Кейдж Харман в волшебном мире пегасов

Мать забежала в гостиную, чтобы совершить акт возмездия за битую люстру, но десятилетние близнецы, казалось, только этого и ждали. Братья проворно уворачивались от размашистых плетей маминого ремня, прячась за диваном и ползая между гостиным столом на кривых ножках. И заразительно хохотали, на что всякая злоба стремительно улетучивалась. Так что все угрозы матери больше походили на задорную игру в догонялки, когда взрослая кошка никак не поймает двух шаловливых мышат. Наконец, мать обессиленно свалилась в кресло, так и не сумев поймать хотя бы одного из мелких проказников. «Вот и настал тот момент, когда получится незаметно сбежать. И расспросить старших братьев о странной вспышке». Но как только идеальный план созрел в девичьей голове, мать будто прочитала мысли Кейдж:

– Так, а ты куда собралась? Никаких тебе гуляний, живо в свою комнату. И не выйдешь оттуда, пока не исправишь все плохие оценки. – затем её голос стал спокойным.

– Кстати, я выполнила обещание. И только попробуй недовольно закатить свои разноцветные глазки, мадам, я старалась исключительно для твоего же блага.

Девочка не придала особого значения словам матери, но волнительное беспокойство всё-таки настигло её сознание. Кейдж понуро поднималась на второй этаж по скрипучей лестнице, прокручивая в голове факты, как заевшую пластинку. «Выполненное обещание, капли краски на халате, едкий запах, неужели мама действительно сделала это?». И как только дверь спальни отворилась, девочку ожидал кромешный ужас. Привычные тёмно-коричневые стены комнаты теперь усердно выкрашены розовым цветом с уродливыми блёстками, похожими на паутину, если бы паук объелся сахарной ватой. Настоящий девчачий рай с воздушными шариками, мягкими мишками и подушками из любовных сердечек. Кейдж ненавидела подобную чепуху, сторонясь привычных атрибутов девичьих грёз, а от цветовой палитры своей нынешней комнаты девочку буквально замутило. «Ну спасибо, мам, теперь я точно стану женственней». Дочка легла на край кровати и заплакала.

Прошло несколько часов. Кейдж сидела за письменным столом, уткнувшись в стопки открытых учебников, но так и не выполнила ни единого задания. Все её мысли были связаны лишь с загадочным происшествием на заднем дворе соседского дома. «Куда подевалась Лиэнорри?». Старушка могла раз в месяц сходить в местную бакалею, чтобы восполнить запасы провизии, или заказать доставку овса для Цвейга у фермеров, но никогда не покидала свою резиденцию на столь продолжительное время. В любом случае произошло что-то такое, что заставило старушку спешно покинуть дом. И девочка беспокоилась за свою подругу.

– Кейдж, спускайся, ужин готов. – послышался голос матери с первого этажа.

– Я неголодная. – равнодушно ответила дочь, всё ещё держа обиду на мать за розовый стиль спальни.

– Никаких отговорок, мигом вниз.

Девочке ничего не оставалось, как подчиниться воле матери. Кейдж спустилась в гостиную, где вся их большущая семья сидела за столом, разливая по блюдцам вчерашний суп из курицы с морковью и брокколи. Тарелки Шона и старшего брата Хенри стояли пустыми. Кейдж расстроенно спросила у матери:

– А где же самые старшие? Они не будут ужинать с нами?

– Хенри не подписали увольнительный, он вновь проведёт ночь в казарме, а Шон – я вообще не представляю, где его носит.

Старшие братья Шон и Хенри являлись опорой для семьи Харман. Хенри выбрал карьеру военного, рассчитывая на высокое денежное довольствие, к сожалению, редко появляясь дома. Девочка видела его последний раз где-то полгода назад и дико скучала. Шон, напротив, жил в соседней комнате, но вечно пропадал на студенческих тусовках. И в редких случаях – подрабатывал разнорабочим, так что Кейдж примеряла на себе непосильную роль самой старшей из детей. Близнецы вновь баловались, кричали и толкались плечами, стараясь сбить друг дружку со стульев, Ноах спорил с Майком, обвиняя последнего в недостаточной квалификации в самолётостроении – их воздушный корабль потерпел крушение в ветках дерева, а Кейдж грустно жевала чёрствый ломтик хлеба с огурцом, чувствуя себя такой одинокой. «Мне совершенно не с кем поговорить. И никому нет до меня дела».

Наконец, семейный ужин закончился и члены семьи готовились ко сну. Мать уже искупала младшеньких, переодела их в чистые пижамы и с выражением читала сказку о непослушных мальчиках, которых украла злая королева. На полуслове мама уснула. Майк и Ноах помирились, договариваясь продолжить испытания будущим днём, и сладко засыпа?ли. Лишь только Кейдж не могла уснуть, мучаясь от бессонницы и постоянно поправляя непослушное пуховое одеяло, скатывающееся на пол. Девичью душу терзали сомнения. «Быть может, та вспышка мне привиделась, почему же её никто не заметил, кроме меня? Тогда откуда след жухлой травы на лужайке Лиэнорри? Вдруг она попала в беду, и прямо сейчас ей требуется помощь? Нет, я не могу вот так лежать и ничего не предпринять. Не имею права». Девочка решительно встала с кровати, подходя на цыпочках к оконной раме.

Кейдж часто убегала из дома, не сумев найти общего языка с матерью. Однажды девочку искали целым отделение полиции, пока та пряталась в конюшне с преданным другом Цвейгом, за что мама на целый месяц заперла дочку под домашним арестом. Но методы побега из родного гнезда Кейдж выучила наизусть. Достав из шкафа смотанный канат из бельевых верёвок и старых простыней, девочка закрепила петлю за ножку кровати, а конец высунула из приоткрытой створки окна, чтобы верёвка свисала до самой земли. Натянув канат потуже, Кейдж высунулась наружу и медленно спускалась, как заправский альпинист, переступая кедами через потёртый сайдинг несущей стены дома. Через мгновение Кейдж оказалась на земле, скрытным маршрутом убегая в сторону соседского участка.

В доме Лиэнорри вновь не горел свет, хотя старушка всегда зажигала масляную лампу на ночь, оставляя светильник на подоконнике. Девочка заглянула в окно, но не смогла ничего рассмотреть, кроме собственного отражения. Тогда она направилась к конюшне, быть может, соседка на ночь глядя чистила лошадиные стойла и убирала слежавшееся сено. Но на удивление Кейдж, ворота конюшни оказались заперты на большой амбарный замок, чего раньше никогда не случалось. Янкрас хоть и унылый городишко, но совершенно безопасный для жизни, потому и никому из горожан не приходило в голову запираться. А здесь – целый замок с массивной цепью, чтобы непрошеный гость не смог даже заглянуть внутрь конюшни. И никаких звуков от Цвейга, любившего во сне нет-нет, да и цокнуть копытцами. «Очень странные дела».

Девочка расстроенно двинулась обратно домой, напоследок решаясь ещё раз посмотреть на то пятно на газоне. Вооружившись фонариком, она пристально изучала задний двор соседского дома. И тут уже совершенно точно Кейдж Харман поверила в заговор потусторонних сил. На том месте, где ещё днём зияла дыра в три ярда из выжженной травы, теперь аккуратно высажен новый зелёный газон. Кто-то явно старался скрыть улики сегодняшнего происшествия. «Значит, мне не показалось, и тот луч действительно бил в самое небо. Он и есть причина таинственного исчезновения старушки Лиэнорри». В горле девочки образовался неприятный комок от надвигающегося страха.

– Тебе нельзя здесь находиться. Тут крайне опасно. – послышался глухой голос, напугавший девочку до чёртиков.

Глава 2. Загадочное письмо.

Кейдж нащупала фонарик, выскользнувший из рук прямо на землю, и тусклым лучом осветила человека, так неожиданно подобравшегося к ней со спины. И буквально сразу же облегчённо выдохнула. В бежевом плаще до колен и сером шёлковом платке в горох, повязанным на седой голове, стояла Лиэнорри, а её добродушное лицо теперь источало тревогу и особую скорбь. Будто произошло столь ужасное событие, что старушка не могла больше скрывать свои эмоции.

– Ох, Лиэнорри, как же напугала меня. – прошептала девочка, крепко обнимая подругу. – Я боялась, что ты исчезла. И мы больше никогда не встретимся.

– Прости, деточка, мне пришлось срочно отлучиться. Я не успела тебя предупредить.

– Так много всего произошло, пока тебя не было.

Кейдж взахлёб рассказывала, как на стройке увидела энергетический луч, бьющий из лужайки подруги в самое небо, как девочка нашла кусок выжженной земли, а когда вернулась сюда ночью, то кто-то пересадил газон, про амбарный замок в конюшне Цвейга, про розовую спальню, плохие оценки и одноклассников, терроризирующих девочку после занятий. Да и вообще, Кейдж сильно скучала и больше никогда не отпустит свою подружку на столь продолжительное время. Наконец, девочка выговорилась, успокоилась и преданно посмотрела в грустные глаза старушки, не разжимая своих объятий.

– Самое обидное, что до того луча – никому нет дела. Никто и не заметил странного потока света, кроме меня.

– Небесное сияние не должно быть видимым. – вдруг настояла Лиэнорри. – Он появляется исключительно ночью, и то на очень короткое время. И лишь в экстренных случаях его можно заметить днём, но для того должны выступить крайне важные обстоятельства.

Кейдж не поверила своим ушам. Её лицо вытянулось от удивления.

– Так ты тоже знаешь о луче? Значит, он действительно существует, а я не сумасшедшая? Расскажи мне.

Старушка поняла, что безнадёжно проболталась. Хотя энергетический поток заметен лишь узким кругом людей, но тот факт, что Кейдж разглядела странное явление, означал одно – внутри девочки сосредоточена скрытая сила. И, стало быть, Харман суждено круто поменять свою жизнь. Так что у Лиэнорри не может быть никаких секретов от юной подруги.

– Ладно, я расскажу тебе, но обо всём по порядку. Сначала давай навестим старину Цвейга. Ему будет полезным увидеть близкого человека.

Не отпуская руки Лиэнорри и всё ещё боясь, что старушка может опять исчезнуть, Кейдж подошла ко входу в конюшню. Пока подруга копошилась в карманах плаща, стараясь отыскать ржавый ключ от навесного замка, девочка мечтательно рассуждала. «Какой же удивительный мир. В нём столько неизведанного и загадочного, скрытого от посторонних глаз. Но стоит лишь на мгновение отвлечься от текущих проблем, открыть миру свою душу, как непременно произойдёт нечто совершенно необыкновенное. А когда появляется возможность поделиться необычайным с близким тебе человеком, то счастье буквально озаряет твой путь. Разве не в том и есть главный смысл наших жизней?». Кейдж не могла ответить в точности на свой же вопрос, она всё-таки ещё была ребёнком, так рьяно познающим все острые грани жизни. Добра и зла, белого и чёрного, счастья и горя. Но надежда, что нечто хорошее ожидает девочку в будущем, прочно засела в светлой голове.

Ворота конюшни со скрипом отворились, и свежий ночной воздух смешался с приятным запахом скошенного сена и деревянных опилок, усеянных на земле в большом количестве. И, конечно же, в нос ударил особый аромат лошадиной шерсти. Лиэнорри крайне педантично относилась к чистоте, потому естественный парфюм конюшни не отпугивал, наоборот, манил своими необычайными нотками. Кейдж очень любила тот запах и могла сутками находиться в конюшне, помогая старушке в уборке стойла и вычёсывании лошадиной гривы. А когда Цвейг всякий раз так искренне радовался возвращению девочки, то, казалось, что нет в жизни ещё большего счастья, чем водить намыленной губкой по мощному туловищу скакуна. И подкармливать его морковкой, слушая, как конь аппетитно «хрумкает» челюстями. И целого мира мало, когда понимаешь, что кто-то так сильно нуждается в тебе.

Кейдж и Лиэнорри вошли в конюшню, аккуратно закрывая за собой дверь на засов. Девочка тут же почувствовала неладное. Среди ночной тиши она отчётливо услышала сдавленные хрипы и кроткие протяжные стоны, где-то в углу самого дальнего стойла. То обрываясь, то наращивая громкость, шумы источали такую нестерпимую боль, что по телу невольно забегали мурашки. Пройдя вглубь помещения, девочка увидела Цвейга. Конь лежал на сухом сене, облокотившись на деревянную стенку стойла, и болезненно сопел, надрывая распухшее брюхо. Каждый вдох давался ему настолько тяжело, что, казалось, дыхание могло оборваться в любую секунду, а на его большущих добрых глазах выступили белые слёзы, словно молочные ручейки из разбитого графина. Иногда скакун вздрагивал, неуклюже болтая ногами, а то и вовсе, резко замирал, запрокидывая морду набок. И даже встреча с Кейдж не смогла принести ему хоть сколько-нибудь ощутимой радости. Девочка обратилась к старушке:

– Что с ним? Почему Цвейг не реагирует? – она была готова разрыдаться.

– Деточка, ему очень тяжело и больно. Наш бедный конь умирает.

Кейдж не верила словам, сорвавшимся с губ старушки. Как возможно представить, что здоровый и пылающий силой конь, каким девочка видела его ещё вчера, теперь мучительно болен, неспособный даже подняться с настила.

– Нет, того не может быть. Он не имеет права меня бросить. О, бедный Цвейг. Ему лишь надо чуточку полежать, чтобы я погладила его по загривку. И вот увидишь, всякая болезнь тут же отступит.

Девочка обхватила шею лошади и принялась успокаивать животное, гладя нежной ручонкой бежевую шерсть, пока с разноцветных ресниц градом сыпались горючие слёзы. Кейдж не могла остановиться, истерично глотая воздух дрожащими губами, но кислорода не хватало даже на полвдоха, отчего лицо девочки мгновенно забелело. И лишь красный нос, распухший от продолжительной истерики, выдавал истинные эмоции. Цвейг – самое дорогое, что есть в её жизни. Даже мать, Шон и все остальные братья не могли дать той близости, с которой верный скакун делился без остатка. И прямо сейчас лошадь умирала. Наконец, Кейдж смогла совладать с собой, обращаясь к старушке Лиэнорри:

– Отчего он заболел? Как теперь ему помочь? – наспех тараторила девочка, глотая слоги, прерываясь и начиная заново. В её юном сердечке буквально бушевало сострадание к животному.

– К сожалению, мы не в силах помочь ему. Уж больно много Цвейгу досталось овса. – тихо произнесла старушка.

– Я не понимаю, при чём здесь корм? И как он мог съесть больше положенного?

– А вот в этом и придётся разобраться мне в ближайшее время. Нашего бедного коня отравили. Кто-то проник в стены конюшни и отвязал Цвейга сразу же после тренировки, предварительно насыпав ему полное корыто.

Кейдж прекрасно помнила наставления Лиэнорри о том, как опасно кормить лошадей после тренировки. Чрезмерное переедание вместе с физическими нагрузками могли вызвать сильнейшие колики в брюхе, тем самым умертвить всякую здоровую лошадь. И что более важно, девочка всегда проверяла надёжность верёвки, чтобы Цвейг случайно не дотянулся до корма, ведь скакун тот ещё обжора. Но представить, что кто-то пробрался в конюшню и специально отвязал коня, дабы причинить страдание животному. Нет, в такое невозможно поверить, да и на всём белом свете не найдётся человека, готового на подобную губительную подлость. «Может, в силу своего почтенного возраста, Лиэнорри сама не скрепила чембу?р? Но ведь она не могла ещё и пополнить запасы корма, не убедившись в исправности крепежей. Нет, старушка попросту не могла так ошибиться, уж слишком опытным бере?йтором она являлась. К тому же в Янкрасе не сыскать человека, кто бы также блестяще разбирался в психологии, физиологии и анатомии лошадок. Значит, слова Лиэнорри правдивы и в происшествии с Цвейгом замешаны третьи лица. Но кто бы это мог быть?».

– Тише-тише, слезами горю не поможешь. – шептала Лиэнорри, стараясь успокоить юную девочку. Старушка сама еле сдерживалась, чтобы не разреветься, постоянно вытирая платком уголки морщинистых век. Ей тоже безумно обидно за своего питомца, что лежит на настиле, не в силах справиться с муками. Но более всего, старушка желала разобраться в происшествии, понять умысел и найти виновных. И что-то ей подсказывало, что в отравлении коня нет роковой случайности, значит, грядут куда более страшные события, чем смерть одного, пусть и самого крепкого жеребца. Подобные случаи уже происходили много лет назад. И ещё одного тёмного периода привычный мир может и не пережить. Посему Лиэнорри выглядела жутко обеспокоенной, сопоставляя факты в голове и теряясь в самых страшных догадках. Ей требовалось срочно обсудить свои домыслы с более опытными коллегами. А также посоветоваться с ними о судьбе Кейдж, ведь девочка видела вспышку света, незаметную для прочих людей. И если кандидатуру Харман утвердят, то старушке придётся изрядно повозиться, чтобы собрать все необходимые документы в разгар учебного процесса. «Ох, уж слишком много дел и так мало времени».

Трудно сказать, сколько часов провели подруги вместе, лёжа возле Цвейга, но с первыми лучами рассвета коня не стало. Лиэнорри и Кейдж не могли больше плакать, лишь молча смотрели друг на друга, обнимаясь и тихонько всхлипывая в полном опустошении. Для Кейдж смерть любимого коня стала самым жутким потрясением и болезненной утратой. «Как я теперь без тебя? Зачем мне возвращаться домой, когда тебя больше нет в моей жизни?». Только Лиэнорри знала, что для всякого конца – есть новое начало, более красочное, волшебное и счастливое, но не имела права поделиться той информацией с девочкой, пока не решится вопрос о зачислении Харман в ряды избранных. Потому и неумело скорбила, мучаясь от более глобальных опасений по сохранности всего человечества. Наконец, настала пора прощаться.

– Деточка, мне ещё столько всего предстоит сделать, да и тебе нужно возвращаться в постель, пока семья не проснулась. Сегодня нас всех ожидает крайне тяжёлый день.

– Лиэнорри, можешь пообещать мне? – с особой надеждой обратилась Кейдж.

– Что ты хочешь услышать, моя дорогая?

– Обещай мне, что никогда не бросишь меня. И совсем скоро мы снова увидимся.

– Ты даже не представляешь, насколько быстро произойдёт наша будущая встреча. Она обязательно удивит тебя. – заинтриговала Лиэнорри, провожая девочку до её дома. На прощание она поцеловала Кейдж в лоб и нежно обхватила её щёки, и не ушла, пока девочка не взобралась по канату в окно своей спальни. Как только стеклянная створка затворилась, старушка суетливо побежала обратно в конюшню, причитая и ворча о нехватке времени. Оставался лишь час до наступления светового дня – самый опасный период, когда душа особо уязвима, оставаясь на распутье между светлой и тёмной стороной. И Лиэнорри следовало охранять тело Цвейга, чтобы никто не смог посягнуть на его душу. Если всё произойдёт так, как того требуют правила, и не появится чужак, на чьих руках смерть скакуна, то старушка сможет завершить священный обряд.

– Кейдж, если то, что мне сказали – правда, тогда в ближайшие годы ты не выйдешь из спальни. – вопила мать, поднимаясь по ступенькам на второй этаж. Сэйла кричала так гневно, что прохудившиеся стенки деревянного дома дребезжали от страха, норовя рассыпаться в труху. Девочка вскочила с кровати, еле разлепляя уставшие глаза – после возвращения домой ей удалось выкроить лишь несколько часов для беспокойного сна. В руках Кейдж крепко сжимала фоторамку, где грациозно восседала на Цвейге летним солнечным утром. Вновь, как и прошлой ночью, к горлу подступил тошнотворный комок. В спальню зашла мать.