ДК

– Да не, – Серега хочет откинуться на спинку. Вовремя останавливается, осознав, что он сидит на табуретке – никаких спинок нет и в помине, – все очень интересно.

– Да? – детским азартом воспламеняется Алексей. – Тогда вот вам еще, тут у меня… Симонов, Полевой, Быков…

– Мы по делу. – Я резко его торможу – иначе, знаю, на полной скорости его будет уже не остановить. – Лех, мы театр собрались делать, нам нужен человек, который будет про нас писать инфу и распространять по всем СМИ, по всем соцсетям… Поможешь?

– Платон, какие вопросы, конечно. Я как раз ленту на машинке заменил…

– Я тебе для пущего толка пьесу тогда скину.

– Кидай.

Серега изо всех старается не прыснуть со смеху. Но тут же замирает. В коридоре лязгает железо. Надрывается собака, по лаю, кажется, овчарка или доберман, но точно служебная.

Клетчатая тень от оконной решетки отпечатывается на корешках блеклых томов.

– Ты любишь театр? – одушевляется Серега.

– Нет, – тут же получает точный ответ.

Морщусь от пепелящей меня пары глаз. Серега багровеет.

– Тогда зачем тебе нам помогать?

– Платон просит – он за идею, а всех идейных я уважаю.

– За какую он, на хрен, идею?

Я жую круассан – Библиотекарь все объяснит и без меня. И тем более лучше.

– Идею борьбы.

– Так ты у нас еще и идейный? – Серега язвительно косится в мою сторону, я отмалчиваюсь.

– Знаешь, – Леха облокачивается на раковину, дует на парящий чай, – у нас на входе в библиотеку транспарант висит «Год литературы. Читать – это модно». А какой с этого толк? Люди как книги на помойку выкидывали, так и выкидывают. – Он гладит выстроенные в ряд потрепанные фолианты. – Отличные книги выкидывают – Платонова, Катаева, Леонова, Шолохова, Куваева, Михеева, Анчарова, Столярова… И все, заметь, – русскоязычные. Назовите следующий год хоть «Годом нацизма», ничего в стране не поменяется, кроме надписей и рекламных роликов. Потому что максимум, на что мы все способны, – заставить детишек стихи про Родину читать, салютом на праздники закупиться, Георгиевскую ленточку надеть, на иномарку трафарет наклеить: «Спасибо деду за победу» и, рюмку водки накатив, соседу морду набить. Проблема сегодняшней России не в фашистах, либералах, коммунистах или анархистах. Проблема страны – в их отсутствии. Они, конечно, есть, но они также действенны, над входом в библиотеку транспарант – «Год литературы». Искренний фашист мне интереснее лживого гуманиста. Служение и преданность идее мне важнее, чем сама идея.

Выпив по три чашки чая, все тщательно обсудив и обговорив детали, я и Серега вырываемся из пыльной тесноты на улицу. Настроение приподнятое – все вроде идет по плану. По газону бродят голуби. Мы шугаем их торопливыми шагами. Бабульки из соседнего подъезда обсуждают современность.

– Порошенко, – лютует одна, – фашист чистой воды…

– А Навальный? – аккуратно спрашивает вторая – робкая и сушеная, как вобла.

– Да это же его брат… Фашист, конечно.

Миновав старческий дискурс, вспоминаем, где-то тут был киоск. Дворовые сквозняки заметают лишние слова в распахнутые апрелем окна. За спиной слышится повышенный тон:

– Ты что, старая, дуркуешь? Фашист чистой воды он. Говорю – фашист.

Находим «скворечник», в маленьком окошке продавщицы не видно.

– Что-то страшно мне. – Серега стучит в заклеенное этикетками жвачек стекло. – Представляю, что этот твой Библиотекарь написать может.

– Нормально будет, я ему пьесу скину, он сам сориентируется.

– Скину? – Окошко отворяется, появляется милое лицо бабульки – сразу вспоминается из детства «В гостях у сказки».

– Бутылку «Пикура». Ты будешь?

– После чая не полезет.

Серега покупает бутылку пива.

– А ты ему на что пьесу скинул? На печатную машинку? Она у него к интернету подключена, что ли?

– Не переживай, есть у него ноут, просто без надобности его не достает.

Отходим к стальным одинаково бесцветным гаражам.

– Представляю, что он напишет. – Серега первым глотком осушает чуть ли не половину бутылки. – Что-нибудь типа – «Мы ждем вас на премьере драматического театра „Бухенвальд“ – приходите, будет жарко».

– Он может, – подыгрываю я, подставляя лицо весеннему солнцу.

– Блядь, такое ощущение, что мы не театр, а марксистский кружок создаем.

Под ногами хрустит пластик. Дорога по склону спускается в частный сектор. Мы, увлеченные каждый своими мыслями, забираемся на возвышенность. Одноэтажный простор вырывается сверкающим половодьем из каменного затора домов, за ним изгибается широкое русло реки. На другом берегу от непрерывного производства стали раскаляются застывшие над городом облака. Если человечество в силах было прибить к ним транспарант «Год экологии», оно прибило бы.

Собрал король как-то раз англичанина, немца и русского…

– Итак, – я делаю глоток чая, – у нас два актера.

– Кто? – Серега листает меню – «Час Пик» пустует, но и понятно, воскресенье – завтра большинству посетителей на работу. Улица за окном как подтаявшая нуга тянется светом фар. Тень висящего под потолком вентилятора играет на столе вращающимся переливом.

– Ты и Сыч, есть еще завлит, ну и я.

– Небогато.

– Да самое то! – Неожиданно, на полчаса раньше, появляется Сыч, за ним, светясь улыбкой, следует официант. Я узнаю в нем парня позавчерашней давности – короля скидок. – Мы вас позовем. – Царственным жестом артист просит работника кафе на время удалиться.

– Хорошо, – прислужник исчезает.

– Да на хрена вы сюда меня привели? – Не поглядев меню, Сыч падает на жесткий диван рядом с Серегой. – Тут водка больше чем моя жизнь стоит!

– Я угощаю, не парься. – Мне тревожно, от рюмки-другой я сам бы не отказался.

– Вот всегда мечтал о таком директоре.

– Мы договорились здесь встретиться. – Серега откидывается на спинку стула.

– Но со мной, конечно, можно было и в месте попроще увидеться. – Сыч довольно потягивается. – И с кем же договорились?