Страна не для него

На уроке он отправил Курту сообщение: «Хорошо. Пусть Митсюзаки и Катайя возьмут с собой кимоно. P.S. Спасибо за то, что обладаешь талантом не привлекать к себе внимание».

– Это он к чему? Он насмехается? – начали размышлять над этим сообщением Акума и Кицуне, а Курт уже вовсю щелкал пальцами, махал руками и громким шепотом дозывался старосту через всю аудиторию, чтобы сказать ему «спасибо» за комплимент.

Два три в пользу Акумы

– Мне так жаль, что из-за меня ты не успел на курсы… – Акума Катайя, действительно, чувствовал себя виноватым за то, что утащил Сото в музей и тому пришлось прогулять очень важные занятия: ведь если он не будет посещать курсы японского, то никогда ничему не научится! – Пожалуйста, позволь мне загладить свою вину и чем-нибудь тебя угостить.

– Да забей, – отмахнулся Курт. – Но поесть я и правда не прочь, потому что проголодался, как скотина.

– Это все потому, что ты ешь своими микроскопическими кусочками и куришь!

Парни завернули в ближайший семейный ресторанчик. Наблюдая, как неуверенно Курт усаживается за столик и диковато рыскает глазами по сторонам, Кицуне спросил:

– Ты уже во многих токийских ресторанах побывал, Куруто-кун?

– Смеешься? Я у себя в Манчестере-то нигде толком не бывал, только в кафе-мороженом в далеком-далеком детстве!

– Так ты из Манчестера? – подключился к разговору Акума.

– Угу.

– Здорово! Там же есть знаменитый футбольный клуб «Манчестер Юнайтед»!

– Да ну его, – отмахнулся Курт и схватил меню, резко переводя тему. – Ну и что прикажете мне выбрать? – все блюда были написаны по-японски. Но даже если б Курт сумел их прочитать, он все равно, хоть убей, не понял бы, что такое «Хвост дракона» и «Сон под сакурой».

– А что ты любишь? – решил помочь ему Кицуне. – Рыбу? Мясо? Лапшу? Овощи? Суп?

– Да я как бы всеядный, но, думаю, суп – это то, что доктор прописал. Тарелка супа – и я выдюжу до ужина.

– Тебе нравится мисо-суп? – уточнил Акума, чтобы сделать правильный заказ.

– Нет, – категорично ответил Курт, сдвинув брови. – А что это?

Кицуне хихикнул, прикрыв рот рукой.

– Значит, классический мисо-суп, – констатировал Акума, и парни сделали заказ.

«Мисо-суп – значит, мисо-суп», – подумал Курт и стал ждать, когда ему принесут подходящие для супа приборы. Принесли хаси – наверняка для риса, наивно подумал он. Принесли пиалу с красноватой мутной жижей и кусками чего-то белого. Принесли рис. А ложки все не было.

– Ну что, итадакимас? – коварно поиграл бровями Акума, заметив его замешательство. До него только сейчас дошло, что Сото понятия не имеет, что супы можно есть и без ложки. – Чего уставился, как баран на новые ворота? Ешь.

– Но мне не принесли ложки, – сознался Курт несмело, шкурой чувствуя подвох.

– Тебе и не принесут, потому что в Японии супы тоже едят хаси, – объяснил Кицуне, даже не подозревая, какую пакость затеял Акума. – Но ты можешь попросить ложку. Иностранцы, которые не умеют пользоваться хаси, в Токио не редкость, поэтому для них всегда найдется ложка, вилка и нож.

– Отличная идея! – хлопнул в ладошки Акума, так и сверкая пакостными глазищами. – Куруто-кун, попроси, пожалуйста, у официантки ложку.

– Я?! – обалдел тот даже сильнее, чем от идеи есть суп двумя тонкими палочками.

– Я могу… – решил было услужить Кицуне, но Акума бесцеремонно его прервал:

– Нет! Он сам! Нужно же ему как-то практиковать язык, а то он никогда по-японски не заговорит, не так ли?

– Пожалуй, ты прав, – отступился Кицуне, улыбнувшись, – не потому, что привык вечно подчиняться, а потому что действительно счел эту идею хорошей. – Успокойся, Куруто-кун, ты наверняка проходил это на курсах, тебе нужно просто вспомнить.

И Курт, скрежеща зубами и извилинами, действительно вспомнил подходящую фразу, а Кицуне и Акума услужливо подсказали, что нужно не забыть попросить прощения за беспокойство и сказать «пожалуйста». И вот, собравшись с силами, Курт Хартлесс готов был задвинуть свою первую в жизни серьезную японскую речь. И когда к их столику подошла официантка, он неловко вымучил:

– Простите за беспокойство, могу ли я попросить ложку, пожалуйста?

Кицуне, гордо улыбаясь, мягко положил узкую ладонь ему на затылок и уверенно надавил, подсказывая, что нужно слегка поклониться, чтоб уж было совсем по-японски. Официантка умиленно посмеялась в кулак, сообразив, что к чему, и поспешила помочь несчастному иностранцу.

– Конечно. Подождите минуту, пожалуйста.

– Нет! – вдруг резко остановил ее Акума, улыбаясь во все тридцать два и глядя на Курта взглядом изощренного садиста. – Он будет учиться есть мисо-суп хаси, как положено!

– Ах ты демон! – заорал Курт на Акуму. – Вот стоило заставлять меня говорить по-японски, чтобы потом так обломать?!

А тот удовлетворенно улыбался, в полной мере чувствуя себя отомщенным и за катание на роликах в неположенном месте, и за прогулы занятий, и за несделанные уроки, и даже за курение на пожарной лестнице музея Мирайкан. Ей-богу, скорее бы Сото научил его воровать, и тогда Акума отыграется на нем театром Кабуки!

Горячие источники в Никко

Вторая вещь, которая довела Акуму Катайю до белого каления в эту субботу, – это то, что он учтиво поклонился ненормальному Кицуне Митсюзаки, как всякий благовоспитанный японец, а Сото, как дикий, бросился к нему обниматься и тот даже не был против! Только Акума вновь засомневался – действительно ли его праведный гнев был вызван нарушением элементарных правил приличия? Что-то ему предательски подсказывало, что он просто-напросто хочет, чтобы его тоже обняли… «Да какого черта!» – через силу одернул он себя, со злостью прикусив губу: «Эти ненормальные мне не друзья, и на следующей неделе я от них отсяду!»

А потом на горизонте, а точнее, на ступеньках эскалатора появился грозный силуэт здоровяка Гина Хасегавы, с которым они условились встретиться на станции, чтобы вместе отправиться в Никко.

– Простите, что заставил вас ждать! Здравствуйте! – добродушно поздоровался староста, учтиво поклонившись.

– С добрым утром, семпай! – хором отозвались Акума и Кицуне, поклонившись в ответ.

И только Курт продолжал стоять истуканом, сделав загадочный круговой жест рукой и сказав:

– Хао, землянин!

Однако мягкая, но уверенная рука Кицуне, упавшая на затылок, красноречиво дала понять, что он не исключение и тоже должен приветствовать старосту почтительно.

– У моего дяди есть прекрасный сад, там даже еще сливы не отцвели, – рассказывал Гин Хасегава уже в поезде, когда все четверо устроились в комфортных креслах друг против друга. – Поэтому мы можем еще раз отпраздновать Ханами, а потом погреться в онсэне (*Горячие источники). Дядя обещал приберечь для нас одну купель. В выходные у него всегда много постояльцев.

– Я с этой учебой и Ханами нынче пропустил… – посетовал Акума.

– А что это? – как и следовало ожидать, поинтересовался Курт.

– Праздник любования цветами, балда! Неужели вам на курсах этого не объясняли?

Гин был поражен тону некогда тихого Акумы. Ему и невдомек было, что у этого зубрилки может быть такой сварливый характер, к которому Курт и Кицуне уже давно привыкли. Поэтому, чтобы не создавать неловкой ситуации, Гин Хасегава быстренько перевел тему:

– Прости за нескромный вопрос, Куруто-кун, но почему ты решил учиться в Японии? Ведь у тебя были такие успехи в школе, что ты запросто мог поступить в Оксфорд.

– Что?! – вскричал изумленный Акума. – Ты хочешь сказать, что этот разбойник мог поступить в Оксфорд, семпай?! Ни за что не поверю!