Избранные труды

Суд, рассматривающий конкретное деяние, совершенное конкретным лицом в конкретной обстановке, может и должен учитывать обстоятельства, который законодатель, исходящий при конструировании составов преступлений из типовой опасности деяний подобного рода и лиц, виновных в их совершении, не учитывает, да, подчас, и не может учесть (такие, например, как конкретный вред от посягательства на определенный объект, распространенность посягательства и конкретная обстановка его совершения, ряд признаков, характеризующих личность виновного, причины совершения преступления, его мотивы и т. д.). «При определении индивидуального наказания начинается новая сфера, не сфера законодателя, а сфера судьи, исследующего и оценивающего явления во всей их жизненной полноте и непосредственности».[187 - А. Н. Трайнин. Общее учение о составе преступления, М., 1957, стр. 313; См. также: Н. С. Алексеев, В. Г. Смирнов, М. Д. Шаргородский. Указ. соч., стр. 75–77; А. А. Пионтковский. Учение о преступлении по советскому уголовному праву, М., 1961, стр. 107.] Оценив эти конкретные обстоятельства с точки зрения их влияния на степень общественной опасности деяния и деятеля, суд может прийти к выводу о целесообразности того или иного вида наказания, о целесообразных сроках наказания или о нецелесообразности вообще применения наказания к данному преступнику, исходя из целей как общего, так и специального предупреждения.

В любом случае умышленного или по неосторожности совершения общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом, суд может, имеет право применить уголовное наказание к лицу, виновному в этом преступлении, но, исходя из принципа целесообразности, обязан он это делать не во всех случаях. Суд обязан применить наказание, если общественная опасность деяния и преступника таковы, что для осуществления целей, которые вообще преследует назначение уголовного наказания, необходимо реальное применение именно мер уголовного наказания и в данном конкретном случае. Если же эти цели достижимы и без наказания, то, несмотря на существующее право суда подвергнуть виновного мерам наказания и обязанность гражданина подчиниться им, к виновному может быть применено не уголовное наказания, а иные меры.

Так будет и в случаях, предусмотренных ст. ст. 51, 52 и 63 УК РСФСР.

Согласно ст. 51, «лицо может быть освобождено от уголовной ответственности и наказания с передачей дела на рассмотрение товарищеского суда», если оно впервые совершило какое-либо деяние, за которое, согласно статье Особенной части УК, допускается применение мер общественного воздействия (ч. 1 ст. 94, ст. 96, ч. 2 ст. 97, ст. 112, ч. 1 ст. 123, ст. 127 и др.) или «другое малозначительное преступление, если по характеру совершенного деяния и личности виновного он может быть исправлен без применения наказания, с помощью мер общественного воздействия».

Не прав А. А. Пионтковский, считающий, что подобные деяния являются не преступлениями, а всего-навсего антиобщественными поступками.[188 - См.: А. А. Пионтковский. 1) Усиление роли общественности в борьбе с преступностью и некоторые вопросы теории уголовного права // Советское государство и право, 1961, № 4, стр. 67–68; 2) Учение о преступлении по советскому уголовному праву, М., 1961, стр. 49. См. также: Б. А. Галкин. О сочетании судебного принуждения и общественного воздействия // Советское государство и право, 1961, № 10, стр. 182. Убедительная критика подобных воззрений дана в статье А. Л. Ременсона и А. А. Любавина «К вопросу об основаниях освобождения от уголовной ответственности и наказания», «Труды Томского государственного университета им. Куйбышева», серия юридическая, т. 156, 1961.] Данные деяния предусмотрены в Особенной части Уголовного кодекса; они являются теми юридическими фактами, которые, согласно закону, ведут к возникновению уголовной ответственности, ибо за их совершение предусмотрены меры уголовного наказания;[189 - Другое дело – случаи, предусмотренные в УК в главе о воинских преступлениях (п. «б» ст. 239, п. «б» ст. 241, п. «б» ст. 243, п. «б» ст. 244 и т. д.). Здесь указывается, что совершение деяний, предусмотренных п.п. «б» соответствующих статей в качестве уголовно-наказуемых, при наличии смягчающих обстоятельств влечет применение правил Дисциплинарного устава Вооруженных Сил Советского Союза. Б. С. Утевский прав, что подобные деяния не приводят к возникновению уголовной ответственности, но он ошибочно считает их преступлениями (см.: Б. С. Утевский. Новые методы борьбы с преступностью и некоторые вопросы уголовной ответственности // Правоведение, 1961, № 2, стр. 71). В том то и дело, что подобные деяния при смягчающих обстоятельствах, согласно закону, не являются преступлениями, ибо они не служат юридическими фактами, ведущими к возникновению уголовной ответственности.] они представляют собой общественную опасность и свидетельствуют об определенной общественной опасности лица, их совершившего.

В случае совершения деяния, за которое закон допускает применение как уголовного наказания, так и мер общественного воздействия, или иного малозначительного преступления возникает право государства в лице соответствующих органов применить эти меры уголовного наказания и обязанность виновного субъекта подчиниться этим мерам.[190 - Исходя из указанной трактовки малозначительных преступлений (в смысле ст. 51 УК) в качестве антиобщественных проступков, А. А. Пионтковский ошибочно полагает, что при их совершении отсутствует уголовное правоотношение. См.: А. А. Пионтковский. Правоотношения в уголовном праве//Правоведение, 1962, № 2, стр. 92.] Но при данном совершенном малозначительном преступлении личные особенности его субъекта, не являющиеся элементами состава преступления и поэтому не имеющие значения для решения вопроса о наличии состава преступления и, следовательно, возникновении уголовной ответственности, могут существенно сказаться на степени его общественной опасности и на решении вопроса о целесообразности применения к нему мер уголовного наказания. Как правильно пишут А. Л. Ременсон и А А Любавин, «возможность исправления виновного одними только мерами общественного воздействия не определяет степень опасности совершенного им деяния, не устраняет преступность содеянного, которое было и остается преступным»,[191 - А. Л. Ременсон, А. А. Любавин. Указ. соч., стр. 146.] но вместе с тем суд, учитывая эту возможность, может освободить данное лицо от реального осуществления уголовной ответственности, от наказания. Такая возможность освобождения от наказания по указанным мотивам предусмотрена, во-первых, непосредственно в ряде статей Особенной части Кодекса, а, во-вторых, в виде общего правила зафиксирована в п. 3 ст. 51 УК.

Статья 52 УК РСФСР предусматривает случаи «освобождения от уголовной ответственности с передачей виновного на поруки». («Если по обстоятельствам дела совершенное лицом преступление и само это лицо не представляют большой общественной опасности и если деяние виновного не повлекло тяжких последствий, а сам он чистосердечно раскаялся, то по ходатайству общественной организации или коллектива трудящихся это лицо может быть освобождено от уголовной ответственности и наказания и передано на поруки для перевоспитания и исправления той общественной организации или тому коллективу трудящихся, которые возбудили ходатайство»), а ст. 63 УК в развитие положений части третьей ст. 10 УК устанавливает, что если суд найдет целесообразным не применять уголовное наказание к несовершеннолетнему, совершившему в возрасте до 18 лет преступление, не представляющее большой общественной опасности, он может назначить определенные принудительные меры воспитательного характера. И здесь, как и в случае передачи дела на рассмотрение товарищеского суда, в действиях виновных наличествует состав определенного преступления, в котором закреплены общественная опасность и деяния, и деятеля, и возникает уголовная ответственность виновных, обязанность их отвечать за совершенное в уголовном порядке.

Итак, во всех указанных случаях (ст. ст. 51, 52 и 63 УК) в силу того, что виновным умышленно или по неосторожности было совершено общественно опасное деяние, предусмотренное уголовным законом, возникает уголовное правоотношение, возникает уголовная ответственность. При передаче же дела в товарищеский суд, виновного на поруки или при применении принудительных мер воспитательного характера к несовершеннолетнему государство отказывается – безусловно или условно (ст. 52) – от реализации своих прав по уголовному правоотношению, а конкретнее, от применения наказания к виновному.

Законодатель не случайно фиксирует в законе, что суд может (но не обязан) освобождать в подобных случаях от уголовной ответственности, ибо вопрос здесь упирается в целесообразность применения мер уголовного наказания. А решение вопроса о целесообразности в подобных случаях зависит, главным образом, от степени общественной опасности преступника, которая будет определяться на основе конкретных обстоятельств обстановки совершения преступления и личности виновного.

Если при наличии всех условий, требуемых для применения ст. ст. 51, 52, 63 УК РСФСР, суд все же приговорит виновного к отбытию наказания, то приговор может быть изменен или отменен вышестоящим судом как необоснованный, нецелесообразный ввиду несоответствия назначенного наказания тяжести преступления и личности осужденного (ст. ст. 342, 347, 350 УПК РСФСР),[192 - См., например, определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по делу К. – «Суд с учетом несовершеннолетнего возраста виновного и характера совершенного им преступления нашел возможным не применять к нему меру уголовного наказания, а ограничиться мерой воспитательного воздействия» (Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1961, № 2, стр. 12–13) и др.] но не как незаконный, что обязательно было бы, если бы гражданин был осужден при отсутствии в его деяниях состава преступления (стст. 5, 259, 342, 345 УПК РСФСР).[193 - См., например, определение Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР по делу К-вой («приговор отменен за отсутствием в деянии лица состава преступления». – Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1961, № 6, стр. 8–9); по делу Е. («Лицо не может быть привлечено в уголовной ответственности и осуждено, если им не совершено уголовно-наказуемое деяние». – Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1962, № 4, стр. 11); по делу Т. («Незаконное осуждение в уголовном порядке за действия, влекущие дисциплинарную ответственность»). – Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1962, № 12, стр. 8–9) и др.]

Иные случаи предусмотрены ч. 2 ст. 7 и ст. 43 Основ (ст. 50 УК РСФСР).

Согласно ч. 2 ст. 7, «не является преступлением действие или бездействие, хотя формально содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного уголовным законом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности».

Признак малозначительности выражает прежде всего крайне незначительный вред, ущерб (или возможность причинения незначительного ущерба), который данный поступок (и такие поступки вообще) причиняют социалистическим общественным отношениям, и при умышленных действиях – факт существования умысла на причинение именно незначительного ущерба. В результате подобный поступок не будет преступлением, так как, во-первых, само деяние не обладает той степенью общественной опасности, которая необходима для возникновения уголовной ответственности, и, во-вторых, субъект этого деяния не представляется общественно опасным, ибо совершенное не свидетельствует о наличии реальной возможности подлинно преступного поведения с его стороны.

Поэтому справедливо утверждение, что при совершении подобных деяний, несмотря на формальное наличие определенных признаков, предусмотренных в уголовном законе, степень развития этих признаков такова, что они не свидетельствуют о преступности данных деяний, и, следовательно, в случаях, предусмотренных ч. 2 ст. 7, отсутствует состав преступления.[194 - См., например: Н. Д. Дурманов. Понятие преступления, АН СССР, 1948, стр. 260–265; А. Н. Трайнин. Общее учение о составе преступления, М., 1957, стр. 318–323; Г. Кригер. Условия применения ч. 2 ст. 7 и ст. 43 Основ уголовного законодательства // Советская юстиция, 1959, № 5; Советское уголовное право. Часть общая, изд. ЛГУ, 1960, стр. 205; Н. С. Алексеев, В. Г. Смирнов, М. Д. Шаргородский. Указ. соч., стр. 78; А. Л. Ременсон, А. А. Любавин. Указ. соч.; Советское уголовное право. Часть общая, М., 1962, стр. 73–74 и др.] В силу же отсутствия состава преступления уголовное правоотношение, право государства в лице соответствующих органов применить уголовное наказание и обязанность субъекта деяния подчиниться этому наказанию, отсутствуют вовсе.[195 - Поэтому при наличии признаков, предусмотренных ч. 2 ст. 7, уголовное дело не может быть возбуждено, а возбужденное дело подлежит прекращению на основании п. 2 ст. 5 Основ уголовного судопроизводства (п. 2 ст. 5 УПК РСФСР), то есть за отсутствием в деянии состава преступления. Если же эти признаки обнаруживаются в стадии судебного разбирательства, суд выносит оправдательный приговор (ст. 5 Основ уголовного судопроизводства). В определении по делу Г. Судебная коллегия по уголовным делам Верховного Суда РСФСР правильно указала, что противоправные действия, которые в силу своей малозначительности не представляют общественной опасности, не влекут возникновение уголовной ответственности (Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1962, № 6, стр. 10). См. также определение по делу М. (Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1963, № 4, стр. 9–10) и по делу Н., К. и В. (Бюллетень Верховного Суда РСФСР, 1963, № 5, стр. 12–13).В литературе правильно критиковались указания, содержащиеся в постановлении Пленума Верховного Суда СССР от 19 июня 1959 г. «О практике применения судами мер уголовного наказания» и в приказе Генерального прокурора СССР от 20 июля 1959 г. «О практике органов прокуратуры по привлечению к уголовной ответственности и осуществлению надзора за правильным применением мер уголовного наказания», в которых предписывалось применять ч. 2 ст. 7 в случаях совершения малозначительных преступлений. См. научно-практический комментарий к Основам уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик, под ред. В. А. Болдырева, изд. 2-е, М., 1961, стр. 34–35; А. А. Пионтковский. Учение о преступлении по советскому уголовному праву, М., 1961, стр. 41.]

Обстоятельства конкретного деяния, не относящиеся к его характеристике как малозначительного и, в частности, характеризующие лицо, виновное в этом деянии, но не являющиеся элементами составов соответствующих преступлений, не могут являться основанием применения ч. 2 ст. 7. Подобные обстоятельства могут влиять на решение вопроса о целесообразности применения мер наказания к виновному, но не на решение вопроса о наличии преступления.[196 - Ст. 4-а УПК РСФСР, введенная 9 февраля 1925 г. и явившаяся основанием для появления в уголовном законодательстве примечания к ст. 6 и ст. 8 по УК РСФСР 1926 г. (ч. 2 ст. 7 и ст. 43 Основ уголовного законодательства 1958 г.) прямо разграничивала случаи отсутствия состава преступления и нецелесообразности применения мер уголовной ответственности. Согласно этой статье, прокурор и суд имели право «отказать в возбуждении уголовного преследования, а равно прекратить производством уголовное дело в тех случаях, когда деяние привлекаемого к уголовной ответственности лица, хотя и содержит признаки преступления, предусмотренного Уголовным кодексом, но не может признаваться общественно опасным вследствие своей незначительности, маловажности и ничтожности своих последствий, а равно когда возбуждение уголовного преследования или дальнейшее производство по делу представляется явно нецелесообразным». Необходимо однако говорить не о праве, а об обязанности соответствующих органов прекращать производством дела в случае отсутствия общественной опасности деяния.]

С этой точки зрения, неверными представляются указания отдельных авторов, что для решения вопроса о применении или неприменении ч. 2 ст. 7 Основ имеют значение такие обстоятельства, как повторность или однократность совершенного деяния, особенности личности совершившего малозначительного по объективным признакам деяние и другие обстоятельства, не являющиеся элементами соответствующих составов преступлений.[197 - См.: Н. Д. Дурманов. Понятие преступления, АН СССР, 1948, стр. 270; О. Ф. Шишов. О разграничении преступлений и административных проступков в советском праве // Советское государство и право, 1961, № 6, стр. 67–68; Комментарий к Уголовному кодексу РСФСР 1960 г., стр. 26–27.Верно пишет Н. Ф. Кузнецова: «…положительная характеристика лица не может преступление превратить в малозначительное деяние, в дисциплинарный поступок» (Н. Ф. Кузнецова. Значение преступных последствий для уголовной ответственности, М., 1958, стр. 179). И наоборот, отрицательные данные о личности не превращают совершенный ею малозначительный антиобщественный поступок в преступление. Вот яркий пример. По приговору Ленинского районного нарсуда г. Ленинграда от 26 марта 1964 г. С. осуждена по ст. 206 ч. II к 2 годам лишения свободы. Ранее С. трижды судилась по ст. 206 ч. III и один раз – по ст. 206 ч. П. На протяжении 1963 г. С. трижды привлекалась к ответственности за мелкое хулиганство. По настоящему приговору С. признана виновной в том, что, будучи доставленной в нетрезвом состоянии в Ленинский РОМ за отказ оплатить проезд в такси, публично выражалась нецензурной бранью, оскорбляла шофера такси, на замечания не реагировала. Несмотря на исключительно отрицательные данные о личности С., судебная коллегия Ленгорсуда правильно оценила данные действия С. как мелкое хулиганство и с учетом других фактов мелкого хулиганства в течение года произвела переквалификацию с ч. II ст. 206 УК на ч. III этой же статьи, соответственно определив наказание по данному закону.]

Подобная ошибка встречается и в деятельности судебных органов. И. обвинялся в том, что, являясь уполномоченным колхоза по закупке коров, завысил цену купленного им для колхоза скота на 550 руб. (в старом масштабе цен) против его фактической стоимости и названную сумму присвоил. Президиум Верховного Суда РСФСР, прекращая уголовное преследование в отношении И., в своем постановлении написал: «…Из материалов дела видно, что И. безупречно работал в колхозе в течение многих лет. В годы Отечественной войны И. находился на фронте и получил инвалидность. После демобилизации он принял самое активное участие в работе колхоза и был избран членом правления. Никаких нарушений с его стороны до случая, за который он осужден по настоящему делу, не замечалось…По изложенным основаниям следует признать, что, хотя действия И. формально и содержат признаки деяния, предусмотренного Указом от 4 июня 1947 г., но в силу малозначительности они не представляют общественной опасности и, следовательно, не могут рассматриваться как преступление».[198 - Сборник постановлений Президиума и определений Судебной коллегии по уголовным делам Верховного Суда РСФСР 1957–1959 гг., М., 1960, стр. 3–4.] Однако указанная положительная характеристика субъекта никак не сказывается на объективной характеристике им совершенного и должна учитываться лишь при решении вопроса о наказании.

С точки зрения соотношения состава преступления и общественной опасности лица, в действиях которого содержался данный состав преступления, интересен и анализ ст. 43 Основ уголовного законодательства (ст. 50 УК РСФСР).

В случаях, предусмотренных этой статьей, вменяемое лицу деяние на момент его совершения было преступным, то есть содержало в себе признаки состава определенного преступления, свидетельствующие, что и само деяние, и виновное лицо представляют собой общественную опасность. В результате совершения такого деяния возникло право государства в лице соответствующих его органов применить определенные меры принуждения и обязанность виновного претерпеть, подчиниться этим мерам. В силу наличия общественной опасности и деяния, и деятеля применение подобных мер оправдывается целями, стоящими перед уголовным законодательством.

Однако с момента совершения преступления до момента судебного разбирательства по делу может пройти определенный период времени, в течение которого по ряду причин и, в частности, по причине изменения обстановки, имевшаяся на момент совершения преступления общественная опасность виновного лица может быть утрачена, о чем, как правило, и свидетельствуют безупречное поведение и честное отношение к труду виновного индивида.

Прекращается ли при этом уголовное правоотношение, возникшее в момент совершения преступления? Мы думаем, что нет, ибо утрата лицом общественной опасности не может сделать не бывшим юридический факт, породивший это правоотношение. Уголовное правоотношение прекращается лишь в случае его фактической реализации, а также в случаях отказа управомоченной стороны от реального осуществления своих прав по правоотношению.

Такой отказ будет налицо и в случаях освобождения от уголовной ответственности и наказания по основаниям, предусмотренным в ст. 43 Основ (ст. 50 УК РСФСР). Несмотря на утрату лицом общественной опасности, поскольку им все же было совершено преступление, оно остается уголовно ответственным, по-прежнему сохраняется его обязанность отвечать за совершенное в уголовном порядке. Но, так как в отношении виновного в совершении преступления не стоит задача исправительного на него воздействия, то управомоченные органы государства могут (но не обязаны) не применять к данному лицу меры уголовного наказания.

Итак, совершение лицом деяния, содержащего в себе состав какого-либо преступления, необходимо и достаточно для возникновения уголовной ответственности, ибо опасны и само совершенное деяние, и виновник этого деяния. Уголовная ответственность возникает при наличии в действиях виновного состава преступления независимо от степени опасности его личности. Но затем встает вопрос о целесообразности применения уголовного наказания вообще, того или иного вида наказания и о целесообразных сроках наказания. При решении этого вопроса огромное значение имеют обстоятельства, не охватываемые составом преступления и характеризующие причины и мотивы совершения преступления, условия его совершения, непосредственно относящиеся к личности виновного, – словом, вся совокупность обстоятельств, определяющих характер и степень общественной опасности преступника.

Корыстные злоупотребления по службе (хищения, взяточничество, злоупотребление служебным положением): уголовно-правовая характеристика и проблемы квалификации

Диссертация на соискание ученой степени доктора юридических наук в форме научного доклада, выполняющего также функции автореферата[199 - Диссертация защищена 15 октября 1991 г во Всесоюзном научно-исследовательском институте проблем укрепления законности и правопорядка. Официальные оппоненты: доктора юридических наук С. Г. Келина, И. М. Гальперин, А. Б. Сахаров; ведущая организация: Московский государственный университет им. М. В. Ломоносова.]

1. Общая характеристика проведенных исследований и опубликованных автором научных работ по теме

Актуальность темы. Первая статья автора по проблемам ответственности должностных лиц, использующих свое служебное положение для незаконного личного обогащения, «Вопросы ответственности за взяточничество», где анализировались сложные вопросы судебной практики, была опубликована в журнале «Советская юстиция» в 1967 г. Все эти годы актуальность проблемы оставалась непреходящей.

Борьбасдолжностнойпреступностьюимеетнемаловажноезначениев решении задач перестройки общества, ибо социально-экономическая политика в значительной степени реализуется именно через деятельность государственного аппарата.

В настоящее время актуальность и практическая значимость повышения эффективности борьбы с корыстной должностной преступностью определяется не только важностью охраняемых соответствующими правовыми нормами социальных ценностей и ущербом, наносимым обществу этими преступлениями, но прежде всего тем, что в сфере борьбы с ними возникла острая проблемная ситуация.

За годы существования командно-административной, бюрократической системы сформировался многочисленный и громоздкий аппарат управления. Предпринимавшиеся попытки к его упрощению и сокращению не привели пока что к сколько бы значимым результатам. Тоталитарный характер аппарата управления, его многоступенчатость, необходимость в связи с этим при решении различных хозяйственных и бытовых вопросов проходить множество инстанций, получать разрешения, добиваться согласования на разных уровнях, тем более при отсутствии должной гласности и демократического контроля за деятельностью аппарата управления – все это создает благоприятные условия для коррумпирования государственного аппарата.

Еще недавно в различных изданиях можно было прочесть, что коррупция как явление характерна лишь для буржуазного общества. Громкие уголовные процессы середины и второй половины 80-х годов, когда к ответственности за корыстные злоупотребления по должности и получение взяток привлекались крупные хозяйственные руководители, ответственные партийные и советские функционеры, работники правоохранительных органов (см., например: «Бюллетень Верховного Суда СССР», 1987, № 1, с. 39; № 4, с. 22–23; 1988, № 2, с. 37–38; 1990, № 2, с. 21–22, № 3, с. 21 и др.), заставили признать, что коррупция поразила и наше государство и общество. Пресса заполнена информацией о взяточничестве в сферах кооперативной деятельности и индивидуального предпринимательства, так называемом бюрократическом рэкете. Должностные лица государственного аппарата нередко связаны с теневой экономикой и ее незаконными корыстными сделками.

Вопросы борьбы с организованной преступностью и коррупцией обсуждаются на Съезде народных депутатов СССР, заседаниях Верховного Совета и Правительства СССР, партийных форумах. В Постановлении Совета Министров СССР от 12 октября 1990 г. «О неотложных мерах по укреплению законности и правопорядка в стране» дано указание министрам и руководителям ведомств СССР, правительствам союзных республик с участием МВД СССР и КГБ СССР «тщательно разобраться с имеющими место фактами взяточничества, злоупотреблений и других видов коррупции, допускаемых отдельными должностными лицами подведомственных учреждений, предприятий, организаций (Известия, 14 октября, 1990 г). О том, что коррупция поражает все новые сферы жизни общества, отмечается в Указе Президента СССР от 4 февраля 1991 г. «О мерах по усилению борьбы с наиболее опасными преступлениями и их организованными формами» (Известия, 6 февраля 1991 г.).

Между тем уголовная статистика бесстрастно свидетельствует о снижении во второй половине 80-х годов числа уголовных дел о корыстных преступлениях должностных лиц. Если в 1986 г. было выявлено по стране в целом 11 408 фактов взяточничества (включая дачу взятки и посредничество во взяточничестве), то в 1987 г. – 7848, 1988 г. – 4927, 1989 г. – 4292, а хищений, совершенных путем присвоения, растраты и злоупотребления служебным положением в те же годы выявлено соответственно: 97 638, 96 986, 87 445 и 81 228 случаев (см.: Преступность и правонарушения в СССР. Статистический сборник. – М., – 1990, – с. 68, 74).

Помимо причин, связанных с высоким уровнем латентности данных преступлений, эти показатели объясняются возникновением новых форм преступной деятельности должностных лиц, углублением их связей с организованной преступностью, а, следовательно, большей законспирированностью, некоторой растерянностью работников правоохранительных органов перед лицом этих явлений и их низким профессионализмом, «шараханиями» судебной практики в оценке тех или иных явлений в условиях перестройки и экономической реформы, ее перестраховочным подходом, а также определенным несовершенством уголовного законодательства, несоответствием его некоторым реалиям современной жизни (36).

Вопросы ответственности должностных лиц, совершающих с использованием своего служебного положения хищения, иные корыстные преступления, получающих взятки, нередко освещались в диссертационных исследованиях, книгах и журнальных публикациях советских криминалистов. Широко известны монографические работы, посвященные проблемам ответственности за хищение государственного и общественного имущества В. А. Владимирова, Г. А. Кригера, Ю. И. Ляпунова, П. С. Матышевского, А. А. Пинаева, С. И. Сироты, Э. С. Тенчова, Е. А. Фролова и других исследователей. Плодотворно трудились над различными аспектами ответственности за должностные преступления и, в частности, взяточничество Ю. А. Афиногенов, С. В. Бакланов, Н. Д. Дурманов, Б. В. Здравомыслов, В. Ф. Кириченко, Н. П. Кучерявый, Н. С. Лейкина, М. Д. Лысов, В. Е. Мельникова, A. К. Квициния, Ш. Г. Папиашвили, А. Я. Светлов, А. Б. Сахаров, B. И. Соловьев, В. В. Степанов, А. Н. Трайнин, Б. С. Утевский и другие ученые.

Однако, как правило, исследователи посвящали свои работы изучению проблем ответственности или за хищение, или за должностные преступления, тогда как коррумпированное поведение должностных лиц требовало, на взгляд автора, комплексного анализа с позиций уголовного права.

Далее многие вопросы, связанные с характеристикой отдельных сторон рассматриваемых преступлений, решались в литературе противоречиво (понятие и признаки должностного лица, характеристика корысти как элемента хищения, понятие посредничества во взяточничестве, критерии отграничения хищения от смежных преступлений и другие, а на ряд вопросов вообще ответа в литературе не было. Это вызывало немалые трудности в применении на практике уголовного законодательства при квалификации должностных преступлений, их отграничении друг от друга и от смежных преступлений, о чем свидетельствовали руководящие постановления Пленума Верховного Суда СССР и пленумов республиканских Верховных судов, опубликованная судебная практика, а также опыт практической и многолетней педагогической работы автора в Институте усовершенствования следственных работников.

Все это определило устойчивый интерес научно-исследовательской деятельности автора к проблемам ответственности за корыстные преступления по должности и поддерживало его в течение более чем 20 лет.

Происходящая в обществе перестройка, крушение некоторых идеологических мифов, принятие ряда новых конституционных законов заставляют по-новому взглянуть на некоторые традиционные проблемы. Кроме того, необходимо вывести из забвения достижения дореволюционной юридической мысли и российского законодательства, заново осмыслить развитие советского уголовного законодательства в первые послереволюционные годы.

Цели и задачи исследования. Целями исследовательской работы автора по данной проблеме являлись:

– теоретическая разработка некоторых концептуальных проблем уголовной ответственности за корыстные злоупотребления по должности;

– решение спорных вопросов квалификации хищений, совершаемых путем злоупотребления служебным положением, взяточничества и других корыстных должностных преступлений;

– выработка предложений по совершенствованию уголовного законодательства и судебной практики;

– подготовка учебных пособий, которые можно было бы использовать в системе повышения квалификации прокурорско-следственных работников.

Цели исследования определили круг взаимосвязанных задач, решения которых составили содержание опубликованных автором научных работ.

Эти задачи виделись в следующем:

1) изучить состояние практики уголовно-правовой борьбы с коррупцией и выявить проблемы, требующие разрешения;

2) исследовать теоретические и прикладные аспекты квалификации корыстных должностных преступлений и хищений по действующему законодательству;

3) проанализировать состояние научной разработки этих проблем, дать оценку высказанным в литературе точкам зрения и выдвинуть конкретные рекомендации, в плане как толкования уголовного законодательства, так и возможного его совершенствования;

4) провести исторический анализ развития юридической мысли, оценить предлагавшиеся уголовно-правовые решения исследуемой проблемы в дореволюционной России, первых советских правовых актах и за рубежом; возвратить в аппарат современной науки некоторые преданные забвению имена и идеи;