Будни лейтенанта Барсукова

Как-то раз, зайдя в кают-компанию, акустик, сидевший с Басей за одним столом, решил подколоть брата по ядерному оружию:

– Ну что, Игорь, говорят, теперь среди штурманов завелись вредители? Как-то я стал опасаться за навигационную безопасность, – механические офицеры дружно закивали головами, они-то уже давно плечом к плечу воюют с басмачами и хорошо представляют, с какой проблемой столкнулись штурмана, но невольно возникшее чувство солидарности подарило их лицам ехидные улыбки.

Что взять с акустиков? Ограниченные люди. Пять лет обучения в Петродворце – это самые светлые годы в их жизни, стимулирующие интеллект, после которых наступала полная безнадёга – пожизненное заточение в тесной, погружённой в кромешный мрак рубке с наушниками на голове. Они и радисты выползали из ада своих боевых постов какими-то одуревшими и передвигались по кораблю слегка покачивающейся от естественных и искусственных шумов походкой.

Был бы кто-нибудь другой, Бася пропустил мимо ушей тупую шутку, но прикомандированного командира группы акустиков (КГА) он неприкрыто жутко не любил со всей силой пролетарской ненависти врождённого интеллигента за то, как тот ел.

Приём пищи в исполнении двухметрового каплея был омерзителен до тошноты – пищу он не пережёвывал, а отправлял прямо в желудок большими порциями с неимоверной быстротой. Мельхиоровая ложка редкой дробью ударялась о фарфор тарелки, после чего непременно КГА просил добавку, тогда как у подводников ценилась умеренность в еде.

Бася физически его не переносил, поэтому услышать от троглодита, что он, дескать, опасается за безопасность своей утробы со стороны штурманов, стало для него последней каплей, переполнившей чашу терпения. В порыве гнева он хотел надеть кастрюлю с окрошкой акустику на голову, ведь всё равно тот находится вместе с уставшим мозгом в прострации, но пожалел труд корабельного кока.

Окрошка удалась на славу, поэтому неожиданно для себя Бася сказал невозмутимо:

– Мой Сайфуллин – золото, а не матрос, туповат немного, но это поправимо, через месяц вы его не узнаете.

Это был Challenge[5 - Вызов – англ.]! Сама судьба кинула Басе прямо в лицо перчатку, и он в окружении своих товарищей по оружию отчаянно принял вызов.

CHALLENGE!

Примерно через неделю плавания Бася сдал на самостоятельное несение штурманской вахты, теперь он прокладывал секретный курс атомохода с 4:00 до 8:00 и с 20:00 до 24:00 так, чтобы, отстояв вахту, успеть ещё чем-нибудь скрасить свой досуг: например, поприсутствовать на бесконечных занятиях и отработках. Сразу после смены в 8:00 он шёл на завтрак, затем спускался по мелким текущим делам в гиропост к своей матчасти, в 9:30 – отработки по борьбе за живучесть, в 11:00 – занятия по специальности или политические занятия, в 13:00 – обед, после обеда устранение каких-нибудь постоянно вылезающих проблем с приборами, за которые отвечал собственной честью, в 17:00 начинался ужин, в 20:00 – опять вахта. На сон приходилось урывать буквально минуты в перерывах между учёбой и текущими важными делами. Стоя же на вахте, он мог полностью себя отдать педагогическому процессу, реализовать недюжинный талант.

Штурманская вахта начиналась с доклада гиропоста.

Бася брал гарнитуру «Каштана» и, нависнув телом над автопрокладчиком, вызывал:

– Гиропост – штурманская.

– В гиропосту по боевой готовности номер два (подводная) заступила третья боевая смена, – докладывал старший смены ТЭНГ-3 Владимир Грейсер по кличке Вова Крейсер.

– Есть, гиропост. Вова, давай Сайфуллина в штурманскую, – так теперь начиналась каждая смена.

Зайчику на карте, обозначающему место подводного крейсера в мировом океане, больше часа предстояло ползти по прямой, навигационный комплекс в строгом инерциальном спокойствии – все три канала выходных навигационных параметров рисовали волны малой амплитуды, как змейки трёх цветов, то расходясь, то переплетаясь вместе; в магнитофоне Desireless – Voyage, voyage; кофе из фирменной командирской кофемашины с принципом работы парогенератора заварен для старпома, заступившего на командирскую вахту. С камбуза ожидается вестовой с бутербродным провиантом. Всё под контролем!

Через некоторое время возле порога штурманской рубки начинает ошиваться щуплая фигура штурманского электрика. Вид у военмора плачевный. РБ на два размера больше, бесформенный мешок перетянут ремнями ПДУ и потому топорщится во все стороны. На ногах заношенные тапочки, как ласты у пингвина, вид самый жалкий и печальный. Казалось бы, обнять и плакать, но оставались яркие человекоподобные черты – чёрные как смоль буравчики глаз с лукавством проглядывали из-под нависших бровей.

– Ну что, шайтан-бабай, явился?

Бася в первые дни хотел убить Сайфуллина и по частям избавиться от трупа ненавистного татарина через ДУК (камера для дистанционного удаления камбузных отходов) в районе Гренландии, но, благодаря челленджу, брошенному акустику, матрос остался жить – на перекрёстке дорог, с большим камнем на перепутье, яркий полумесяц и звезда пророка подсветили Сайфуллину извилистую и сильно ухабистую дорожку перевоспитания: ему предстояло кардинально и очень глубоко изменить свою личность, максимально развить интеллектуальные способности, глубоко зарытые среди бахчевых извилин мозга. Возникли убедительные причины самого себя причислить к Homo sapiens.

Бросив оценивающий взгляд на вошедшего, Бася решил начать с внешнего вида – негодно штурманскому электрику походить на трюмных из железных и промасленных трущоб турбинного отсека.

– Ну-ка, сынку, повернись, – Бася увесистым шлепком по затылку наклоняет голову матроса, плюёт на палец и протирает им шею – палец от сажи становится аж чёрным.

– Сайфуллин, чёрт, ты когда последний раз мылся? Давай раздевайся, начнём с телесного осмотра. Снимай РБ, не стесняйся, считай меня теперь своим персональным врачом.

Будучи таким образом принуждённым, Сайфуллин послушно стаскивает штаны РБ, под которыми не обнаруживается элементарных трусов.

– Где твои трусы, придурок? – мысленно Бася готовил себя к любым поворотам событий, но такого проявления эксгибиционизма никак не ожидал.

– Я их постирал, тащ, а шайтан украл.

Бася, взирая на незадачливого подчинённого, подумал: «Да, если человеку не везёт, то уж не везёт во всём». Здесь же по «Каштану» вызвал наверх командира отделения, через пятнадцать секунд появился чистый, выглаженный, с иголочки, годок:

– Да вы что, тащ лейтенант? Кому нужны трусы Сайфуллина?

Бася решает собрать консилиум – вызывает с гиропоста остальных «докторов-мичманов». Появляются СКЭНГ Александр Николаевич и ТЭНГ-3 Вова Крейсер – оба здоровые детины, те тоже не ожидали увидеть Сайфуллина без трусов в штурманской рубке.

Картина маслом в духе соцреализма: три богатыря с суровыми лицами окружили тщедушного баскака, тот стоит в центре круга в одной куртке РБ и ПДУ, а они думу думают, что с этим чудом им теперь делать, а точнее – с чего начать.

– Так, всем слушать мою команду, – три пары глаз обратились в сторону лейтенанта, – сейчас будем Сайфуллина учить мыться.

Бася, не откладывая дело в долгий ящик, берёт гарнитуру и вызывает пульт ГЭУ (главная энергетическая установка), спрашивает, можно ли срочно помыть матроса. Те дают добро, но предупреждают, что горячей воды не будет.

– Немного не повезло тебе, Сайфуллин, но чистота требует жертв.

Александр Николаевич берёт бедолагу за шкирку и тащит в пятый отсек, в душ. Сайфуллин стаскивает РБ, обнажая обтянутый смуглой кожей скелет – это и понятно, человек на бахче работал, дыни – овощи-фрукты – под палящим солнцем день-деньской собирал.

Кинули бахчевода на деревянный пайол, один мичман держит за руки, другой – за ноги, а офицер трёт нещадно грубой лыковой мочалкой матроса в мыльной пене, кричащего от боли, причиняемой сдиранием кожи вместе с грязью.

– Ты только потерпи, Сайфуллин, а я сделаю из тебя человека. Обещаю, родная мать тебя не узнает, – приговаривал Бася, который в эту минуту начинал испытывать к истязаемому им матросу в какой-то уже глубокой степени родительские чувства.

Затем включили душ и перенесли тело под холодную воду – взбодрить матроса. Процедура повторилась и – о чудо!

Оказалось… Сайфуллин вовсе и не смуглый – по факту смытия мыльной пены предстал чистый и даже розовый, посвежевший как огурчик. Ему тут же выдали новые трусы, носовой платок, который он впоследствии так и не использовал, а продолжал сморкаться в ветошь – но это, как говорится, издержки воспитания.

В качестве вишенки на торте Бася достал ножницы и, не отходя от кассы, собственноручно подстриг чистые рыжие волосы матроса – правда, это было первый раз в жизни, когда кто-то осмелился доверить Басе свою голову, зато теперь Сайфуллин был единственным матросом на корабле, которого персонально стриг офицер.

Из опыта, в общем и целом, привитие любви у матроса к чистоте на подводной лодке занимает примерно месяц. Теперь каждое утро начиналось с осмотра внешнего вида:

– Кругом! Шею показать. Грязная, – дальше следовал булебях по шее, через неделю матрос приучился мыть шею и подобным образом одну за другой все части тела, а через два года из гадкого утёнка матрос превратился в расправившего крылья «лебедя-годка» из славного и достойного племени узбекско-татарского народа.

Матрос Сайфуллин

Автономка монотонно и усыпительно продолжается. Супостат трепещет молекулами собственного страха и патологически, как умалишённый, опасается нашего ракетно-ядерного удара. Другими словами, боится – значит любит.

Параллельно идёт процесс обучения штурманского электрика ВМФ Северного флота, некогда газосварщика, сына татарского народа из города Чирчик, Ташкентской области Узбекской ССР.

Въедливый Барсуков устремился воспитывать гением, а не банальными инструкциями вверенного присягой воина, как родного сына.

Начал с часов.

Барсукову очень не улыбалось бегать по кораблю с секундомером вместо матроса. С горем пополам Сайфуллин выучился отличать маленькую и большую стрелки на часах. Но секундная стрелка его скудному интеллекту так и не давалась. У каждого индивидуума есть свой потолок способностей. Благодаря таланту педагога, Бася сразу нашёл выход – вместо команды: «Внимание по кораблю. Проверка морских, наручных и встроенных часов. Корабельное время 12 часов. Товсь, ноль!» – специально для Сайфуллина отработал особый метод.

Сначала командовал: «Оп!»

Тот отвечал: «Есть оп» – и ставил палец на цифру двенадцать (та, что в самом зените).

Затем ждал, когда секундная стрелка упиралась в натренированный палец, и не убирал клешню, сдерживая красную секундную стрелку, до команды штурмана: «Оп-оп!»