Дневники мотоциклиста. Часть Вторая

…не поверили. Кому не поверили? Мне?! Да вот же, смотрите: вот выезд и при нём даже указатель имеется «Вам не туда, и не сюда, а прям во-о-от сюда». В смысле так прямо и написано: «Отописта». Кому: мне, Мистеру Чистая Правда не поверили? Ещё, говорят, «языков» брать надо. Нет, говорят, доверия к твоей партизанской резидентуре. А я, меж прочим, больше года в «Смерше» стройбатовцем оттрубил. От кайла до кайла. От забоя до отбоя. И награды имеются – четыре комсомольских значка на кителе. Да нам, если хотите знать, даже оружие боялись выдавать, только лопаты. Боялись потому что нас, «военных истребителей».

Для подкрепления (или опровержения) бабкиных сведений притормозили возле странствующего бродяжки, по виду нищенствующего Рыцаря Весёлого и Придурковатого Образа [12 - Отсылка к устойчивому фразеологизму «рыцарь печального образа» из романа Мигеля де Сервантеса «Дон Кихот»]. Пока я открывал рот, чтобы «дондэ эста», этот чумной дервиш [13 - Странствующий мусульманский нищий монах-аскет] уже сидел в машине и улыбался нам во все свои три с половиной зуба. Лео сзади орёт:

– Гоните его нах, от него помойкой несёт!

Но Падрэ Марк уже развёл с новым путейцем антимонии с политесами [14 - Антимонии (от др.-греч.) – пустые разговоры. Политес (фр. politesse – вежливость) – изначально: определённый порядок соблюдения светского этикета. В современном языке используется в ироничном ключе, как исключительная, нарочитая, чрезмерная, фальшивая вежливость. Отсюда «разводить антимонии [с политесами]» – вести напыщенные, долгие, нудные, бессмысленные разглагольствования ради них самих]. Сей жизнерадостный кадр всё время улыбался, весьма довольный знакомством со столь славными мужами и их героическим прошлым. И не менее геройским будущим. А, может, был просто рад, что сам попал в историю – сам стал полноправным героем этой Саги [15 - Аллюзия-рекурсия на уже упомянутого «Дон Кихота» Сервантеса, где в начале второго тома сам Кихот читает первую часть романа о нём]. А разговаривал он в точности, как бабка давешняя – сквозь слюни. Видно, такой местный ху[ё]вельянский диалект. Вообще, во время путешествия я влюбился в этот страстный и горячий, как и его носители (и, главное, носительницы), язык. Пися, а не язык [16 - Одна из пограничных фраз, наряду с другими введённых в обиход Профессором Беловежским (см. Часть Первую)]. Но Хувельянос… На Кубе есть клининговые компании? Вся «коча», блин, теперь в его слюнях!

Странник забрызгивал нас всю дорогу слюнями про «фиефу» (фиесту) в Хувельяносе сегодня вечером. Что зря, мол, покидаем этот «приют убогого чухонца» [17 - Крылатая цитата из поэмы А. С. Пушкина «Медный всадник»]. Далее, по ходу действа не раз мы слышали подобные слова. Вывод таков: каждый божий день во всех населённых пунктах Острова, до самого заплёванного Хувельяноса, одна сплошная фиеста. Куба – и есть сама ФИЕСТА! Всегда и везде: бесконечная и полная «Фиефа»! [18 - Fiesta (исп.) – праздник, торжество]

………

Проезжаем мимо плантаций. Друг наш с гордостью (видно, работает здесь):

– Ораньо! [19 - Naranjo (исп. от «оранжевый») – апельсин, апельсиновое дерево]

– Ну что за название «оранжевый»? У нас, цивилизованных индоевропейцев этот плод зовётся «апельсин», значит «китайское яблоко». «Апель» – яблоко, «Син» – Китай, – провожу я краткий культурологический ликбез для детей подземелий [20 - «В дурном обществе» («Дети подземелья») – рассказ Владимира Короленко, затрагивающий жизнь на дне общества].

Бродяжка сквозь слюни пытается воспроизвести мудрёное слово, но тщетно. Я нервничаю, что ученик попался бестолковый:

– А! ПЕЛЬ! СИН! надо говорить, дурында!

Как они все надо мной потешались во главе с моим нерадивым, дурно пахнущим школяром. Всякий раз, что меня тянуло понудеть, падры хором повторяли: «А-ПЕЛЬ-СИН!»

(Идиоты! Скажут какую-нибудь глупость и ржут как дураки…)[21 - «Скажете глупость и ржёте как дураки» – знаменитая цитата из культового фильма юности «Курьер» (1986) Карена Шахназарова]

Хувельянос – Отописта – Санта-Клара. Прогон

900 км пути (1 180 км по Кубе)

Оставшийся отрезок пути прошёл без приключений: Отописта и газ до отказа! А пока мы совершаем этот ничем не примечательный прогон, предлагаю вашему вниманию эссе мастера похмельного жанра – Марика Твена. Эссе под названием:

«Евангелие от Марика: Куба. Ромовая Баба» [22 - Марк Твен (1835–1910) – знаменитый американский писатель, журналист, автор знаменитых романов про Тома Сойера и Гека ФиннаЕвангелие от Марка – второе из четырёх канонических Евангелий, входящих в Новый Завет, и по мнению исследователей – самое раннее из жизнеописаний Иисуса Христа, на которое опирались остальные текстыРомовая баба – кондитерское изделие славянской кухни (родом из Польши), праздничный пасхальный хлеб (кекс, кулич), обильно пропитанный сиропом]

Надо непременно упомянуть о классовом различии в сфере пития. Семилетний ром – нектар для алеманов. Реальные кубинские пацаны предпочитают травиться прозрачной «Единичкой». «Трёшка» – только по праздникам. Естественно, не прихоти ради: трэс песос, брат.

Теперь о личном. У меня с той самой «бабой» сложились необычайно тёплые, если не сказать больше, отношения. Наши первые свидания в Варадеро окутаны если не тайной, то нежной недосказанностью. В связи с полнейшим «эль цейтнотом», дальнейшие события были форсированы в одностороннем порядке. И уже на 3-й день я брал её за хрупкую талию хозяйской рукою, и наши уста сливались в нетерпеливом огне.

И пространственно-временной континуум, орошаемый мутно-жёлтой слезой Че, эликсиром развитого социализма, прогибался в моих руках мягким пластилином. Что там Эйнштейн со своими глупыми теориями?!

Временами, совершив неловкое движение и краткомоментно реинкарнируясь в реале я, наивный, пытался осмыслить вселенскую сущность происходящего, но вскоре скорее почувствовал, чем понял непостижимость, необъятность зарождаемого симбиоза.

Я разжимал пальцы и отпускал карниз…

Счастье эфемерно. То первое утро после нашей скоропостижной разлуки я стараюсь стереть из дряхлеющей памяти… Канкун-сити. Мотель. В номере две кровати. Размер – королевский. Я на одной из них. В носках и шортах. В кармане 50 американских центов, бычок и ни одного «гондона». Туда, куда я ем – насрали кошки. Похмелье… ПОХМЕЛЬЕ?! Становится страшно от паскудной мысли, что вчера было, но не с той. После ТОЙ так не бывает. После ТОЙ совсем не так… И тогда приходит прозрение… И тогда я уже знаю – ЕЁ больше нет… И было ли что-то, вообще…

…и тогда я разжимаю пальцы и отпускаю карниз…

Санта-Клара. «Пламенные языки»

13 040 км пути (1 320 км по Кубе)

В Клару въезжали уже в сумерках, совершенно разбитые, со всеми признаками постварадерского похмельного синдрома. Подозрительно быстро проехали пару городских построек и… опять промзона. Как? И весь город? Взятая за «язык» студентка боязливо поведала, что мы попросту в очередной раз пропустили нужный поворот к центу города.

(Студентка? Почему тогда так плохо по-аглицки? Садись, двойка!)

На подступах, чтобы не блудить в потёмках взяли в машину очередных «говорящих указателей»: парня и тётечку-симпатюшку. Из английского у них – только жесты. Так, на одних жестах и въехали в Санта-Клару. А в центре нас уже встречают по одёжке и номерам алеманским френды на великах: «Летим со мной, птичка, там столько много вкусного!»[23 - Цитата из культового советского анимационного фильма-скетча «Крылья, ноги и хвосты» (1985) студии Пилот Александра Татарского и Игоря Ковалёва]

– Езжайте за нами, мы тут такую гостиницу знаем: пися, а не гостиница. Чесслово!

– Уроды. Вы что, по-испански не понимаете? Мы же говорим – Сэн-трал!

– Центральная? Ах, да-да, езжайте за нами, тут напрямую не проехать.

Во время этого разговора взятые на борт «языки» пытались самостоятельно вызволиться наружу. А дверь-то изнутри НЕ РАБОТАЕТ! Это ведь даже в сопроводиловке рентакаровской было отдельно отмечено. А вы не знали? Срётесь? Правильно делаете, не нам же одним. Но мы не звери – отпустили. Едем за френдом по закоулкам, ленты Мёбиуса [24 - Топологический трёхмерный неориентируемый объект, лента, свёрнутая в кольцо с разворотом таким образом, что одна сторона переходит в другую] выделываем:

– Эй, амиго, а где гостиница-то? Мы всё едем-едем, а её всё не видно и не видно. Что-то с прозрением моим стало? [25 - «Что-то я плыву-плыву, а берегов не видно. Может, это не море? Что бывает без берегов?» – цитата из советской музыкальной радиопостановки «Алиса в Стране чудес»«Что-то с памятью моей стало: всё, что было не со мной, помню» – строчка песни из военной драмы Леонида Быкова «В бой идут одни старики» (1973), одного из лучших отечественных фильмов о войне]

– Да нет, вот она.

Бдямть! Ну что с этими прощелыгами делать? Всё-таки подвезли нас вместо гостиницы к «касе» («каса партикулярэ» – сдаваемое в частном секторе жильё. Ни в коем случае не путать с «касой иллегале», где вам спать не дадут, а заставят в постели исполнять интернациональный долг за ваши же алеманские денежки)[26 - Casa particular (исп.) – дословно «частный дом», система размещения туристов в частном секторе под жёстким контролем подобных услуг правительством КубыCasa ilegal (исп.) – дословно «нелегальный дом», помещения, сдаваемые в наём на «чёрном рынке» сексуальных услуг. Как правило, обычное жильё, освобождаемое на ограниченное время самим жильцами]. И ведь говорят «да-да», а сами свои тёмные делишки так и проворачивают. Мы с Лео из машины орём:

– К гостинице, сука, вези, а то мама Хуанита не узнает!

– Да ну вас, амигосы. Мы вам такую хазу подогнали, а вы… А гостиница центральная – клоповник, чесслово. К тому же – мест нет!

И тут развод! Марик с Бобби сдались:

– Ладно, пойдём посмотрим.

Санта-Клара. Первая «хаза»: койка и душ

Пока наши первооткрыватели производили досмотр предложенных апартаментов, мы с Леопольдом делали вид, что сторожим машину, потому что в пылу своего героического первооткрывания эти колумбы… забыли выпустить нас из машины. А дверь-то в машине НЕ-РА-БО-ТА-ЕТ! И открывается исключительно снаружи. Это ведь и в сопроводиловке к «коче» было указано, и взятые в плен «языки» это отчётливо продемонстрировали. Те, над которыми мы не далее пяти минут назад так безудержно потешались.

Дозор пришёл с вестями, что хаза отменная, но мест нет. И начался «футбол». Так, передаваемые по этапу от касы к касе, мы всё же заселились к тёте Марте, в квартале от центральной площади. 2 комнаты по 20 рублей (вот это здорово). Правда, в одной комнате койка только одна (вот это здрастье). Зато полуторка. И душ прямо из комнаты, а не через коридор бежать, как во второй. И кондиционеры Бакинского рефрижераторного завода, ещё с советских пор оставшиеся. Ещё и рабочие (йехху)! Но унитазы без «эль стульчака»! (А вот это как же? Как тогда «ля срать» с чувством, с толком, с расстановкой [27 - «Читай не так, как пономарь, а с чувством, с толком, с расстановкой», – слова Фамусова в комедии А. С. Грибоедова «Горе от ума»]?)

В итоге все плюсы с минусами как-то устаканились, даже несмотря на полутораспалку и критическое отсутствие совершенно необходимого в хозяйстве «эль стульчака». И мы махнули рукой: для первого опыта заселения в частные абитасьоны пойдёт, а другого опыта пока не имеем. Хрен с ним, селимся в хазе! «Кочу» за пару рублей на постой сдали по знакомству через пару домов.

В связи с тем, что наш дипкорпус вырос на целого члена, держаться старой проверенной русской тройкой-свиньёй стало совсем мудрёно. Особенно при расселении на полутораспальную кровать. Потому сами собою разбились на более элементарные частицы – попарно. В дайвинге это первое дело: держаться своего напарника, товарища и компаньона, к которому так под водой и обращаются, и которого так и называют – «бадди» (братом по-нашему). Да-да, тем самым «бадди», известным с самых первых строк Саги. Он же теперь, после койки на двоих, брат мне, Марк-то [28 - «Ты брат мой! Ты же мне вместо отца был. Я же тебя папой называл. Что ты?» – очередная цитата из криминальной драмы Алексея Балабанова «Брат»]:

– Бадди Марик, у нас с тобой у обоих шлея под хвостом. Будем чудить вместе!

– Ну да, ночью на одной-то койке.

С дороги полезли в душ. Марк кричит из нашего:

– У нас только холодная.

– А у нас только горячая, – откликается из своего Бобб, – давай друг к другу быстро перебегать, чтобы тёплая в итоге вышла.