Дорога на Стамбул. Первая часть

Он едва отцепил огорченную Томку, которая жалась к нему в толпе мягким горячим телом. Отдал ей ботинки подруги.

– В другой раз.

Не опасаясь, что двинут в бок кастетом или ножом, он протискался через толпу молодежи, где парни одобрительно похлопывали его по плечам и по спине, и выбрался на улицу.

Его распирал восторг и какое-то веселое ощущение, что выход из его нынешней ужасной жизни найден! Конечно же – война! Конечно же нужно ехать волонтером! А там другая жизнь! Пусть опасная, но другая. Манящая! Романтическая!

«Хочь гирше, та инше!» – вспомнил он украинскую пословицу. И ему уже мерещились офицерские погоны и полный георгиевский бант. Та единственная тесная дверь, через которую мог выломаться казак в иную жизнь, казалось, со скрипом стала отворяться перед ним.

– Стой! – услышал он негромкий окрик.

Осип поднял голову.

Перекрывая улицу, что вела из рабочих районов к Невскому проспекту, стоял взвод казаков-атаманцев. Передний ряд был вооружен нагайками. Шагах в двадцати от него стоял второй взвод в полном боевом снаряжении, при винтовках и пиках.

– А ну подь сюды! – поманил Осипа рыжеусый хорунжий, сидевший на высоком гнедом дончаке. – Как тут очутился?

– Приказной Зеленов. Командированный! Квартирую в казармах лейб-гвардии Сводного Казачьего полка, – четко отрапортовал Осип. – Сейчас был на рабочей сходке…

– И что ж ты там поделывал? – подкрутив рыжие усы громадным кулаком в белой нитяной перчатке, спросил хорунжий.

– Они, вашбродь, воспомоществование балканским христианам собирают. Два дни собрались бесплатно отработать!

Страшный костяной удар в лицо опрокинул Осипа на мостовую. Он сильно стукнулся затылком, но тут же вскочил, держась за подбитый глаз.

– Будешь знать, как войсковое сословие позорить! – наставительно сказал хорунжий, потирая ушибленный кулак. – Будешь знать, как с хамами якшаться… Ишь дружков себе нашел! Марш в казарму!

Правым незаплывшим глазом Осип увидел, как в первом ряду, помахивая нагайкой, весело и злорадно скалит зубы Анкудинов.

Надо ли говорить, что Осип пошел не в казарму, а в Славянский комитет…

ДОКУМЕНТЫ

«Мы – рабы… Мы не можем даже сказать, что голова, которая у нас на плечах, принадлежит нам».. Христо Ботев

«…И всякий день терпим муки и гнусности, противные человечности, свободе и совести....Отуречивают детей, бесчестят жен помоложе и дочерей наших. Разве эти невинные – не сестры и братья наши? И все почему? Вы думаете, мы в этом виноваты? Нет, виноваты, и больше всех – вы, чорбаджии. Не вы ли причина тому, что перед нами все еще стоит это беззаконное и проклятое зрелище? На кого другого им, бедным, надеяться? Если мы, их братья и отцы, не встанем и не прольем каплю крови, чтобы избавить матерей наших, жен и сестер наших, детей наших, кто другой это сделает?»

Васил Левский Письмо чорбаджии Ганчо Милеву, 10.5.1871 г.

«Нам нужна эта война и самим; не для одних лишь братьев-славян, измученных турками, поднимаемся мы, а и для собственного спасения: война освежит воздух, которым мы дышим и в котором мы задыхаемся, сидя в немощи растления и духовной темноте» .

Ф.М.Достоевский. Дневник писателя. Март 1877 г.

«Последнее время ко мне каждый день являются в значительном числе различного сословия люди с просьбой дать им материальные средства идти в Сербию на войну за единоверцев славян, а 16 и 17 августа канцелярия моя была буквально осаждаема людьми разных сословий…»

Сообщение астраханского губернаторав Петербург. Август 1876 г.

«Со всех концов России получают заявления, что наиболее щедр к пожертвованиям простой, бедный, неимущий класс людей. Рабочие на фабриках и заводах работают по праздникам и весь свой заработок отдают в пользу славян».

«Русское обозрение» № 8, август 1876 г.

3 – Однако же им волонтеры не требуются! – не то спросил, не то утвердил Демьян Васильевич.

– Да я приперся-то в расстройстве и с фонарем под глазом! – засмеялся Осип: – От меня на улице люди шарахались. А там все народ сурьезный сидит! Ины по два месяца очереди дожидаются, чтобы, значит, их рассмотрели прошение о посылке в Сербию или куда еще на Балканы…

– Ну а ты чего ж?

– Ну а я говорю, явите милость, пустите без очереди – мне зараз в полк надобно, я вдругорядь прийти не смогу… Пустили. Да только дело мое было безнадежное. Во-первых, на внешность я очень страховито в те поры выглядел. С похмелья, опять же глаз подбит, а во-вторых, главнейший резон – срочная не отслужена. Мне так один из комиссии, молодой такой, вроде вошел в понимание, сказал, что, мол, сначала нужно срочную отслужить, а то выйду я как дезертир… А они, значит, как укрывальщики беглого…

Они оделись и, освеженные, вернулись на мельничный двор.

– Ну а тут в полк вернулись, значит, наш, в очередной… Есаул дело-то выиграл, так нас чуть не с музыкой встречали… – говорил Зеленов. – Ну и я как-то подуспокоился: потому дело явилось – воевать! Дело честное, и так-то мне светло на душе стало, что и сказать не могу…

Демьян Васильевич распорядился об отправке муки в Жулановку и приказал Осипу садиться на дрожки.

– Хватит тебе на энтих лодырей ломить – домой поедем. У нас, брат, дома тоже не все кругло…

– Что случилось? – встревожился казак. – Ай заболел кто? Ай из детишек? Я третьего дня выезжал, все было благополучно!

Демьян Васильевич выехал на большак подальше от мельничного многолюдства и тут только сказал многозначительно, повернувшись к сидевшему на дрожках боком Осипу:

– Аграфена – кобыла нагайская – вон что учинила: в подоле принесла! И неизвестно от кого!

– Чего? – не понял Осип.

– Байстрюка наковыряла, вот чего! – рявкнул Калмыков.

– Ну дак и что? – хлопая длиннющими ресницами, не понимал хозяйских расстройств казак. – В чем беда-то?

– А слава кака пойдет?

– Да ну… – протянул Осип. – Худая слава на вороте не виснет! Да и чего худого?

– А грех?

– Какой грех? – спросил казак. – Грех блудить, а родить – подвиг. Тут греха нет. Ежели кто так, то тогда можно и ворота дегтем, а коли баба родила – греха нет.

– Эва как ты выводишь! – досадливо сказал Демьян Васильевич. – Так, по-твоему, энтот случай и спущать без последствий?

– А каки могут быть последствия? Никаких последствий. Кромя того, я Аграфену с детства знаю. И видать, не просто…

– Молчит стерва! От кого дите, не сказывает! – зло понукая рысака, сказал Демьян Васильевич.

– А какая нам с того разница? Чей бы бык ни был – теленок наш! Родился и родился! Родился не помер – чего печаловаться! Радоваться надоть…

– Я уж всех пытал – никто ничего не знает! Приказчики как воды в рот набрали…

– Сказано: нет ничего тайного, что не стало бы явным, – задумался казак. – А только на что нам знать – чье дите? Пущай растет! Зараз окрестим, и вся недолга… А истина рано или поздно сама явится!