Внеклассная работа

– Только это оказались не учения! – вздохнула гимназистка. – Когда мы с Казимиром с утра направились к пристани, чтобы ехать в гимназию, то услышали разговоры. Вокруг спорили, шумели: «война, война…» Оказалось, ночью подлые японцы напали на Артур и их флот стрелял по нашему. В гавани взорваны три корабля, а один броненосец приткнулся к берегу, чтобы не потонуть!

Рассказывая о вероломстве японцев, без объявления войны напавших на Порт-Артур, Галина гневно сверкала глазами и стискивала кулачки. Сёмка же усмехался – про себя, конечно. Знала бы она, как будут начинаться войны через каких-то пятьдесят лет!

– Млада пани! Галина Анатольна! А я вас шукаю по всему клятому Артуру! Куда же вы пропали, голубушка?

Навстречу им торопился тощий солдат в шинели с подвёрнутыми к поясу полами. На ходу он придерживал рукой плоский блин фуражки без козырька.

– Казимир! – обрадовалась Галина. – Это папенькин денщик, он всегда меня из школы забирает. Как хорошо, Казимир, что ты нас нашёл! Мои друзья потерялись при обстреле, давай отведём их к нам на Тигровку. А то Светлану… как вас по батюшке?..

– Андреевна, – отозвалась Светка. – Только зачем, не надо…

Сёмка предупредительно сжал ей руку: молчи и делай, что говорят!

– Светлану Андреевну напугала стрельба, так что давай-ка поспешим, голубчик Казимир. Что, баркас не ушёл?

– Так что, пани Галина, баркаса нигдзе нема до холеры ясны! – развёл руками денщик. – Как бомбы на город стали падать – он и ушёл Езус ведает куда. Придётся нам с вами теперь пешедралом вокруг бухты. В гавань снаряды тоже залетают – ни одна шампунька от стенки теперь не отойдёт, попрятались, бензвартошчёвы тхуже, пся крев[1 - негодные трусы, сукины сыны (польск.)]…

Ничего! – храбро ответила Галина, но Сёмка уловил, что голос её дрогнул. – Дойдём. Не так уж и далеко, до темноты поспеем. И вот что, Казимир, – Светлана Андреевна, как видишь, одета не по погоде – отдай ей шинель!

Светка пыталась протестовать, но её не слушали и накинули на плечи солдатскую шинель. Та оказалась велика, и девочка не стала надевать её в рукава – спрятала руки под сукном, радуясь долгожданному теплу.

Дорога вокруг бухты на полуостров с забавным названием Тигровый хвост, или, по-простому, Тигровка, где расположились казармы стрелкового полка и офицерские квартиры, заняла немало времени. Обстрел вскоре прекратился; вода во Внутреннем бассейне уже не взлетала к небу пенно-грязными столбами, но китайские лодчонки, любая из которых могла бы переправить путников на другую сторону гавани, жались к берегу. Галина, прыгала через лужи, как самая обычная шестиклассница московской школы.

На ходу она поведала, что ещё недавно дальний конец бухты был забит льдом, но теперь снег сошёл совсем, земля подсохла, а раньше старый китайский город совсем утопал в грязи. Навстречу попадались люди: рабочие с тёмными, усталыми лицами; солдаты в серых шинелях и мохнатых чёрных папахах; китайцы в одинаковых робах, с забавными косичками, спускающимися на затылки из-под круглых шапочек. Многие были почти не видны под неподъёмными на вид тюками; китайцы тащили их с ловкостью, говорящей о немалой практике.

Проходили команды матросов под началом унтеров, похожих на давешнего, с «Петропавловска», а один раз ребят обогнали шумные краснолицые казаки с узелками и вениками под мышками. «В бане были», – сообщила Галина.

Встречалась и публика почище: продефилировал морской офицер под руку с барышней; важно прошествовал господин азиатской наружности, в европейском платье – котелок, тросточка, золотая цепочка часовая цепочка поперёк круглого живота. Перед ним семенили трое узкоглазых слуг с бамбуковыми палками – они бесцеремонно пускали их в ход, расчищая господину дорогу в толпе соотечественников.

Строения, теснящиеся вокруг гавани, навевали лишь уныние и скуку. Бесконечные ряды дощатых сараев (Галина назвала их «пакгаузы»), будки, горы хлама, покосившиеся строительные леса… Повсюду китайцы; немногочисленные европейцы, по всей видимости, русские, в основном надзирали за работами.

В общем, смотреть в Порт-Артуре оказалось не на что – если бы не стоящие в гавани корабли. Сёмка не мог оторвать взгляда от этих красавцев и то и дело поднимал планшет. Конечно, они куда скромнее тех, что показывали по телевизору; мальчик не разбирался в мудрёных терминах вроде «водоизмещения», но и без того понимал, что любой броненосец – просто речной трамвайчик рядом с атомным крейсером. И всё же они были красивы, эти русские боевые корабли, по воле царя оказавшиеся на краю света. Галина знала их наперечёт: «Диана», «Баян», потом «Победа» с «Пересветом», за ними – длинный, узкий, как клинок палаша, «Новик». О нём и его командире, капитане второго ранга Эссене, девочка говорила с таким упоением, что Сёмке показалось, что она неровно дышит к этому моряку…

Осведомлённость гимназистки в военно-морских делах была удивительна, о чём Сёмка ей тут же и заявил. Галина усмехнулась: «Чего же вы хотели? Артур – база флота, здесь каждый китаец знает и названия кораблей, и имена старших офицеров.»

За разговорами обогнули гавань; по пути перемазали ноги в ледяной каше у раздолбанных бревенчатых пирсов, где теснились баржи-грязнухи и шаланды управления порта. Гнилой угол, дальний конец гавани, полностью оправдывал своё название: в отлив вода уходила, обнажая дно, покрытое жидкой грязью. На берегу грязи было не намного меньше – разве что через самые глубокие колдобины были переброшены доски.

Когда Казимир предлагал девочкам перенести их через очередную канаву на руках, те с негодованием отказывались. Так что денщику вместе с Сёмкой приходилось вязнуть в грязи, поддерживая барышень, пока те перепархивали с доски на доску.

К казармам пехотного полка подошли уже в темноте – об уличном освещении здесь, похоже, не слыхали. У казарм было почище: дорожки выложены булыжником, через канавы перекинуты дощатые мостки. Казимир поведал, что раньше и здесь грязь была непролазная – но генерал Кондратенко, к чьей дивизии причислялся расквартированный на Тигровке стрелковый полк, посетил расположение, замарал генеральские брюки и устроил командиру «распеканку». После этого солдаты выложили дорожки натасканным с берега булыжником.

– Пришли! – Галина остановилась перед аккуратным домиком с верандой. – Здесь мы и живём. А с другой стороны вход на половину Скрыдлей. У них ещё дочка, Вера, помните, я рассказывала?

– Галина! Куда ты подевалась, негодница? – на веранду вышла стройная, лет тридцати пяти, дама в персиковом платье. – Мы места себе не находим – думали, тебя убило во время обстрела! Зачем, скажи на милость, понадобилось уходить из гимназии? Отец, как началась бомбардировка, поехал за тобой, а ты… А уж от вас-то, Казимир, я не ожидала такого легкомыслия! – дама сверлила поляка гневным взглядом.

– Пани ясновельможна, Татьяна Еремевна, то не моя ви?на, Езус сшвядкем![2 - Господь свидетель (польск.)] – принялся оправдываться солдат. От волнения он то и дело вставлял в свою речь польские фразы. – Я паненку по всему городу шукал, а тут япошка, пся крев, бомбы бросать принялся!

– У-у-у, предатель! – Галина состроила недовольную гримаску. – Всенепременно надо рассказывать…

Хозяйке эти препирательства надоели.

– Ну довольно! Галина, марш переодеваться и мыть руки! Ужин уже остыл…

И тут только увидела, что дочь пришла не одна.

– А это кто с тобой? Простите, господа, сразу не заметила… Что же ты не представишь меня своим друзьям?

– Светлана и Семён… э-э-э… – девочка виновато улыбнулась. – Представляешь, мам, мы встретились возле пакгаузов, в порту. Там началась паника, меня чуть с ног не сбили! А мадемуазель Светлане сделалось дурно…

– Ладно, потом расскажешь, – решительно заявила хозяйка. – А вы, молодые люди, проходите, сейчас велю горячего чаю… Дуняша, подай шаль нашей гостье, а то она совсем зазябла!

И ребята вслед за новой знакомой шагнули в уютное, пахнущее печёным хлебом тепло.

IV

– Скажите, юноша, а что во Владивостоке говорят о начале войны? – отец Галины, ловко подцепил палочками пельмень. Пельмени были не простые – китайские: Топольские держали местную кухарку. Хозяйка дома успела уже посетовать на то, что русской прислуги в Артуре не найти, но китайцы, слава Богу, трудолюбивы, вежливы и почти не воруют. И кухня у них замечательная, хотя русским и непривычна. Да вот сами и попробуете…

Пельмени, носящие название «дим сум», полагалось подавать к чаю. Начинку их составляли креветки и отваренные побеги бамбука. На стол «дим сумы» подавала кухарка Топольских, миниатюрная китаянка Киу Мийфен, что, как тут же объяснила Галина, означает «осенний аромат сливы».

Мать Галины готова была часами рассуждать о достоинствах китайской еды; глава семьи относился к этому с некоторой иронией, но супруге поддакивал. Галина то и дело фыркала в чашку, слушая маменькины сентенции, но возразить не решалась.

Сёмка отложил палочки (спасибо суши-барам, не опозорился!) и солидно откашлялся. Назревал серьёзный мужской разговор о политике. «Знать бы только, что тут за политика…»

Татьяна Георгиевна, историчка, говорила не раз: у народов-соседей претензии друг к другу копятся веками, и веками же не разрешаются. Наверное, у России с Японией так же – вряд ли за век с лишним появилось что-то совсем уж новое. А какие у японцев сейчас претензии к России? Северные территории, острова – Шикотан и ещё какие-то… Наверняка и здесь их поделить не могут…

– Да вот, – начал Сёмка, – говорят, японцы из-за островов не могли успокоиться, всё требовали вернуть назад. Вот потому, наверное, и напали – хотят себе забрать, потому что наши после войны их заняли и не… И прикусил язык – Светка под столом больно пнула его в лодыжку. «…Идиот, до той войны – почти сорок лет…»

– Только не острова, а полуостров, – поправил штабс-капитан. – Ляодунский полуостров достался Японии по Симонсекскому договору 1895-го года, после войны с китайской империей Цин. А потом Россия, вместе с Германией и Францией, обратилась к япошатам, требуя отказаться от аннексии Ляодуна, и пришлось бедным макакам уступить. Они очень сердились – в японо-китайскую войну Порт-Артур, тогда ещё китайский Люйшунь, достался армии микадо немалой кровью. Европейцы теряться не стали – за год протянули через Маньчжурию железную дорогу, а немцы в Циндао построили базу для своих кораблей. – Правильно япошек из Маньчжурии вытурили! – фыркнула Галина. – Вон наша Киу Мийфен, – и девочка кивнула в сторону кухни, – всё твердит: «Руссики уходить нет, японци приди, китайси рис нет, чумиза нет. Китайси умирайло, японси живи…»

– Да, верно – согласилась с дочерью Татьяна Еремеевна. – При японцах тут такое творилось – кровь в жилах стынет! На площадях головы людям десятками рубили. Ставили в ряд – и одного за другим, саблями…

– Катанами, – вставил Сёмка. Уж в этом-то он разбирался. – Это меч такой, японский. Лезвие изогнуто, и острое, не хуже бритвы, – их ещё в миллион слоёв куют!

– Миллион?! – ахнула Галина. – Это же сколько надо работать? Лет сто, не меньше…

– Не так уже и много. Расковывают болванку в пластину, сгибают пополам, проковывают – и так двадцать раз. Как раз получается миллион слоёв!

– Двадцать? – недоверчиво переспросила Галина – Всего-навсего? И – целый миллион? Подождите, сейчас… – и девочка, закатив глаза к потолку, принялась беззвучно шевелить губами, загибая пальцы.

– Ну, это надолго – усмехнулся Анатолий Александрович. – В математике наша Галка не блещет.

– И вовсе нет, папенька! – вспыхнула гимназистка. – Только в уме никак не получается… Сейчас возьму карандаш, посчитаю столбиком! – и, не обращая внимания на протесты, выскочила из-за стола.

– Вот ведь упрямица! – покачал головой штабс-капитан. – Теперь не уснёт, пока не сосчитает. А вы, молодой человек, недурно осведомлены в вопросах японской культуры. Похвально, похвально. Как вы полагаете, станут они воевать против России всерьёз? А то у нас кое-кто надеется, что дело ограничится перестрелками на море – ещё месяц-другой, и япошки сами запросят мира…

– Ещё как станут! – оживился Сёмка. – Они ж отморозки, упоротые – когда с пиндосами на островах резались, даже в плен не сдавались. Их огнемётами из бункеров выжигали, а женщины с детьми с обрыва в море бросались, чтобы не попасть в плен! А ещё камикадзе…

И запнулся, сообразив, что снова ляпнул что-то не то.