Убить Марата. Дело Марии Шарлотты Корде

Мария обеспокоилась:

– А далеко ли до этого луга?

– Вы не знаете Авиронского луга? Разве вы не здешняя?

– Нет. Я еду из Кана.

– Это на том берегу Итона. Полчаса ходьбы.

– Полчаса… – повторила она упавшим голосом. – Пожалуй, это слишком далеко.

В самом деле, ходить так далеко было неразумно. Через полчаса дилижанс тронется в путь, и добро ещё, если кто-нибудь догадается сгрузить её саквояж ввиду отсутствия хозяйки. А то ведь, не ровён час, так и уедут вместе с её вещами! Поэтому опаздывать никак нельзя. Да, неплохо было бы встретить здесь Бугона и перемолвится с ним парою слов. Но, видимо, не судьба…

Мария сделала несколько шагов в обратную сторону, но вдруг остановилась и вернулась к охранникам.

– Не сочтите за труд, добрые граждане, передать Бугону мои слова.

– Что передать? – пытливо вопросили гвардейцы, мгновенно сообразившие, что здесь вступают в силу сердечные чувства.

Она помедлила пару секунд: стоит ли говорить? А впрочем, терять ей нечего.

– Передайте ему, что я прошу у него прощения. Пусть не обижается на меня и не сокрушается: с Барбару у меня ничего не было. Ровным счётом ничего. Так и скажите.

Гвардейцы усмехнулись:

– Так и сказать?

– И ещё скажите. Я хочу, чтобы он был счастлив. Передайте ему, что я желаю ему счастливой женитьбы. Пусть его суженая будет достойной его. А меня пусть простит. Я питаю к нему самые нежные чувства, но… – следующие слова Мария произнесла с расстановкой: – Но не предназначена стать его женой. Я предназначена исполнить дело, которое освободит нашу Отчизну от пут тирании. И это дело смертельно опасное.

Охранники были весьма заинтригованы. Не каждый день доводится слышать такое.

– Кто вы?

– Это не важно. Передадите Бугону то, что я сказала?

– Передадим. Но назовитесь, как вас зовут?

– Он знает, – молвила Мария.

И удалилась так же стремительно, как и появилась.

Из «Воспоминаний о нормандском восстании 1793 г.» Фредерика Вольтье

Он (Бугон) был генеральным секретарём департамента с 1791 г., и стал, как я уже говорил, генеральным прокурором-синдиком в конце следующего года, после убийства м-е Байё. Это был искренний молодой человек, полный дарований и деятельности, дородный, с развитым и крепким умом.

Безо всяких колебаний Бугон с первого момента примкнул к восстанию и представил нашей секции, где он сам проживал, десять возвратившихся из Парижа комиссаров, о которых сделал специальное сообщение. Кажется, впрочем, он хотел оставить функции генерального прокурора-синдика после того, как вошёл в Генеральный совет повстанцев… Вскоре он был послан возглавлять федеральное собрание Эра, и находился ещё на этом посту в момент столкновения у Брекура.

Во время восстания и задолго до него Бугон был в дружеских отношениях с м-ль Корде, с которой он вёл литературную и политическую переписку. Именно он давал ей читать труды новейшей философии, которые её так увлекали.

Бюро дилижансов. 40 минут пополудни

Парило. Пассажиры уже заняли свои места в купе, а дилижанс всё не трогался с места. И гражданка Прекорбен, и её шестилетняя дочурка, и даже старушка Дофен неустанно помахивали веерами. Мария высунула голову в оконце и печально разглядывала станционный двор. Новый кучер, черноволосый смуглолицый парень двадцати-двадцати двух лет, то садился на козлы, то вновь спрыгивал на землю, что-то поправляя и подтягивая у четвёрки лошадей, и было заметно, что он больше суетится, нежели делает дело. Бродяги Флоримона нигде не виделось. Может быть, он уже уехал в свой Дрё, а может, в ожидании экипажа решил скоротать время в каком-нибудь местном кабаке.

Блуждающий взгляд Марии упал на сточную канаву, пересекавшую двор, где в мутной лужице барахтались измученные жарой воробьи. Как жалко, что она не прихватила с собой альбом и краски! Право, эта забавная сцена заслуживала красочного офорта. Растрёпанные, взъерошенные пташки умилительно взмахивали крылышками и гребли под собою лапками, брызгаясь друг на друга. Бедные создания, им ещё тяжелее, чем людям! Мария достала из сумочки булочку, отщепила и бросила на землю несколько крошек, на которые занятые банными процедурами воробьи не обратили никакого внимания.

В самый последний момент, когда кондуктор уже поднимал лестницу, а кучер натягивал вожжи, во двор вбежали два бравых молодца с криками: «Стой, стой! Это рейс в Париж? Нам в Париж!» Один из молодчиков схватил руку кучера, держащую хлыст, а другой уцепился за боковую лестницу и проворно вскарабкался в купе. Кондуктор спросил для порядка проездные билеты, на что новоявленный пассажир разразился громким смехом: «Пустая формальность! Мы платим тебе по сто ливров с носа, отсюда до самой столицы, и давай, дружище, сади нас на лучшие места!» – «Правила есть правила, гражданин, – строго ответствовал кондуктор. – Извольте пойти в кассу и оплатить проезд». – «О, педант! – воскликнул молодец в притворном гневе. – Тебе нужны билеты? Сейчас ты получишь сто билетов, хотя я мог бы показать тебе лишь один свой мандат, чтобы ты понял, с кем имеешь дело! Но я люблю порядок не меньше тебя, и ты в этом убедишься». После этой тирады, выпаленной на одном дыхании, опоздавший окликнул своего товарища: «Арман, я задержу дилижанс, а ты сбегай быстренько в кассу».

Когда все формальности были соблюдены, новые пассажиры смогли присоединиться к общей компании. Наши путники увидели перед собой двух расфуфыренных щёголей, чрезвычайно похожих один на другого. У обоих цветастые фраки с высокими стоячими воротниками и длинными отворотами, доходящими до плеч. Оба опоясаны трёхцветными национальными шарфами. Даже голоса их были одинаковы: громкие, пронзительные, напоминающие звуки ирландского рожка. Различались они лишь по головным уборам. У одного на голове сидела широкополая бурдала[40 - Бурдала – мужская высокая круглая шляпа, украшенная шнуром и кокардой, часть костюма революционера.], по последней моде щедро посыпанная пудрой; у другого – английская шляпа с высокой тульей, украшенная серебряной пряжкой. Заметив в купе дам, молодцы широко улыбнулись и тут же принялись знакомиться, протягивая руки. Мария, гражданка Прекорбен, её дочка и даже старушка Дофен были удостоены их крепких рукопожатий; при этом Мария подала им руку, не снимая перчатки. Щёголь в бурдале представился гражданином Одилем, а его товарищ в английской шляпе – гражданином Дарнувилем. Тому и другому на вид было не больше двадцати лет.

Молодцы заняли места на боковой лавке, там, где раньше сидели супруги Жервилье.

– Мы едем в Париж на праздник Федерации, четырнадцатого июля, – объявили они. – Вы тоже едете на праздник?

– Какой ещё праздник? – проворчала старушка Дофен. – Не знаю я никаких праздников.

– А я с дочкой просто возвращаюсь из гостей, – пояснила гражданка Прекорбен.

Только Мария ничего не ответила на этот вопрос.

– А вы, прекрасная фея? – поинтересовались у неё друзья. – Куда едете вы?

Она отвернулась к окну, сделав вид, что разглядывает проплывающие мимо городские здания (дилижанс уже выехал на парижский тракт).

– Вы слышите нас, гражданка? – Одиль протянул руку мимо старушки Дофен и дотронулся до плеча Марии. – Нельзя ли узнать, как далеко вы держите путь?

– В Париж, – ответила она еле слышно.

– Как это приятно! Мы с вами будем попутчиками до самой столицы. Вас там встречают?

Корде опять не ответила.

– Арман! – обратился Одиль к своему спутнику. – Может быть, я спрашиваю не так, как это принято в светском обществе? Попробуй ты, у тебя это лучше получается.

– Оставь девушку в покое, Жозеф! – одёрнул его Дарнувиль. – Не видишь что ли, что она не из таких, которые готовы ворковать с первым встречным; особенно с таким пройдохой, как ты.

– Клянусь небом, – заметил Одиль, кивая на её белые перчатки, – сдаётся мне, что наша спутница – девица благородных кровей, не чета прочим. К таким нужен особый подход. – Он заглянул ей в глаза: – Простите меня, гражданка, если я был не совсем учтив. Оставляю вас. Продолжайте пребывать в своей поэтической мечтательности.

Однако оставленная в покое Мария не долго хранила молчание. Несколько мгновений она постукивала сложенным веером о ладонь, что-то напряжённо обдумывая, и вдруг вскинула голову:

– А где состоится праздник Федерации?

Друзья переглянулись и с готовностью пояснили:

– Как обычно, на Марсовом поле. Туда сойдётся почти весь Париж, депутаты Конвента, заседатели Коммуны, а также тысячи приезжих. Но учите, чтобы занять лучшие места и видеть всё происходящее, нужно быть либо членами правительства, либо делегатами департаментов. Если вы не комиссар и не делегат, то вы рискуете затеряться в невообразимой толпе. Так что, если желаете попасть на торжества и стать их участницей, вам лучше держаться нас.

– А вы делегаты?

– Естественно! Мы делегированы в Париж от Общества друзей Свободы и Равенства города Эврё.