Византийская принцесса

– А ты куда?

– Пойду поищу маму. Елена, не тяни, собирайся быстрее!

Маму Теадора нашла у входа во дворец: она прощалась с Матфеем. С братом, всего на два года старше Теадоры, они всегда были очень близки. Вот и сейчас они обнялись, и Матфей прошептал:

– Теа, я боюсь! Что теперь будет?

– Ничего с нами не случится, – успокоила она брата, подумав: «Какой же он еще совсем робкий, мальчик!» – Отец отправит нас в безопасное место, под защиту церкви, но ненадолго: скоро мы снова будем все вместе. И потом, ты должен радоваться, что наконец сбежишь от нас, женщин.

Подбодренный словами сестры, Матфей снова обнял ее, потом поцеловал мать, сел на коня и поскакал, как взрослый мужчина. Лео поехал следом за ним.

Следующими уезжали София и Евдокия, и, к радости девушек, в сопровождение им дали целый отряд стражников из дворца Кантакузина. Девушки стали прихорашиваться, захихикали, потом принялись нарочно натыкаться на молодых солдат, касаясь грудью то мужской спины, то руки. Зоя резко одернула их и приказала вести себя прилично. Девушки посмотрели на мачеху недовольно, но подчинились, потому что уважали: не многие мачехи столь великодушны, и обе это понимали.

Жену и двух младших дочерей Иоанн Кантакузин собирался сопровождать сам. Он поступил мудро, разослав членов своей семьи по разным местам, – так легче скрыть их местонахождение. Монастырь, в котором надлежало укрыться Матфею, находился у западной окраины города, возле Пигийских ворот. Женский монастырь, в который отправил он Софию и Евдокию, располагался в северо-восточной части города, близ ворот Влахерны, а Зоя с самыми младшими будет укрываться в монастыре Святой Варвары на берегу реки Лик, за границами старой стены Константинополя, рядом с пятыми военными воротами.

Иоанн помог беременной жене устроиться в их паланкине вместе с Теадорой и Еленой. Уже почти рассвело, и первые лучи солнца, просеиваясь сквозь серые, позолоченные по краям облака, отбрасывали радужные блики на воду залива Золотой Рог.

– Ах! – вздохнула Теадора. – Это самый красивый город на свете! Ни за что не хочу жить в другом месте.

Зоя улыбнулась дочери.

– Но, возможно, все-таки придется. Однажды станешь женой принца из какой-нибудь другой страны, и тогда тебе придется отсюда уехать.

– Да я скорее умру, чем уеду! – горячо воскликнула девочка.

Зоя улыбнулась. Пусть Теадора и унаследовала блестящий ум своего отца, но все равно она всего лишь женщина. Рано или поздно она научится с этим смиряться. В один прекрасный день она встретит мужчину, и тогда, думала Зоя, происходящее в этом городе уже не будет иметь для нее значения.

Они миновали церковь Святой Феодосии, и хотя это был все еще город, пейзаж вокруг них стал меняться: вместо городских построек они видели вокруг комфортабельные виллы в окружении великолепных ухоженных садов. Вот и мост через Лики. Примерно через милю по грунтовой проселочной дороге они свернули направо и вскоре оказались перед солидными бронзовыми воротами в беленой кирпичной стене женского монастыря Святой Варвары.

В приемной их встретила сама настоятельница, преподобная мать Тамара. Иоанн Кантакузин преклонил колено и поцеловал перстень на протянутой ему тонкой аристократической руке, потом обратился с формальной просьбой:

– Прошу у вас убежища на неопределенный срок для моей жены, дочерей и еще не рожденного ребенка.

– Убежище предоставлено, – без всякого выражения ответила настоятельница, высокая, сурового вида женщина.

Иоанн встал, помог Зое сойти с паланкина и представил ее настоятельнице монастыря. При виде детей лицо матери Тамары смягчилось.

– Мои дочери, принцесса Елена и принцесса Теадора, – тихо проговорил Иоанн.

«Вот, значит, как, – подумала монахиня. – Что ж, члены его семьи имеют право на эти титулы, хотя и пользуются ими редко».

Иоанн отвел жену в сторонку, что-то тихонько ей сказал и, нежно поцеловав, повернулся к дочерям.

– Если я принцесса, – сказала Елена, – значит, должна выйти замуж за принца. Правда, папа?

– Девочка моя, ты принцесса, но я надеюсь, что когда-нибудь станешь императрицей.

Голубые глаза Елены стали огромными как блюдца.

– А Теа? Она тоже станет императрицей?

– Мужа для Теадоры я пока не выбрал.

Елена бросила на младшую сестренку победный взгляд.

– Может, стоит выдать ее за турецкого султана? Особенно если ему нравятся фиолетовые глаза!

– Ни за что не стану женой неверного! – возмущенно воскликнула Теадора. – Да и папа никогда не поступит так со мной, зная, что я буду несчастна.

Елена самодовольно улыбнулась.

– Если папа прикажет, никуда ты не денешься. И тогда тебе придется уехать отсюда. Навсегда!

– Если мне все-таки придется выйти за него замуж, – парировала Теадора, – я сделаю так, чтобы он привел сюда армию и захватил наш город. И тогда императрицей стану я, а не ты!

– Елена, Теадора, перестаньте! – мягко пожурила дочерей Зоя, но Иоанн Кантакузин от души рассмеялся и воскликнул, взъерошив волосы Теадоры:

– Птенчик ты мой! Воистину тебе нужно было родиться мальчишкой. Сколько в тебе огня! Какой задор! А уж ум! Твоей логике и мужчина позавидует. Обещаю найти тебе самого лучшего мужа.

Иоанн поцеловал обеих девочек и быстро зашагал к воротам. Покинув святую обитель, он вскочил на коня, помахал жене и дочерям и ускакал, уверенный, что семья в безопасности и можно начинать битву за византийский престол.

Борьба предстояла нелегкая, ведь население Византии разрывалось между Палеологами и Кантакузинами, и те и другие были достойны преданности и уважения. Кого все-таки поддержит народ: малолетнего сына покойного императора или того, кто многие годы фактически управлял империей? Кроме того, существовало опасение, и фракция Кантакузина его поддерживала, что императрица Анна Савойская намеревается повести Византию обратно к ненавистному Риму.

Иоанн Кантакузин и его старший сын покинули Константинополь, чтобы двинуть свои войска против юного Иоанна Палеолога. Ни одна из противоборствующих сторон не желала вредить любимому городу, поэтому бои должны были происходить за пределами столицы.

Кантакузин предпочитал военным столкновениям дипломатию, но ему не оставили выбора. Его смерти желали сразу две вдовствующие императрицы, и то, что должно было стать быстрой победой, превратилось в войну, затянувшуюся на несколько лет. Переменчивые византийцы то и дело меняли направление своих симпатий, и Иоанн Кантакузин был вынужден обратиться за помощью к туркам Оттоманской империи, занимавшей противоположный берег Мраморного моря. Турецкие наемники в его войске сражались как львы, однако Кантакузин никогда не мог быть уверен, что кто-то из них не переметнется к противнику, если тот заплатит больше. Ему нужна была армия, на которую он мог положиться.

Сторона Палеологов тоже обратилась за помощью к султану Орхану, но, к сожалению, могла предложить только деньги, а султан знал, что императорская казна пуста. Иоанн же Кантакузин предложил золото, которое у него действительно было, форт Цимпа на полуострове Галлиполи и главное – свою дочь Теадору. Если Орхан примет его предложение, турки получат первый опорный пункт в Европе – Цимпу, причем не пролив ни капли крови. Предложение было слишком соблазнительным, чтобы от него отказываться, и султан его принял. В распоряжение Иоанна Кантакузина были переданы шестьсот лучших воинов. Действуя вместе с византийскими войсками, они заняли города на побережье Черного моря, разграбили Фракию и стали серьезной угрозой Адрианополю. Вскоре был осажден и Константинополь, где укрылся юный император.

Теадора, пребывая в безопасности за стенами монастыря Святой Варвары, знать не знала, что скоро выйдет замуж и супруг будет на пятьдесят лет старше ее. Зоя же, которой было известно о договоре супруга, плакала день и ночь из-за того, что ее нежная малышка будет принесена в жертву политике. Она была уверена, что султан помог Иоанну только потому, что хотел заполучить Теадору. Зоя была очень набожной и знала, что церковь хранила память о порочных нравах неверных. Любящей матери даже в голову не приходило, что в действительности султану нужна была Цимпа.

Теадоре со злорадством сообщила новость сестра Елена. Старше Теадоры на четыре года, Елена с золотистыми волосами и прекрасными голубыми глазами казалась сущим ангелочком, но характер у нее был далеко не ангельский. С эгоистичной, тщеславной и жестокой девицей мягкая Зоя, конечно, справиться не могла и влияния на нее не имела.

И вот однажды, когда мать Тамара оставила девочек одних, чтобы освоили новый вид стежков в вышивании, Елена прошептала:

– Знаешь, сестрица, для тебя нашли мужа: станешь третьей женой старого язычника и проведешь всю оставшуюся жизнь взаперти в его гареме, а я… я тем временем буду править Византией.

Сестра расхохоталась, а Теадора в ужасе воскликнула:

– Ты лжешь! Этого не может быть!

– А вот и нет, не лгу, спроси у мамы. Думаешь, почему она в последнее время так часто плачет? Отцу нужны надежные солдаты, и он предложил обменять тебя на войско. Я слышала, что туркам нравится спать не только с девочками, но даже с мальчиками.

Понизив голос, Елена принялась описывать отвратительные извращения. Теадора побледнела и вдруг без чувств упала на пол. Сестра некоторое время с любопытством разглядывала ее, но потом все же позвала на помощь. Когда мать спросила, что стряслось, Елена не моргнув глазом ответила, что понятия не имеет. Впрочем, как только Теадора очнулась, эта ложь быстро открылась. Зоя редко наказывала детей физически, но в этот раз так рассердилась, что надавала Елене пощечин, чтобы сбить спесь с ее самодовольного лица, и приказала слугам:

– Уведите ее отсюда! Заберите от меня, пока я не забила ее до смерти.

Когда они остались одни, Зоя обняла младшую дочь и, укачивая как ребенка, попыталась успокоить.