– У нас мятежу нету, давай не сравнивать!
– Ваше счастье, что у вас моста через Волгу нет и прямой дороги с Севера на Москву. Так что не упрекай ты меня, Кострома, и чтобы эту дуру девятидюймовую я здесь больше не видел. Пусть она Колчака бьет, не возражаю, а по своему городу я тебе из нее шарахать не дам. Так от него камня на камне не останется.
Командир полка подозрительно сощурился, рот свело судорогой:
– Ты знаешь, комиссар, как это называется?
– Как?
– Предательством – вот как!
– Дурной ты, хоть и командир, – спокойно произнес военком. – Нам до зимы город заново не выстроить, а с малыми детишками в развалинах в морозы не отсидишься. Так что соображай, Кострома, если у тебя голова не только для фуражки…
Видимо, вспомнил контуженный, израненный командир полка своих детей, которых дома оставил, и больше из девятидюймовых орудий по городу не стреляли, обходились трехдюймовыми, шестидюймовыми. Конечно, разрушений и от них хватало, но от этих снарядов жители могли спрятаться в подвалах, в нижних этажах. Били в основном по верхним этажам, по колокольням церквей, где засели пулеметчики.
На командира из Костромы военком не обиделся – это был свой человек, из рабочих. Побольше бы таких, как он, как кинешемцы, отряд которых военком послал к мосту через Волгу, – быстро бы выбили офицеров.
На первых порах крепко мешало отсутствие единого руководства. Находились командиры, которым сначала классный вагон да телефон подавай, а уж потом он думать будет, куда своих солдат послать. Одному такому – командиру Сводного полка – Громов сказал, едва сдерживая злость:
– Вы что же, из вагона будете командовать, по телефону? Это вам не позиционная война, когда можно с передышками воевать, удобствами обзаводиться! Нам город в считанные дни надо взять, пленные говорят – офицеры с Севера французов и англичан ждут. Вы должны вести солдат в бой, а не в вагоне сидеть. Вот вам конкретная цель – Духовная семинария!
Семинарию солдаты Сводного полка заняли. Командир решил – теперь и отдохнуть можно, пусть другие повоюют, а он свою задачу выполнил. Да не учел, с кем дело имеет, – одной атакой опытные офицеры вышибли их из здания, скинули в Которосль. Немало красноармейцев выкосили пулеметы мятежников, прежде чем семинария опять была у красных.
Из Москвы подоспел первый бронепоезд. Собственно, бронепоезд – громко сказано. Весь он – обычный паровоз, две площадки из четырехосных платформ с высокими бортами, на них – морские трехдюймовые дальнобойные орудия.
Командир – из бывших матросов: в черном бушлате, пропотевшей тельняшке, на голове бескозырка без ленточек. В узких татарских глазах – затаенная боль, настороженность. Сразу заявил военкому:
– Я – член партии левых эсеров.
– А я – большевик, – представился Громов. – Ты это к чему?
– В Москве наше безмозглое руководство тоже мятеж подняло. Подозрение имею – совпадение не случайное, не иначе – с офицерами снюхались. Я – за союз с большевиками, за советскую власть. Короче – будешь мне доверять? Для справки – в семнадцатом Зимний брал.
– Будем офицерье вышибать из города? – вопросом на вопрос ответил военком.
– Надо, комиссар.
– Значит, одни у нас с тобой враги, матрос. Некогда рассусоливать – веришь не веришь, принимайся за дело. Кровь из носу – надо у беляков мост отбить! Они без него – как кобыла без хребта. Сейчас там кике-немцы, помощи просят. Я сам поведу бойцов в атаку. Сбросим беляков с моста – и Заволжье будет нашим!..
Так события разворачивались на Всполье, где командовал энергичный военком. Иначе было в Заволжье…
Заволжье
Утром, как обычно, мать увязала Тихону в ситцевый платок две луковицы, воблину да хлеба середку. Вышел из дома – на углу Сережка Колпин поджидает, в руке тоже узелок.
Они с Сережкой – давнишние друзья: вместе летом голубей гоняли, на донки ловили сазанов. Зимой на огородах приманивали в западни доверчивых от голодухи синиц, яблочно-румяных снегирей. Вместе пошли в школу, вместе – работать в мастерские, только Тихон по металлу, а Серега в столярку подался, старику Дронову в подручные.
Это бы не беда, что встали к разным верстакам, – пути-дороги начали расходиться в ином. Тихон сразу к большевикам потянулся – Сережка ни туда ни сюда. Тихон в Красную гвардию вступил – Сережка опять в стороне остался, говорил:
– Не люблю я стрелять. Учиться хочу.
– А ежели в тебя стрелять начнут? Тогда как? – спрашивал Тихон.
– За что в меня целить? Я, чай, не солдат, я мирный, сам по себе. Вон Алумов объяснял, отчего у нас разруха да голодовка, – хозяев разогнали, а сами управлять не можем! Надо было сначала научиться, а уж потом революции устраивать.
– Алумов! Алумов! – сердился Тихон. – Ты лучше послушай, что Иван Резов говорит.
– А что Резов? Токарь он, а Алумов инженер. Он все знает…
– Разуй глаза, приглядись, куда он тянет! Большевики за то, чтобы заводчиков по шапке – меньшевики против. Большевики предлагают крестьянам землю бесплатно отдать – меньшевики за выкуп. Вот и раскинь умом…
Но Сережка не сдавался:
– А может, все это – и заводы отнимать, и землю делить – надо постепенно, с расстановкой?
– Шиш ты получишь с такой расстановкой, – выходил из себя Тихон…
Расспорятся до ругани, а на другой день опять рядышком идут. Вот и сегодня. Тихон искоса глянул на сумрачного приятеля:
– Чего кислый такой? С утра щей квашеных нахлебался?
– Какие там щи. Мать вчера продовольственную карточку отоварила. Дали коробок спичек да пяток яиц…
Пошли молча, размышляя каждый о своем.
– Не слышал – ночью за Волгой вроде бы пушка бабахнула?
– Я как засну – мне сто пушек над ухом стреляй, – похвастался Тихон. – Как, не надумал к нам в кружок?
– Что мне там делать? – упрямо проворчал Сережка.
– Ворона и есть ворона – сидит на заборе и каркает одно и то же! – завелся Тихон. – Жизнь на справедливых началах строить – вот что! А тебе, балде, все делать нечего. Только о мясных щах и мечтаешь.
Обиделся Сережка:
– Вон твой разлюбезный Резов идет. С ним о политике толкуй, а мне она ни к чему, – и, прибавив шаг, ушел вперед.
– Чего не поладили? – поздоровавшись, спросил старый рабочий Тихона.
– А ну его, – махнул тот рукой. – Несознательный…
– Сережка-то? Не скажи, он парень с головой. И совестливый.
– С головой, – нахмурился Тихон. – Только она у него не к тому месту привинчена. Зову в молодежный кружок, а он ни в какую.
– Чем вы там занимаетесь? Не танцами до упаду? – пошутил Резов.
– Танцами?! Это баловство, дядя Иван, не для нас.