным отношением к труду после преступления.[142 - Нормы с весьма схожим содержанием имелись и в предшествующем советском уголовном законодательстве. См. ст. 16 Руководящих начал 1919 г., ст. 8 и ч. 2 ст. 51 (ред. 10 апреля 1930 г.) УК 1926 г.] Вполне понятно, что если опасность индивида состоит в том, что он совершил преступление, то подобная опасность утрачена быть не может. Напротив, такое положение закона вполне оправдано, если общественную опасность преступника видеть в реальной возможности совершения лицом нового преступления. Подобная возможность действительно может быть утрачена, если изменяется окружающая субъекта обстановка или изменяется сам субъект, о чем свидетельствуют его безупречное поведение и честное отношение к труду.

Мы считаем, что, признавая преступным только виновно совершенное общественно опасное деяние, советское уголовное право тем самым понимает преступление как единство опасности деяния и деятеля, причем опасность деятеля заключается в реальной возможности совершения этим лицом нового преступления. Совершенное преступление является свидетельством объективности реальности (конкретности) этой возможности. Не может быть, чтобы лицо, виновное в совершении предусмотренного уголовным законом общественно опасного деяния, не представляло собой общественной опасности, хотя характер и степень этой опасности, бесспорно, могут быть весьма различными.

Вполне поэтому понятно, что закон не предусматривает в качестве наказуемых случаи, когда деяние – преступление, а личность его совершителя не представляет никакой общественной опасности в том смысле, что возможность совершения им нового преступления примерно по аналогичным мотивам полностью исключается и не требуется никакого предупредительного воздействия на виновного. Даже в случаях совершения малозначительных преступлений, не представляющих большой общественной опасности, когда применяются ст. ст. 51 и 52 УК РСФСР, виновные представляют определенную общественную опасность. Так, ст. 51 УК РСФСР в числе условий, необходимых для освобождения лица от уголовной ответственности с передачей дела в товарищеский суд, требует, чтобы виновный мог быть исправлен без применения наказания с помощью мер общественного воздействия (следовательно, в личности субъекта подобного преступления есть такие антисоциальные качества, которые должны быть исправлены, так как они обусловливают возможность нового преступления). Согласно же ст. 52 УК РСФСР, для передачи виновного на поруки в числе других условий требуется, чтобы виновный не представлял большой общественной опасности (следовательно, определенную общественную опасность он все-таки представляет).

Правда, ст. 43 Основ (ст. 50 УК) говорит о случаях, когда деяние общественно опасно, а лицо вследствие изменения обстановки перестало быть общественно опасным (ч. 1) или в силу следующего после совершения преступления безупречного поведения и честного отношения к труду не может считаться общественно опасным (ч. 2). Но в том-то и дело, что непосредственно после совершения преступления виновное лицо было общественно опасным, а затем, с течением времени в силу указанных и иных причин исправилось, в связи с чем и исчезла возможность совершения им нового преступления.

Как возможность есть объективная категория, так и общественная опасность преступника представляет собой объективную реальность, не зависящую от субъективного познания ее. Конечно, органы дознания, следователь, прокурор, решая вопрос об уголовной ответственности конкретного лица, совершившего преступление, суд при вынесении приговора оценивает эту опасность, но они не создают ее, а только лишь на основе объективных данных устанавливают, распознают общественную опасность преступника (ее характер и степень), которая существует независимо от этого исследования.[143 - Одно из крайне немногочисленных определений понятия общественной опасности преступника в советской юридической литературе дается в упоминавшейся работе Г. И. Волкова «Уголовное право и рефлексология». По его мнению, социальная опасность лица состоит в «предположении вероятности повторения такого же или какого-нибудь другого (но преимущественно все же такого, как первое) нарушения интересов со стороны нарушителя». См.: В. Г. Волков. Уголовное право и рефлексология, Харьков, 1928, стр. 98. Основной ошибкой здесь является трактовка возможности совершения преступником нового преступления, его социальной опасности, как субъективной категории.]

Итак, виновность лица в совершении общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом – необходимое и достаточное основание для установления наличия его общественной опасности. Однако, при анализе этой общественной опасности важную роль играют понятия характера и степени общественной опасности преступника.[144 - О характере и степени общественной опасности преступника пишет А. Д. Соловьев в работе «Вопросы применения наказания по советскому уголовному праву». Однако он не раскрывает сущности этих понятий, указывая лишь, что «характер опасности преступника определяется видом преступления, которое им было совершено», а «степень общественной опасности преступника зависит прежде всего от конкретного преступления, совершенного виновным». См. указ. соч., стр. 94.]

Когда совершено преступление, то, как мы показали, всегда имеется реальная возможность совершения лицом нового преступления. Первый возникающий вопрос: каков характер этой реальной возможности, то есть какие именно общественные отношения могут быть нарушены? Характер общественной опасности преступника определяется тем вредом, который может причинить данная личность. При прочих равных условиях, если примерно одинакова степень общественной опасности, бесспорно, тот индивид более опасен, который способен причинить больший вред.[145 - П. С. Дагель в качестве критерия общественной опасности преступника правильно указывает на «вред, который это лицо может причинить в будущем» (П. С. Дагель. Роль уголовной репрессии в борьбе с преступностью в период развернутого строительства коммунизма, Автореф. канд. дисс, Л., 1962, стр. 19). Необходимо однако учитывать и вероятность причинения такого вреда.] Поэтому, чтобы определить характер общественной опасности преступника, необходимо установить объект преступления,[146 - «Для того чтобы ликвидировать возможность нового повторения преступлений, нужно устранить не просто наклонность к совершению преступлений (абстрактной наклонности не существует), а источник, порождающий эту наклонность, то есть соответствующие пережитки прошлого. Какие это пережитки – помогает определить нам правильное установление объекта совершенных преступлений». – В. Д. Филимонов. К вопросу о понятии однородности преступлений // Сборник работ юридического факультета, Томск, 1961, стр. 150.] вменяемые в вину последствия преступления, способ его совершения[147 - Ф. Энгельс писал: «Личность характеризуется не только тем, что она делает, но и тем, как она это делает». К. Маркс и Ф. Энгельс. Об искусстве, т. I, М., 1957, стр. 29.] и в целом мотивы преступления. Поскольку, как следует из совершенного преступления, угроза применения мер государственного принуждения не сдерживает определенные мотивы, то существует возможность нового преступления именно по этим мотивам. Выше мы приводили соответствующие данные обобщений по этому вопросу.

Весьма важной характеристикой преступника является степень его общественной опасности. Последняя определяется степенью возможности – вероятностью совершения нового преступления данным лицом. Вероятность есть категория объективная. Это мера возможности; она выражает степень развитости возможности, степень ее обоснованности, степень ее способности стать действительностью. «Вероятность есть выражение не субъективной степени уверенности человека в наступлении события, а характеристика объективно существующей связи между условиями и событием».[148 - Основы марксистской философии, М., 1956, стр. 222.]

Степень общественной опасности преступника, вероятность совершения им нового преступления, зависит, главным образом, от развитости заключающегося в самом общественном содержании личности основания этой возможности (то есть от того, насколько стойкими, сформировавшимися являются его индивидуалистические взгляды, насколько противоречива сама личность), а также от того, какие условия субъективного и объективного характера непосредственно способствовали возникновению мотивов преступного поведения или способствовали их реализации. Причем следует учитывать именно непосредственные условия совершения преступления, а не вообще условия нравственного формирования личности.

Короче говоря, чтобы определить степень общественной опасности преступника, необходимо прежде всего установить конкретные причины и условия, способствовавшие совершению этим лицом преступления.

Устанавливая на определенный момент вероятность нового преступления со стороны преступника, следует учитывать также наличие и развитость противоположной возможности надлежащего социального поведения.[149 - С. В. Познышев писал, что для оценки опасности личности преступника «необходимо учесть, с одной стороны, те элементы его личности, которые влияли на сделанный им выбор положительным образом, т. е., так сказать, склоняли к нему, а с другой стороны – те, которые служили источником мотивов, удерживающих или отталкивающих от преступления и подсказывавших иной выход из создавшегося положения. Иными словами, мы должны учесть все то, что, так сказать, криминогенно и криминорепульсивно в свойствах данной личности. Соотношением элементов этих двух категорий и определяется степень опасности, представляемой личностью для правопорядка». – С. В. Познышев. Криминальная психология. Преступные типы. Л., 1926, стр. 7. Ошибкой Познышева было то, что он основу общественной опасности субъекта видел в психической конституции, в значительной степени наследственно предопределенной. В учении о криминогенной и криминорепульсивной частях психической конституции и их взаимоотношении чувствуется влияние фрейдистских концепций.] При этом, имея в виду, что к данному лицу будут применены какие-то определенные меры общественного или государственного воздействия,[150 - Когда стоит вопрос об определении степени общественной опасности, то речь идет всегда о конкретном, уже установленном преступнике, в отношении которого нужно предпринять определенные меры.] следует учитывать, насколько возможным и легким (или, напротив, трудным) будет процесс выработки у данного лица навыков надлежащего поведения.

Интересно отметить, что некоторые социальные качества индивида и некоторые его субъективные особенности, которые мы относим к условиям реализации возможности преступного поведения, могут равно обосновывать развитие противоположных возможностей. Особенно это характерно для несовершеннолетних преступников. Последних, как мы отмечали, характеризуют неупорядоченная, нестойкая, как правило, система отношений, отсутствие сознательной направленности, твердых установок, убеждений и, как следствие, повышенная внушаемость, склонность к подражанию, непосредственность в удовлетворении своих желаний и т. д.

Эти особенности, очевидно, с одной стороны, обусловливают большую вероятность, большую легкость совершения несовершеннолетним правонарушителем нового преступления. Но эти же особенности обусловливают возможность более быстрого и успешного его надлежащего воспитания, по сравнению с перевоспитанием взрослого преступника. Поэтому, имея в виду эти особенности несовершеннолетних преступников, следует признать, что степень их общественной опасности, как правило, невелика.

В категории вероятности выражена связь возможности со случайностью. Возможность тем и отличается от необходимости, что она может реализоваться, а может и не реализоваться; то или иное явление может наступить, а может и не наступить; лицо может совершить преступление, а может и не совершать его.

Категория вероятности и выражает, насколько реализация той или иной возможности зависит от случайных обстоятельств, от обстоятельств, которые не обусловливают саму закономерность существования и развития данной возможности у данного объекта (субъекта). Поэтому, чем больше в самом развивающемся объекте (субъекте) существует факторов, обстоятельств, порождающих определенную возможность, тем меньше ее реализация зависит от случайных обстоятельств и, следовательно, тем больше вероятность реализации данной возможности.

Совершение нового преступления преступником также не есть необходимость, неизбежность. Напротив, это лишь возможность (хотя и реальная) с определенной степенью вероятности. Вероятность совершения лицом нового преступления (степень его общественной опасности) может колебаться в пределах от почти невозможности (но не невозможность) до почти неизбежности (но не неизбежность), то есть если дать условное количественное выражение – от 0 (но не 0) до 100 % (но не 100 %).

Возможность совершения индивидом общественно опасного преступного деяния, как указывалось, имеет свое основание в свойственных этому лицу индивидуалистических, антиобщественных взглядах и установках. Преступные деяния совершают однако не только лица со стойкими антиобщественными взглядами и установками, сознательно отдающие предпочтение преступной деятельности, но и лица нравственно противоречивые, морально нестойкие, в сознании которых уживаются элементы коммунистической идеологии и мелкобуржуазные, индивидуалистические взгляды.