Дом Анны

Владимир: – Хмм…А почему ты интересуешься? (улыбается)

Ирина: – Беспокоюсь за тебя.

Владимир: – Я думал, что только мать обо мне беспокоилась…

Неужели ты обо мне вспоминала?

Ирина: – Конечно…Ты в школе был самый умный.

Владимир: – Я? (смеется). С чего ты взяла?

Ирина: – Все девчонки так считали…И все были в тебя влюблены.

Владимир: – Городские легенды. Думаю, что причина в моих родителях…

Ирина: – Мне нравился ты, а не твои родители.

Владимир: – Я даже не мог подумать…

Ирина: – Ты где живешь сейчас?

Владимир: – Нигде…

Ирина: – А жена? Она ждала тебя?

Владимир (разводит руками): – Откуда я знаю…

Ирина: – Прожили 10 лет и всё?…Как будто и не жили?

Владимир: – Получается, что так. О чем жалеть? Детей нет. Страдать некому.

Ирина: – У меня тоже нет. Был выкидыш от Юрия.

Владимир грустно смотрит на Ирину.

Ирина: – И с первым прожила семь лет, не могла никак забеременеть.

Владимир: – Он тоже пил?

Ирина: – Пил. И сейчас пьет. Музыкант (ухмыляется).

Дура я, Володя, всё не тех мужиков выбирала….А ты к врачам-то ходил? Опасно так на улице выключаться…

Владимир: – Последствия контузии. Надо бы отдохнуть, таблетки попить (смеется). Но некогда.

Ирина: – Отца видел?

Владимир: – Нет. И не горю особым желанием. Он по телевизору мелькает. Жив-здоров.

Ирина: – Почему? Отец же…

Владимир: – Мы с ним почти не общались последнее время. Он занят собой. Своим кино.

Ирина: – Я в кино давно не ходила. Он снял что-то новое. Все ругают.

Владимир: – Может и правильно.

Ирина: – Что правильно? Что ругают?

Владимир: – Ты знаешь, мы с ним антиподы, конечно. Но любовь к бабушке у нас какая-то запредельная была. Я очень в детстве любил у бабушки жить. Она была стержнем всей семьи. Пока она жива была, все было как монолит. И мать с отцом жили вместе. На границе я всегда вспоминал её. Она была настолько чудесным человеком…Я таких больше не встречал. Она ведь дворянка, а сама хлеб пекла. И какой…Я такого хлеба и не ел никогда после. И даже водку сама готовила. На смородине. Правда, я не пил тогда (смеется). Сад был…Ты знаешь, дом ведь целый, там отец частенько бывает. Он ничего там не меняет. Ветхое уже все, наверное. Хочу поехать туда. Может быть теперь? В саду до сих пор желтая слива растет. Мы в детстве объедались ей. Так что животы болели. Повсюду был плющ, даже стволы яблонь были обвиты им. И целые заросли жасмина…Чудесное время. А запахи какие…Кружилась голова. Не было никаких конфликтов. Склок. Обмана. Мне так кажется.

Ирина: – Я ее ни разу не видела.

Владимир: – Она из дома выезжала только во Францию. К родственникам. Раз в год. А так – все время была там. В своем доме, за городом. Там и похоронена. На кладбище. Пару километров от дома. Там и прадед похоронен. Когда все собирались, все родные и друзья, была такая удивительная атмосфера. Все усаживались за стол под абажуром, который бабуля сама и сделала – такой желтый, с висюльками, а внутри сетка. Я его отлично помню. Поди, висит до сих пор. Пять лет я там не был. Он, правда, совсем поизносился, стал ветхий, ткань истлела, отец хотел его перетянуть. Не знаю, дошли ли у него руки. Нет, наверное. В доме больше нет женской руки…. Очень любили читать Чехова вслух. Самовар топили шишками, он и сейчас цел. Я когда маленький был, даже обязанность такая была – шишки для этого самовара собирать…Да, Ирина. Все ушло, исчезло как пар над водой. Только воспоминания и остались…

Вот я и не пойму, как так получилось, что любовь наша схожая, а то, что мы делаем с отцом – такое разное? Ведь она питает нас одинаково, почему получается все иначе? Ведь для него мать – это больше, чем мать. А для меня бабушка как вторая мать. Она нам дала эти силы – силы творить. Зажгла фитиль…

Мы с ним совсем в разных мирах живем. И идем разными дорогами.

Ирина: – А ты хочешь идти одной дорогой?

Владимир: – Если нет отношений между отцом и сыном, то могут быть отношения между двумя художниками. А их тоже нет. Ему не нравится то, что делаю я, мне не нравится то, что делает он. Все очень просто.

Ирина: – А раньше нравилось?

Владимир: – Не знаю. Нет, наверное. Только то, что он делал, когда я родился. Понимаешь, если высоко взлетел, планку опускать нельзя. А он опустил. Лучше совсем ничего не делать, чем делать плохо.

Ирина: – А меня зовут во Францию. На год. Даже контракт прислали – полный пансион, полторы тысячи евро за картину, но все, что я напишу за год, заберут работодатели.

Владимир: – Оплаченное рабство? (улыбается). И сколько нужно написать картин?

Ирина: – Вот в этом все и дело…Я не могу писать по заказу. Специально. Я, конечно, продаю свои работы, но они написаны… по вдохновению. По моему желанию. Иногда по просьбе друзей или знакомых. Или заказчиков. Но нет никаких особых сроков. Рамок (пауза). Пятнадцать работ надо написать. Маслом. Если напрячься, то можно. Но, дело в том, что есть работы, которые я писала больше года. Оставляла, возвращалась. И все идет к тому, что придется отказаться, хотя сейчас деньги нужны. Мать болеет. Отец уже не ходит. Но и уезжать на год…Сестра помогает им, но у нее трое детей. А родители за городом живут. Ей ненаездиться. Так что на меня одна надежда. Как быть – не знаю. По контракту я там должна жить…И написать я должна обязательно, иначе часть стоимости ненаписанных вычтут из написанных…

Владимир: – Да так же можно и в долги залезть…Кабала. Ты почитай договор – там, наверняка, многое не в твою пользу.

Ирина: – Откажусь я. Что читать. Никак мне не поехать. Тут буду крутиться. Я же еще рисунок преподаю в Академии Искусств. Какие-то деньги все равно платят. Да и картины мои знают. Французы десять картин на выставку взяли. Все продали после выставки в течение одного дня.

Владимир: – Ира, извини, заболтался я совсем. Пора мне, наверное…Поеду к другу своему. Он все равно один живет. Поживу у него пока.

Ирина: – Если хочешь, может остаться. У меня две комнаты, в третьей мастерская. Место есть. Можешь тут ночевать. На диване. Мне будет приятно, если ты останешься.

Владимир: – Я закурю? (закуривает).

Ирина: – Конечно.

Владимир: – Ты знаешь, а я ведь запах табака не выносил. Не курил десять лет. Там – начал опять. Год как. Не могу бросить пока….

Ирина: – У тебя удивительная манера отвечать на вопросы издалека.