Внеклассная работа

«…Померещилось? Так и правда свихнуться можно…»

Дверь приоткрылась, мелькнула белая фигурка. Шаги лёгкие – будто сквозняк прошелестел по комнате.

– Сём, ты не спишь? Я дождалась, пока Галка заснёт, вышла из комнаты – и к тебе. Поговорим?

Аккуратно, стараясь не скрипнуть петлями, девочка прикрыла дверь и присела на краешек дивана. Она была в длинной, до пят, ночной рубашке и поверх неё закуталась в тёплый платок. У Сёмкиной мамы был такой. «Оренбургский» – так она, кажется, его называла… Сёмка недовольно поморщился и уселся, завернувшись в одеяло, обхватив руками колени. Поговорить и правда надо, тем более что сна ни в одном глазу – да и откуда, раз за окном стреляют из пушек? И не салют какой-нибудь, а палят по тому самому городу, в котором ты сейчас пытаешься заснуть.

– Ну давай поговорим… – буркнул Сёмка. – Хотя чего там – говори не говори, а вляпались мы по самое не могу…

Светка поморщилась, недовольно дёрнув плечиком, и он тут же припомнил: дома она сторонилась не то что матерщины, но даже и безобидных скабрезностей, которыми так и сыпали одноклассники.

– Сём, что делать будем? – продолжала девочка. – Ну ты дал за столом! Я думала, у Галки глаза вылезут, когда ты сказал про американцев, – так она на тебя уставилась. А уж папаша её…

– А чего он? – огрызнулся Сёмка. – Я запутался, всё в голове перемешалось. Порт-Артур, Пёрл-Харбор… и вообще, мы этого ещё не проходили! Даже на презентацию эту не успели, а то бы знали, что тут творится!

– Так что будем делать? – повторила Светка. Она сразу сделалась какой-то беспомощной, куталась в платок, будто мёрзла. – Сём, я ужас как боюсь! А если японцы снова станут стрелять и в нас снаряд попадёт?

– Не станут, – неуверенно отозвался мальчик. – Анатолий Алексаныч говорил – флот не даст…

За ужином, до того как Сёмка увяз в своих выдумках, отец Галины подробно изложил последние артурские новости: и о гибели «Стерегущего», и о том, сколько снарядов с батареи Электрического утёса угодило в японские броненосцы. А главную – о разносе, который командующий эскадрой устроил командирам броненосцев, не успевшим вывести корабли из гавани, – штабс-капитан пересказал целых два раза.

Нет чтобы на этом и остановиться, с досадой подумал Сёмка. Или Топольский уже тогда что-то заподозрил?

– А ты тоже хорош! – Светка будто прочла его мысли. – Кто, скажи, пожалуйста, тянул тебя за язык насчёт этого миноносца? Тоже мне, знаток – в кораблики поиграл и решил, что разбирается теперь лучше всех!

Мальчик виновато втянул голову в плечи. Светка была права.

Когда Анатолий Александрович сказал, что «Стерегущий» погиб в бою с японскими истребителями, Сёмка немедленно оживился. Тема знакомая, почти родная: он только вчера до ночи гонял кораблики в онлайн-игре и не забыл, что может сделать с одиночным эсминцем пара палубных эскадрилий.

Но кто же знал, что «истребителями» – от английского «destroyer» – здесь называют вовсе не самолёты! Это, оказывается, тоже миноносцы, но помощнее и с сильной артиллерией. Их задача – истреблять вражеские миноносцы и минные катера, отсюда и название. К тому же… Сёмка запоздало вспомнил, что первый полёт братьев Райт состоялся в 1902 году, то есть всего два года назад.

«…И какие нафиг самолёты? Не знаешь – так и нечего рот разевать! Сиди помалкивай, слушай умных людей…»

После очередной его фразы: «два звена палубников, если зайти вдоль палубы, расколотят эсминец, как бог черепаху – тем более, когда ПВО не прокачано…» – Топольский насторожился и принялся задавать вопросы. В них Сёмка и запутался, как муха в паутине. Он видел их на даче – здоровенные, чёрно-зелёные, с тошнотворным металлическим блеском, они вязли в серой паутине и долго ещё жужжали, пытаясь вырваться. А потом затихали – и через пару дней от мухи оставался лишь ссохшийся в крошечный уголёк трупик…

Мальчик поёжился. Тот-то и оно: жужжи не жужжи, а влип – всё, уже не выбраться. Да и куда, если подумать, выбираться? Какие силы забросили их в прошлое, кто подсунул им эту чёртову дверь? Стоп! Дверь… Ключ?!

Он отшвырнул одеяло и как был, в одних трусах, не стесняясь сидящей на диване Светки, пошлёпал к висящим на стуле джинсам.

Ключ оказался на месте – в кармане, куда мальчик сунул его, обалдев от неожиданного перемещения во времени. Массивный, угловатый, он лёг в ладонь успокаивающей тяжестью. Раз есть ключ – значит, найдётся и замок?

В прошлый раз нашёлся – так, может, и здесь прячется где-то дверь, ведущая из чужого опасного города домой, в двадцать первый век?

– Ой, это тот самый? – Светка выхватила из Сёмкиных рук увесистую бронзовую штуковину. – Мы сможем вернуться?

И закружилась по комнате. Прижимала драгоценный ключ к груди, к щеке, тискала его, как пушистого котёнка, мурлыча под нос незамысловатую вальсовую мелодию. Глаза её лучились от радости, платок развевался, подобно шлейфу бального платья.

– Сёмочка, миленький, мы ведь вернёмся, правда-правда?

И, прежде чем мальчик успел ответить, Светка обеими руками – ослепительно-белыми, в тревожных отсветах, прорывающихся через гардины, – обняла его и поцеловала в щёку. Сёмка в смущении отшатнулся, диван коварно толкнул под колени, и он с размаху шлёпнулся на одеяло. Светка проделала ещё несколько па и замерла у окна. Вдали затрещало – часто, словно некий великан на бегу провёл палкой по огромному дощатому забору.

– Свет, ты погоди радоваться! – пробормотал ошарашенный столь бурной реакцией девочки Сёмка. – Ещё неизвестно, какую дверь этим ключиком надо отпирать. И вообще – может, Топольские нас раскусили и из дома не выпустят? Тебе Галина ничего не сказала подозрительного? Вы о чём трепались перед сном?

Светка озадаченно нахмурилась:

– Знаешь, я как-то не подумала… Галка пыталась меня разговорить, но я сделала вид, что очень хочу спать. А как она заснула – сразу к тебе…

Сёмка с досадой помотал головой.

– Ну да, конечно, как под столом лягаться – это ты подумала! А чтобы по делу расспросить – нет, ты вид делала! Ясно же, что нас заподозрили и завтра примутся выяснять, кто мы такие. Здесь, на секундочку, война. – а вдруг у них тоже шпиёнов повсюду ловят, как в том фильме?

Недавно классу вместо урока ОБЖ показывали старый, советских времён, фильм про оборону Москвы. В нём милиционеры ловили на улицах мародёров и немецких шпионов – и расстреливали, без суда, в ближайшей подворотне. Светка поёжилась.

– Но ведь там фашисты… и вообще, Москва была на осадном положении!

– А мы здесь на каком? – Сёмка, возмущённый непонятливостью спутницы, чуть не завопил. – Ты что, не помнишь, как называлась презентация, на которую мы так и не попали? «Осада Порт-Артура» – вот как! Осада, понимаешь? И положение тут самое что ни на есть осадное! Вон по городу из пушек бьют – тебе этого мало?

– Так что же делать? – растерянно пролепетала Светлана, и глаза её набухли слезами. – Сём, придумай что-нибудь, ты же мужчина!

Несмотря на отчаянное положение, Сёмка чуть не расхохотался. Вот они, женщины: чуть, что – «придумай что-нибудь, ты же мужчина!» Хотя это даже приятно, тем более когда Светка дрожащими ладошками сжала его руку. Ключа она при этом не выпустила, и бородка больно впилась Сёмке в ладонь.

Мальчик осторожно забрал артефакт.

– Для начала – не паниковать и выспаться, – солидно заявил он. – Иди к себе, а то Галина проснётся и что-нибудь заподозрит. А утром будь готова сбежать в любой момент.

– А если прямо сейчас? – предложила девочка. – Пока все спят? Чего утра дожидаться? Я за вещами сбегаю, а ты одевайся!

– Нет, не стоит, – решительно помотал головой Сёмка. – Темно, города мы не знаем, грязь повсюду… Светает тут поздно, пока дождёмся утра – замёрзнем. И как нам в темноте дверь искать? Нет уж, лучше завтра. Выберемся на улицу, добежим до пристани – помнишь, дощатая, за сараями? Казимир говорил, что с неё китайцы-лодочники пассажиров возят в Новый город, через гавань. Деньги у нас теперь есть, наймём лодку – и в порт. Я так думаю, дверь надо искать недалеко от места, где мы появились в первый раз.

– Ладно, – вздохнула Светка, кутаясь в платок. – Тогда я – спать. Правда глаза слипаются…

И упорхнула лёгкой тенью.

А Сёмка, укладываясь на диван, всё вспоминал этот нечаянный поцелуй. Щека горела, но он не прикасался к ней, чтобы не стереть это упоительное ощущение. Так и заснул, уткнувшись в подушку другой щекой.

VI

Утро принесло яркий свет – будто и не было вчерашней дождливой хмари! – и некоторое успокоение истерзанным недобрыми ожиданиями ребятам. Отца Галины за завтраком не оказалось; супруга его любезно пояснила, что Анатолий Александрович ушёл затемно вместе с вестовым из штаба полка. Объяснение, таким образом, откладывалось.

«Пронесло? Рано пока радоваться…»

И точно – после завтрака хозяйка огорошила ребят, заявив, что Казимир отведёт их в город, в некое «Управление Квантунской дистанции Маньчжурской железной дороги». Сёмка хотел запротестовать, но вовремя прикусил язык – вспомнил, что Светка вчера ляпнула, будто бы их дядя служит железнодорожником. Галина вызвалась сопровождать гостей; Татьяна Еремеевна пыталась возражать, но, услышав, что «непременно надо разузнать, как дела в гимназии», уступила, наказав быть домой к обеду. Галка прощебетала: «Конечно», маменька» – и, прихватив Светку, убежала собираться.

На причале сели в лодку китайца-перевозчика. Ребята уже знали, что эти посудины называют «шампуньками» – от китайского «сампан», как пояснил господин с петлицами почтового ведомства. Кроме них троих, в лодку поместилось ещё пятеро; китаец оттолкнулся веслом от щелястой пристани и направил шампуньку через вход в гавань, прочь от Тигрового Хвоста, к далёкой портовой стенке.

Недолгая поездка оказалась нешуточным испытанием: оказалось, на шампуньках и гребцы и пассажиры, должны стоять, всё время перебирая ногами в такт движениям весла. Впрочем, как пояснил тот же почтовый служащий (он направлялся в контору Управления порта), владельцы шампунек своё дело знают – на этих скорлупках можно выходить в открытое море даже в ненастную погоду.

Бухту пересекли за четверть часа. У пристани в Новом городе роились в ожидании пассажиров шампуньки. Порой к их услугам прибегали офицеры и матросы с эскадры – этим клиентам лодочник мелко кланялся, а его коллеги завистливо косились на счастливчика. Матросики нередко возвращались с берега в изрядном подпитии, а потому медяков не считали – сколько зачерпнут из кармана, столько и отсыплют в подставленную ладонь. Тем более не мелочились офицеры – расплачивались, считая неприличным брать сдачу.