Серебряный орел

Они ждали молча.

Этруск приготовился снова колотить в ворота, но тут сверху донесся безошибочно узнаваемый топот подбитых гвоздями сандалий по деревянному настилу. Через несколько мгновений наверху показалось бледное лицо.

– Кто идет? – В голосе часового, разглядывавшего сквозь продолжавшуюся метель стоявших внизу, отчетливо слышался страх. Форт редко посещали посторонние, а среди ночи вообще никто ни разу не приходил. – Назовитесь!

– Открывай, дурак! – нетерпеливо крикнул Ромул. – Пакора ранили.

Ответом было молчание, словно воин не верил своим ушам.

– Шевелись, ты, кусок дерьма! – потребовал Тарквиний.

Часовой был потрясен.

– Слушаюсь! – Он повернулся и сбежал по лестнице, на ходу громко вызывая гревшихся в помещении товарищей.

Тут же заскрипел толстый брус, запиравший ворота. Одна из створок распахнулась, появились несколько легионеров и взволнованный оптион. Больше всего их, конечно же, тревожило то, что за нарушение дисциплины в карауле полагалось серьезное наказание.

Но Тарквиний быстро прошел мимо них, не говоря ни слова. Ромул и Бренн следовали за ним. Когда же часовые разглядели фигуру, безжизненно свешивавшуюся с плеча галла, они совсем перепугались.

– Ворота закройте! – рявкнул Тарквиний.

– А где же воины Пакора? – осмелился спросить оптион.

– Погибли, – бросил Тарквиний. – Скифы устроили засаду возле храма Митры.

Все только испуганно ахнули.

Пояснять что-либо Тарквиний не пожелал.

– Доложите дежурному центуриону и возвращайтесь на посты. И не зевать!

Оптион и караульные легионеры поспешно разбежались по местам. Как-никак Тарквиний тоже был центурионом и мог своей властью наказать их так же строго, как сделал бы это Пакор. О том, что случилось, они все равно скоро узнают.

Тарквиний быстро шел по главной улице форта. Ромул и Бренн следовали за ним. По обеим сторонам улицы тянулись ряды длинных приземистых деревянных казарм, предназначенных для одной центурии – восьмидесяти человек – каждая. Внутри все они были устроены совершенно одинаково: большая комната для центуриона, комнаты поменьше для младших командиров и по десятку помещений для рядовых легионеров – контуберниум, – рассчитанных на восемь человек. Там только-только помещались двухъярусные нары, вооружение обитателей и съестные припасы. Как и гладиаторы, легионеры жили, спали, учились и сражались вместе.

– Ромул!

Молодой легионер обернулся на негромкий окрик и, несмотря на темноту, узнал в человеке, стоявшем возле одной из казарм, Феликса, их товарища с самого начала похода Красса.

– Что ты тут делаешь?

– Так и не смог уснуть, – усмехнувшись, ответил Феликс. Он был полностью одет и при оружии. – Беспокоился из-за вас. Что случилось?

– Ничего. Шел бы ты спать, – коротко ответил Ромул. Чем меньше народу будет знать о случившемся, подумал он, тем лучше.

Но Феликс не послушался, а кинулся к Бренну и ахнул, увидев торчавшие из тела Пакора стрелы.

– Всесильные боги! – воскликнул он. – Что случилось?

Ромул на ходу в нескольких словах рассказал ему о засаде. Феликс кивал и морщился. Галл был куда меньше ростом, чем Ромул, намного уступал силой Бренну, но это не мешало ему быть прекрасным солдатом. Стойкость и упорство Феликса вызывали уважение. Когда во время первого сражения при Каррах когорту наемников окружили парфянские лучники, галл остался в строю. Не так уж много воинов тогда осмелились встать плечом к плечу с Бассием, центурионом, который позже погиб в парфянском плену, и тремя друзьями. Феликс был одним из этих смельчаков. Он сам решает, как поступить, думал Ромул. А чувствовать рядом плечо надежного товарища всегда приятно.

Больше их никто не остановил. Стояла глухая ночь; почти все легионеры крепко спали. Кроме того, приставать с вопросами к Тарквинию мог решиться лишь кто-нибудь из старших командиров легиона, но никто из них не попался друзьям по пути. Да и нечего им было сейчас делать снаружи. Вскоре маленькая группа добралась до принсипии, штаба легиона, находящейся на перекрестке виа Претория и виа Принсипия, соединявшей восточные и западные ворота. Эти главные улицы делили лагерь на четыре равные части. Здесь же стояли роскошный дом Пакора и более скромные жилища старших центурионов, командовавших когортами; эти, все до одного, были парфянами. Рядом находились валетудинариум, лагерный лазарет, и мастерские плотников, сапожников, гончаров и ремесленников множества других специальностей, жизненно необходимых легиону.

Римские легионеры были не только воинами, но еще и искусными мастерами и строителями. Ромул думал, что это одна из главных причин, позволивших Риму достичь такого величия. А несчастный Красс в решающий момент подставил под удар едва ли не единственную слабую сторону республиканской армии – в ней почти не было кавалерии, тогда как у парфян конники составляли подавляющее большинство войска. Тарквиний указал на это задолго до прихода в Карры, и Ромул очень скоро убедился, что гаруспик прав. Но простых воинов не заслушивали на военных советах, сердито думал он. Красс то ли не желал, то ли был неспособен думать об участи своих солдат и бестрепетно вел войско навстречу гибели.

И поэтому у Забытого легиона появились новые командиры. Очень жестокие.

Ромул вздохнул. Если не считать Дария, командующего той когортой, куда попал юноша, большинство командиров-парфян были совершенно безжалостными. И что случится, когда они увидят Пакора, ведали одни только боги. Но хорошего ждать не приходилось.

Обнесенный высокой стеной дом Пакора находился рядом с принсипией. По форме он походил на римскую виллу – замкнутый квадрат с внутренним двором. Сразу за входными дверьми располагались атриум – вестибюль – и таблинум – зал для приемов. Оттуда проходили во внутренний двор, опоясанный колоннадой, через которую можно было войти в пиршественный зал, спальни, бани или святилище. Ромул побывал в Селевкии и знал, что новые властители не были нацией архитекторов и строителей, подобно римлянам. В парфянской столице все здания, кроме циклопической арки главных ворот и великолепного дворца Орода, представляли собой маленькие, примитивные глинобитные хижины. Он хорошо запомнил, как изумился его нынешний командир, когда впервые вошел в свой свежевыстроенный дом. В тот момент парфянин больше всего походил на ребенка, которому дали новую игрушку. Теперь же Пакор оказался перед воротами, которые охраняла дюжина парфян, вооруженных луками и копьями, – легионерам-пленникам никогда не доверяли эту обязанность, – свисая безжизненным кулем с могучего плеча Бренна.

– Стойте! – крикнул смуглый командир караула, подозрительно всматриваясь в тело, которое нес Бренн. – Кого вы притащили?

– Пакора, – ответил Тарквиний, не меняясь в лице.

– Что с ним? Ему плохо?

Гаруспик кивнул.

– Он тяжело ранен.

Парфянин кинулся вперед и громко ахнул, увидев серое лицо Пакора.

– Как?! – Он выкрикнул короткий приказ, и стражники рассыпались, взяв римлян в кольцо и направив на них копья.

Окруженные старались не шевелиться. Отношения между римлянами и парфянами и при обычных обстоятельствах были напряженными, а сейчас, когда они принесли тяжелораненого Пакора, можно было ожидать чего угодно.

Офицер выхватил кинжал, шагнул к Тарквинию и приставил лезвие к его шее.

– Говори, как это произошло! – прошипел он сквозь оскаленные зубы. – Живо!

Ответа он не получил, и у него от гнева вылезли глаза из орбит. Он пошевелил острым как бритва клинком, и сразу из узкого пореза на шее Тарквиния выступила кровь.

У часовых от смелости их командира дух перехватило. Большинство парфян не на шутку боялись гаруспика.

Молчать, как будто все это меня не касается, – единственное, что может дать мне перевес, думал Тарквиний. К тому же мне еще не суждено умереть.

Феликс напрягся, но Ромул качнул головой, запрещая ему пытаться что-либо предпринять. Их друг лучше знал, что делать. Низкорослый галл опустил руки, и Ромул почувствовал, что ему чуть-чуть полегчало.

– На нас напали скифы, командир, – громко сказал Ромул. – Посмотри на его раны.

Офицер шагнул к Бренну и его ноше. Все молчали. Вблизи скифские стрелы нельзя было не узнать. Но подозрения парфянина не улеглись.

– Где остальные люди? – резко спросил он.

– Все погибли.

Парфянин широко раскрыл глаза.