– Понятно, – ответил он с серьезным видом. – Я предположил, что ты можешь прийти пораньше и спрятаться, чтобы не оказаться в неловком положении.
Он немного помолчал, глядя на нее, а потом вдруг озорно добавил:
– Ой, ты покраснела! Значит, я прав?
– Как ты можешь об этом судить? Здесь темно.
Он легонько коснулся пальцем ее щеки, но Теадора отскочила от него как ошпаренная.
– И опять я прав: щека горячая.
– Это потому что сегодня жаркая ночь, – быстро произнесла Теадора.
Мурад тихо рассмеялся, потом взял ее за руку и совершенно серьезно сказал:
– Пойдем! Я нашел идеальное местечко: под деревьями в центре фруктового сада, – где нас никто не увидит.
И он повлек Теадору в глубину сада, а дойдя до большого раскидистого дерева, нырнул вместе с ней в густую тень под нижними ветвями.
– Ну вот мы и в безопасности… и совсем одни.
К его удивлению, девушка вдруг расплакалась.
– Адора, милая, в чем дело?
– Я б-б-боюсь, – пробормотала, всхлипывая, Теадора.
– Чего, голубка моя?
– Тебя! – вдруг выпалила она сквозь слезы.
Только тогда юноша понял, что она в действительности по-детски невинна. Расстелив на траве свой плащ и мягко усадив на него девушку, он нежно обнял ее и привлек к груди.
– Адора, не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.
Перед его рубашки тут же намок от ее слез, но постепенно рыдания стали стихать.
– Я н-никогда р-раньше н-не была с м-мужчиной наедине, – пробормотала наконец Теадора, – и не знаю, что полагается делать. Но ты не думай, что я дурочка.
Мурад сдержал смех и сказал как можно серьезнее:
– Адора, я думаю, будет лучше тебе узнать, кто я, поскольку мне известно, кто ты… ваше высочество.
Она тихо ахнула, и он добавил:
– Я принц Мурад, третий сын султана Орхана, и, если верить сплетням, повеса и распутник. Но я чту Коран и жену собственного отца, какой бы обольстительной она ни была, соблазнять ни за что бы не стал. Даже если она лишь пешка в политической игре.
Несколько мгновений оба молчали, потом Теадора спросила:
– Ты с самого начала знал, кто я?
– Почти. Когда мы впервые встретились, я возвращался от друга, который живет неподалеку отсюда, и мог пройти только этим путем, мимо монастыря Святой Екатерины. Когда ты назвала свое имя, меня вдруг осенило: ты та самая Теадора.
– И даже зная, кто я, все равно меня поцеловал? И назначил мне свидание! Принц Мурад, вы отвратительны!
– Адора, но ведь ты пришла, – тихо напомнил он.
– Только затем, чтобы сказать: это не должно повториться.
– Нет, голубка, ты пришла вовсе не поэтому. Признайся, хотя бы себе.
– Мне не в чем признаваться.
Он заговорил мягче.
– Милая моя, любопытство вовсе не преступление, – мягко произнес Мурад. – Для юной девушки такой интерес вполне естествен, особенно если она ведет замкнутый образ жизни. Скажи, когда ты в последний раз вообще видела мужчину?
– Я каждую неделю исповедуюсь отцу Виссариону, – чопорно ответила Теадора.
Мурад негромко рассмеялся.
– Я не имел в виду высохшего от старости священника.
– С тех пор как поселилась здесь, в монастыре, не видела больше никого. Другие ученицы здесь не живут, а меня никто не навещает.
Это было сказано просто и буднично, без эмоций.
Мурад накрыл ее маленькую тонкую руку своей ладонью – большой, загорелой и теплой.
– Адора, тебе здесь очень одиноко?
– Я не думаю об этом: у меня есть занятие – учеба, – спокойно ответила Теадора.
– И нет друзей? Бедная маленькая принцесса.
Теадора резко отдернула руку.
– Я не нуждаюсь ни в чьей жалости, а уж в твоей тем более!
Взошла полная луна, окрасив серебром крупные золотые персики, свисавшие с тяжелых ветвей идеально ровными шарами. В лунном свете на белом лице Теадоры Кантакузин Мурад увидел гордые аметистовые глаза, в которых бриллиантами блестели едва сдерживаемые слезы.
– Голубка, это вовсе не жалость, а сожаление и досада, что тебя, полную жизни, созданную для страстных ласк молодого мужчины, выдали замуж за старика и заточили в монастырь.
– Я принцесса Византии, – холодно возразила Теадора. – И носить этот титул мне было суждено еще до того, как мой отец стал императором. Вступить в самый выгодный для ее семьи брак – долг каждой принцессы. Мой отец, император, пожелал, чтобы я стала женой султана, и, как благочестивая христианка и послушная дочь, я не могу противиться его воле.
– Адора, твоя дочерняя преданность, конечно, весьма похвальна, но ты рассуждаешь как ребенок… хотя, в сущности, ты и есть ребенок. Если бы ты познала любовь, то не была бы так категорична.
– Любовь? Я знаю, что такое любовь: меня любит мама, отец… – воскликнула Теадора.