Сквозь туман

–На здоровье – улыбнулась она.

Нужно вставать. Не хочется. Нужно в сортир. Николай тяжело поднялся, и ковыляя от тяжелящей живот картошки пошел в туалет. …

…Раздался знакомый и всегда радостный звук закрываемой двери: звук шумящей воды бывший до этого таким громким вдруг резко приглушился и остался где то позади, как и все хорошее. Ощущение тяжести не покинуло его, сейчас хорошо бы лечь на кровать и получить еще немалую порцию удовольствия от выходного дня, но… «нужно помочь» … всплывает солидный басистый голос. Уже пора выходить.

Не торопясь и стараясь меньше беспокоить очумевший от радости живот, Николай прошел в комнату и начал стягивать штаны и кажущююся еще более родной и мягкой рубашку. Тело против воли присело на кровать и бессильно упало, откинувшись назад. «Вставать… вставать…» Некоторое время Николай безуспешно боролся с собой. Что то гнало вперед, а что то требовало остаться. Было почти невозможно променять такое близкое и манящее удовольствие на нежеланную обязанность работы. Долго и вслух вздохнув, он встал, достал из шкафа рубашку, свитер и брюки и начал без энтузиазма облачать в них свое тело.

Новые джинсы налезали с трудом и Николай втянул живот, чувствуя при этом как картошка пихает его под дых. Джинсы все равно не застегивались… Еще раз. Не получается. Ну что ты будешь делать. Николай покопался руками на нижней полке шкафа. Какой то старый ремешок. А, сойдет… – он махнул рукой, приладил и застегнул ремень и проверяя как сидят на ремне расстегнутые штаны и не видно ли что они расстегнуты из под свитера, вышел в коридор.

–Ну что, сынок, ты сегодня поздно, получается?

–Нет, получается завтра рано… Не знаю… Никогда во вторую не работал.

Николай с трудом нагнулся и cопя натянул ботинки. Надел куртку.

–Ну пока.

–Счастливо, сынок, – ее лицо вспыхнуло вдруг освещенное светом лампочки, глаза на мгновенье остановились на ней, маленькой, серенькой, старой и пошагали навстречу пролеты лесницы.

Сложно. «Спать… Но воздух свежий… Что там за кошка лежала на батарее… Что…» Он вышел из подъезда.

–Николай!

Николай вздрогнул.

–Николай, стой.

«Кто… А… Сосед.»

–Добрый день, – он протянул руку подошедшему мужчине.

–Добрый день, Николай… – и понесся неудержимый поток из вопросов и ответов: – А ты..... А я … А как у тебя … Как мать?.. Что то ты давно… А я вот…

Николай односложно отвечал, поднимал на него глаза и все силился улыбнуться в ответ на сияющую радостью улыбку. Человек болтал похлопывая Николая по спине и размахивая руками, над чем то смеялся и ожидал единодушия и от него. И Николай посмеивался и вновь опускал глаза и чувствовал тяжесть в желудке и думал о том, сколько сейчас времени.

–Ну дак ты на прогулку сейчас?, – впервые ослабил свой напор сосед и сделал маленькую паузу, как бы ожидая ответа

– Не… – попытался сказать Николай, но человек видимо отсчитав в уме необходимую на ответ секунду, вновь продолжил:

–Ну знаешь тогда , подожди меня, я сейчас отнесу это домой, – он потряс в воздухе пакетом с торчащими из него деревяшками, – отнесу, и пойдем вместе – он последний раз хлопнул Николая по плечу и развернувшись поспешил в подъезд, – Подожди меня пять минут…

– Сергей…, – тихим голосом начал Николай, но догонять того было бессмысленно, двери лифта уже захлопнулись.

«Ждать…» Николай задумчиво стоял перед подъездом. «Время… скорее…» Он уже было пошел вперед, но снова остановился и посмотрел в дверной проем. «Ждать…ждать… что делать?». Николай занервничал и заметался. Перед глазами суетливо сменяли друг друга слякотная дорожка и черный проем подъезда и тело то порывалось к движению, то замирало ожидая. «Ждать…» и звучал голос знакомого, который обидется если… «Не ждать…» и слышался сухой бас начальника… «нет… да…» К каждому варианту решения вопроса следовал свой вариант развития событий и какой нужно было избрать решить он не мог. «Обидется… но не ждать же… или подняться наверх и сказать… опаздываю… подняться… А!…» он все еще сомневаясь развернулся и пошел, уставившись в землю.

«Ну что же такого, пойдет один…» ноги старательно огибают лужи рождающиеся из толстых наростов льда на дороге. Глаза останавливаются на клочках бумаги и упаковки, показавшихся из под тающего снега. «Потом позвоню… Да, извинюсь… Неприлично…» Он чуть подвинул плечо, чтобы не столкнуться с кем то, кто шел ему на встречу. «Правильно сделал, так и надо…».Николай дышит тяжело и глубоко и старается идти неспеша, но ноги сами выбирают ритм ходьбы и быстро и мелко подпрыгивает мир вокруг и быстро вырастает, приближаясь станция метро.

«Правильно… правильно… Но как это вообще – правильно? Как можно быть уверенным в правоте? Да… Как… Все ведь, что я делаю относительно. Правильно? Правильно! Значит ничего верно сделать вообще нельзя. Но как тогда…» Вокруг становиться плотно и темно от появившихся людей. Николай идет вместе с ними вперед, а глаза ему помогают, выискивая свободную дорогу в мелькающий кутерьме ног. « Правильно… Нельзя вообще ничего сделать правильно, потому что… Потому что то, что правильно кто то устанавливает, а он может быть не прав…»

Николай прошел в метро и преодолел турникеты. «Так что понятие правильности… Как сказать…»… «Люди…» – пронеслась вдруг вдалеке тихая мысль. «Правильность – то, что по правилам… А правила…». Глаза упали на поднимающуюся навстречу вереницу людей. Они были отделены от него широким пространством и сливаясь в равномерный поток, в единую массу текли куда то. «…ну или это… старая мысль… Как это представить?». «Толпа». «Да, толпа…», и навстречу ему поднимается непрерывный поток людей… «Людей» – он уже задумывается и эти слова задерживают его внимание «Да… толпа.», и взгляд снова скользит по поднимающимся навстречу. Самое интересное, что он видит не бесконечный серый поток а розовые или желтоватые лица, все отдельные и кадое непохожее на других. И вот стоящая в его воображении и называемая одним емким словом «толпа» безграничная масса людей начинает волноваться и вдруг из каждой серой головы куда то вверх и в стороны поднимаются слепящие струи и струи всех этих бесконечных голов сливаются в один огромный и безбрежный океан.

«Ну еще раз. Если каждый человек единичен и каждый… Ну…» Мысль остановливается и глаза продолжают перебегать с лица на лицо. Ноги уже готовы к движению и идут, а глаза продолжают бросаться на встречные лица. «Каждый человек… Вот человек… И вот…Ну так что же… Да, да человек, каждый человек…». Мысль останавливается вновь и он некоторое время идет подавленный количеством встречных лиц.

«Если бы показать этот поезд дикарю, он точно принял бы его за злого бога ветра» – поезд затихая гулом остановился и Николай быстро сориентировавшись встал первым у замершей двери. Еще через закрытую дверь он приметил свободное место и только она открылась быстрым шагом прошел внутрь и сел. Когда поезд тронулся Николай закрыл глаза и снова, с напряжением сосредоточился на мысли. «Если… Человек такой же как я… Вот, точно… Я думаю и имею в голове целый мир, свой мир…» В сознании сразу всплыли какие то ненужные отвлеченные картинки: и Земля вращающаяся в космосе и какая то бескрайняя равнина и деревенская речка, в которой он так любил купаться в детстве… «Нет…» он поморщился «Так… И вот сейчас вижу я их и каждый видит меня… А у меня… А у всех них…» И снова мысль смешивается и что то неохватное и грандиозное заменяет слово «они» и как в стену упираетя в это слово сознание и начинает поблескивая переливаться безбрежный океан.

«Как их… понять…что ли?» И глаза открываются и быстро пробегают по стоящим вокруг людям, но даже в этом вагоне их столько, что представить каждого как что то длительное не получается. И глаза закрываются вновь и вновь Николай говорит внутри.

«Человек… Понятно, что только набор материи… Да?» спрашивает он себя и отвечает: «Да». «Если набор, значит в принципе он замкнут и сам весь в себе… И нет ни мыслей ни разума, только обмен веществ…» «Но ведь они есть! Они материальны.. Я их чувствую!..» И снова, как в подтверждение тому, что он может чувствовать мысли внимание отвлекается в сторону нашептывающими образами и вспоминаются думаные когда то мысли, виденные лица, ощущения, которые приносили радость, как тогда, когда он лежал на берегу и солнце…

«Ну что хоть одного что ли понять… Вот сидит человек..» Николай уже давно открыл глаза и с упоением наблюдает за людьми. «Для меня он, грубо говоря картинка, но я для него тоже… А я ведь далеко не картинка… Но и он тогда…» Он приникает глазами к сидящему напротив человеку, но тот вдруг смотрит ему в глаза прямо и строго. Глаза Николая отскакивают от этого взгляда и некоторое время смотрят в никуда, но потом находят себе новый объект.

«Вот бабка сидит… Бабка как бабка, а ты попробуй понять что это за бабка… Ну смотри, смотри… Наверное тупая, склочная… Злится постоянно и ничего в жизни не понимает… Вот глаза какие злые…»

«Смотрит, чего смотрит пентюх? Пялится, зыркает… Шпирахет этакий… Че лыбится то, шепчет там что то… Дурачок! А похож ведь… Черненький какой… Похож то как!..»

…Маленький черноволосый парнишка вбегает в желтую от старости картинку помещения. «Ребята, там квас привезли!..» «Ты что какой квас? – это если повернуть голову налево можно увидеть пожилого мужчину. – Самый настоящий. Дядя Гриша в Городе где то выбил, к магазину поставил…» «Пойдем, пойдем быстрее», это девчонки шепчутся и смеясь выбегают в раскрытую на летнюю улицу дверь, мужчина встает и посмеивась выходит: «Квас… Да… Ну что ж…» Парнишка оборачивается и глядя прямо в глаза говорит «А ты пойдешь?»…

« Такой же был… тоже лыбился все… Петечка… Где?..» Глаза проводили вскочившего дурачка и немного поволновавшись нашли трещину на полу… « Радость… сколько радости… давно… Петечка…»

– Ну все мать, поедем с тобой в город, – это он сидит за столом перед дымящейся тарелкой, говорит весело и ласково: она же пугается и надо успокаивать. Будем жить там, долго, может всю жизнь… -Ты бы мне картошечки еще… Ну не суетись, не суетись… Рада?..

«Картошечку любил… Как любил…» глаза затуманенные мечтами не видят ничего вокруг. «Картошка то кончилась почти…» вдруг уколом взволновала ее мысль. «Петя придет, а вдруг картошки захочет? Ой, ой… Быстрее бы картошки…» Глаза уже оторвались от созерцания и смотрят куда то вперед, не туда, где впереди качаются привязанные друг за другом стеклышки вагонов, а гораздо дальше, туда где можно купить картошки и мысль теперь только одна и большая….

«Картошка.» Слава богу, поезд доехал быстро. Не дожидаясь пока он остановиться и все эти… ринуться на выход, она встала и подошла к двери. Вновь тягуче и привычно уперлась в голову спина и как будто одной большой палкой надавила вверх боль из позвоночника. Мысль на мгновение бросается к своей квартирке, где стоит уютная кушетка, но ноги быстрым шагом подтягивают к эскалатору и застилают сознание слова… « Где ее… На рынке там… Где брала то?.. Ой не помню… Искать надо… Донесу уж как нибудь что там картошка… Сварить успею, нет?…» Ноги привычно соскальзывают с движущейся лестницы и пытаясь не потерять набранную скорость стремятся к выходу и дальше, туда, на рынок… Кто то постоянно оказывается на пути… Как это неудобно – обходить, и ноги делают лишние шаги и глаза с раздражением смотрят в лицо проходящему обидчику. «Два или три… Два… Нет, три… тяжело… Два…»

– Три килограмма картошки… – И наблюдать, чтобы гнили не сунула…

«Не сунула… Жируют гады… Картошку по восемь рублей… Хоть русская-то, а то эти все … жуки…» Сумка стала еще тяжелее и она постаралась согнуться как можно сильнее, чтобы унять эту ноющую боль в спине. Несмотря на не дающее покоя ощущение, глаза успокоились и удовлетворенно застыли впереди. Перекладывая тяжелую сумку из руки в руку, она торопливо шла к автобусной остановке. Народу на площадке было немного и ей даже удалось присесть и поставить сумку рядом. «Фу…» тихо выдохнула она и губы сами забормотали что то свое, старое и никому не нужное.

«А что там опять строют..?» Глаза не видят вдалеке, но там, позади нового поблескивающего окнами дома снова идет стройка: какой то забор, краны… «Все строют, строют…»

…Машина плавно катится по проспекту… Утро, солнышко и голубое небо… Шофер лучше знает дорогу и она поэтому молчит… А сердце бьется… Где то вдалеке краны… Строют что то… дома, школы… Хорошо… Новая квартира… И Петечка с Гошей и Олей уже приехали туда наверное… Хорошо то как… Машина сворачивает на дышащую свежестью дорожку… И солнышко где то сверху и сзади и его не видно из кабины грузовика и чувствуется только его свет и радостное тепло…

Глаза угадывают знакомый номер автобуса. «…сумка… Поребрик то низкий… Всегда залезать сложно… Вот сидит то, рожа… И рылом не ведет… А? Паразит, отожрался… Тяжело…» – все сливается в один большой поток…

– 

Можно я сумку на край поставлю? – произносит голос с привычной ехидностью.

– 

Ой, садитесь, садитесь, пожалуйста, извините не заметил… – рожа засмущалась и поспешно уступила ей место.

« Вот чего он?.. И пищит как баба. Вроде жирный, а голос тонкий… Хорошо, приятно…» Она поставила сумку на колени… «…вопитаный… » – пронеслось в голове и сразу возник образ доброй матери, которая холит, лелеет этого толстого парня и нежно прижимаясь к нему что то говорит – воспитывает. И вновь, без перехода, мысли меняют свое течение и жажда деятельности уступает место тихой ноющей грусти, такой же неотступной, как боль в спине. Застарелой обидой вспыхивает перед глазами образ любимого человека и сразу тускнеет взор, раззадоренный было приятными воспоминаниями, снова падает с резким звуком откуда то обсосанный, как косточка вопрос, но тут же сгорает в уверенном и убивающем свете церковных свечей. Сын… И глаза с ненавистью смотрят на этого толстяка – он чей то сын, и толстяк отводит глаза. И плечики сжимаются, а глаза вновь ищут спасения в сером свете отражающемся от предметов. Они бросаются на улицу, но вдоль дороги такая же серость и грусть, так же на белых когда то сугробах снега толстым черным наростом лежит дорожная грязь. Глаза вновь возвращаются внутрь салона и замирают на близкой и хорошо видной черной палке поручня. Что то эхом звучит в голове и глаза смотрят на интересные сколы и трещинки краски. Мысли настырные и бессовестные, вскакивая в памяти, снова и снова вызывают чувства утраты, обиды и боли, но они привычно уходят куда то вглубь, не касаясь глаз, которые упорно и заинтересованно рассматривают такие нужные сейчас трещинки. Так упорно, что даже слегка увлажняются…

«Грязно? Грязно, да… Домой приеду придется ботики мыть…» вспоминает она вдруг то, что видела за окном. «Как же пойду до дома – грязно… Ой, ой кругом грязь…» Глаза в в поисках подтвреждения выглядывают наружу через уголок окна и, приникая к улице, тускло видят движение серо-черных холмов песка и земли вдоль дороги и на тротуаре и большие черные лужи между ними. «По такой грязи хорошо на машинах ездить… а не ходить нормальным людям пешком… Сначала свои дороги посыпают, чтобы им было удобно, а все потом ходи и перелезай…» И поручень уже не интересен и глаза с нетерпением ждут знакомого пейзажа пробегая по придорожной грязи, а в голове строиться план похода от остановки до дома.

Все проходит. Протянулся перед глазами дом и разбитая асфальтовая дорожка. Стена знакомых зарослей, прерывающаяся то и дело вырванными при починках водопровода клоками. Грязно-пятнистые стены. Через проталины грязного снега еще неживая земля чернеет особенно грустно и все те же навалы грязи… грязи… Глаза скользят по этим картинкам не замечая ничего нового. «Выходить… Ой какая там лужа то… Не пройду… далеко обходить… Почему остановку перед домом не сделали? Как удобно бы было: вышел и в автобус, а тут иди, иди…». Двери открылись и маленькая толпа вылилась на воздух. «Как удачно получилось, не вставала заранее, а сразу на остановке и вышла… Вот как хорошо у дверей сидеть!»