Она подняла бровь.
– На самом деле домоправительница принесет завтрак в комнату.
– Ненавижу тебя, – сказал я с чувством. – Люто ненавижу.
– Мы покончили с этой маленькой пьесой? Или хочешь сперва порвать на себе одежду?
– Нет. Мне нравятся эти штаны.
– Чудно. Чудно, – повторила она и медленно вздохнула. – Мне что-то нужно от тебя, интеллектуально, чего я не хочу физически. Так сказать, ты мог бы быть мне нужен как… в этом смысле, но я не могу. Я… хочу того, чего я не хочу. – Я почувствовал, как она подвинулась. – И, может быть, я хочу этого просто потому, что думаю, что ты хочешь этого от меня, и боюсь, что ты встанешь и уйдешь, если не получишь этого. Не знаю. В любом случае, мало того, что я потеряла контроль над моими собственными реакциями, я еще и вижу, что обижаю тебя. Что, честно говоря, не заботит меня сейчас в первую очередь, потому что просто не может. Но мне от этого плохо. И тебе от этого плохо. Всякий раз, посмотрев на меня, ты отводишь глаза. И я уверена, что моя мать сделала из этого вывод, что ты втайне лелеешь гнусные планы на мой счет, и, когда она порвала тебя за обедом, я была счастлива, потому что я расстраиваюсь вместе с тобой, но мне нельзя этого показать. Ватсон, это утомительно, я как белка в колесе, и из него не выбраться иначе, кроме как оставить друг друга в покое. Но мне это не подходит.
– Мне тоже, – сказал я.
– Знаю. – Ее губы искривились. – Значит, видимо, мы будем сидеть в этой тюрьме вместе.
– Я так и знал, что однажды мы закончим в какой-нибудь тюрьме. – Луна скрылась за облаком, и комнату омыла темнота.
Я ждал, чтобы она сказала что-нибудь, ждал долго, а она смотрела на меня, пока я смотрел на нее. Мы всегда были зеркалом друг для друга.
Но воздух между нами уже не был таким наэлектризованным, как раньше. И таким удушливым тоже.
– И что теперь? – спросил я. – Тебя примет психотерапевт, а я вернусь в Лондон?
– Ненавижу психологию.
– Ну, конкретно сейчас, думаю, ты в ней нуждаешься.
К моему удивлению, Холмс шлепнулась рядом со мной, ее черные волосы упали ей на глаза:
– Ватсон, как насчет эксперимента?
– Не в восторге, если честно.
– Не спеши. Эксперимент несложный, – сказала она, пряча лицо в подушку.
– Ладно. Давай.
– Мне надо, чтобы ты прикоснулся к моей голове.
Я осторожно пощупал ее голову пальцами.
– Нет, – проворчала она, схватила мою ладонь и прижала к своему лбу, как будто я проверял ее температуру. – Вот так.
– И зачем я это делаю?
– Это прикосновение без сексуального подтекста. Как родители трогают ребенка. Когда ты был болен в прошлом семестре, мне нравилось забираться к тебе в постель, потому что я знала, что ничего не будет. Смотри, я не отклоняюсь. Я не хочу тебя ударить. – Ее голос звучал удовлетворенно. – На самом деле эти результаты стоило бы записать.
– Подожди, – сказал я. – А в ту ночь ты хотела меня ударить?
Холмс подняла голову с подушки:
– Я хочу колотить всё и постоянно.
– Извини.
– Мне бы надо в команду регби, – сказала она нервно и замерла: – Я бы, м-м… Я бы хотела, чтобы ты потрогал мое лицо. Как в прошлый раз, если бы мы не остановились.
Я долго смотрел на нее.
– Я хочу тебе помочь, что бы мы для этого ни делали. Но я не хотел бы быть твоей морской свинкой.
– Я не собираюсь делать из тебя свинку. Я хочу, чтобы ты понял.
Почему-то мне стало трудно дышать – и я перестал. Я лежал так спокойно, как мог, только моя рука двигалась от мягких, блестящих волос Холмс к ее щеке. Ее кожа бледнела в темноте, но когда мой большой палец коснулся скулы, она вспыхнула светло-розовым. Я прикусил губу, а ее губы раскрылись, и, не думая, я провел по ним пальцем, и ее руки скользнули вверх по моей груди, по футболке, потянули за воротник, таща меня вниз, к ней, пока я не обнаружил, что прижимаю ее к постели и мой нос вдавливается в ее шею, и она смеялась, и дышала, и ее дыхание было мягким и немного резким, и я сплетал свои пальцы с ее волосами, как мечтал многие месяцы, всё, чего я так хотел, и она вытянула шею, словно собиралась меня поцеловать…
Потом она пихнула меня локтем в живот и оттолкнула от себя.
– Черт, – сказала она, пока я хватал воздух.
Холмс еще раз выругалась и накрыла лицо подушкой.
– Это была ужасная идея.
Меня тошнило. Мне хотелось под холодный душ. Может быть, после холодного душа меня вырвет в ванну. Звучало отлично, в самом деле. Я на ногах не держался.
Она кивнула сама себе. Я понял по тому, как двигалась подушка.
– Вернись, – сказала она.
Я провел руками по волосам.
– Боже! Зачем?
– Просто…
– Холмс, ты вообще в порядке? На самом деле действительно в порядке? – Дурацкий вопрос, но я не смог придумать, как задать его иначе.
– Ты не думаешь, что вопрос запоздалый? Что ты постоянно задаешь его мне, а стоило бы спросить мою семью?
– Честно? Всё время.
Мы пристально смотрели друг на друга.
– Они думают, что такие вещи вообще не должны случаться со мной, – прошептала она. – Не с такой… Не с такими способностями, как у меня.
– Это не твоя вина, – сказал я яростно. – Боже! Почему никто не сказал тебе, что ты в этом не виновата? Из всех драных семейств в целом мире…
– Это никогда не говорилось вслух. Подразумевалось.