Косиног. История о колдовстве

Устремленный на дверь, взгляд ее сам собой скользнул к кровати. Из-под кровати торчал уголок потрепанной дорожной сумки – той самой, привезенной с собою из Англии. С тех пор в сумке не осталось ничего, кроме единственной вещи – небольшого, туго завязанного кошелька, некогда принадлежавшего матери.

«Брось. Оставь эту затею», – подумала Абита, но взгляда от сумки отвести не смогла, а уберечься от воспоминаний – тем более. Стараясь прогнать их прочь, сохранить ясность мысли, она крепко-крепко зажмурилась, однако ушибленная голова ныла, кружилась сильней и сильней, и воспоминания, небывало яркие, подробные образы прошлого, завладели всеми мыслями без остатка. Вот она, всего-то двенадцати лет от роду, снова там, в садовом сарайчике матери, а мать еще не лежит хладным трупом в могиле, став еще одной из бессчетных жертв охватившего Лондон чумного поветрия.

В эту минуту Абита снова увидела, как лихорадочно роется в материнском шкафу. На дворе была ночь, а у нее имелся лишь крохотный свечной огарок. При свете его огонька Абита шарила среди чашек трав и кореньев, среди склянок с сушеными жуками да пауками в поисках той самой книги. Книга была где-то здесь, это она знала точно. Книгу следовало отыскать, и немедля, как можно скорее, пока не явился он.

Выдвинув очередной ящик, Абита обнаружила внутри несколько книг, но нужной среди них не оказалось. Тогда она поспешно вытащила их из ящика и только тогда, на самом его дне, нашла то, что искала – несколько дюжин потрепанных, разлохмаченных по краям, сшитых суровой нитью листов пергамента в обложке из двух кусков толстой, изрядно потертой козлиной кожи.

Стоило открыть книгу, на перелистываемых страницах замелькали сотни небрежных рисунков, записей, помет, порой сделанных ровным, четким почерком матери, но большей частью чьей-то чужой рукой. Мать называла эту тетрадь книгой рецептов, неповторимым собранием наставлений о приготовлении лечебных снадобий, передаваемым от ведуньи к ведунье, от знахарки к знахарке из поколения в поколение. О том, как мать вместе с нею сидела за этой тетрадкой, обучая ее разбирать символы и иносказания, составлять простейшие зелья и притирания, Абита вспоминала с особой теплотой.

Долистав книгу почти до конца, Абита остановилась. Края последних нескольких страниц почернели, будто выхваченные из огня. Заглядывать в этот раздел мать строго-настрого запрещала, и потому Абита замешкалась. Она знала, что в книге содержатся не только рецепты снадобий, что ведовское искусство матери вовсе не ограничивается одним лишь травничеством, что мать обладает даром видения и предсказания будущего, что, если верить слухам, несколько раз она даже брала на себя роль посредницы, призывая умерших к беседе с любящими их родными. Однако Абита не сомневалась: написанное на почерневшем пергаменте ведет гораздо, гораздо дальше.

Собравшись с духом, она перевернула страницу, и на минуту позабыла обо всем, что замыслила – только смотрела, смотрела на темные неровные строки. Понимала она их разве что с пятого на десятое, но и этого оказалось довольно: речь шла о проклятиях, ядах, дверях в царство мертвых. Абиту пробрала дрожь. Она и не подозревала, что мать занесло в столь мрачные края. Ну что ж, у каждого свои секреты…

Из-за дверей донесся скрип. Вздрогнув, Абита захлопнула книгу, украдкой оглянулась назад. Он мог явиться в любую минуту и уничтожить все, чего она не успеет спрятать. Другого случая ей уже не представится. Книгу Абита сунула под корсет, но это было не все. В сарайчике оставалось еще кое-что, всего одна вещь, но вещь эту следовало сохранить, во что бы то ни стало. Абита вновь загремела ящиками, перерывая один за другим.

– Да где же оно, наконец? – прошипела она, стараясь не поддаваться панике. – Думай, думай: куда мать могла его спрятать?

Внезапно Абита застыла на месте.

Рядом, в сарайчике, появился кто-то еще.

Абита оглянулась назад.

Нет, никого.

Вот только вокруг запахло лавандой и полынью, совсем как от ладанки, которую мать всегда носила на шее.

– Мать?

Поднявшись, Абита огляделась и сразу увидела то, что искала. Нужная вещь, ожерелье в виде цепочки, лежало на самом виду, посреди стола, хотя еще минуту назад его там не было.

– Мать… ты здесь, со мной?

Ожерелье составляли двенадцать колечек, свитых из прядей волос, соединенные одно с другим на манер звеньев цепи, и каждое отливало особым, своеобразным оттенком рыжины. Концы цепочки скрепляла простая медная булавка в форме змейки. Это свободное ожерелье из блестящих рыжих колечек мать тоже носила на шее, однако нечасто. Аби она объяснила, что пользуется им, только нуждаясь в помощи матерей, чтобы призвать к себе нужного духа, или, к примеру, смешать особо сложное снадобье.

Как мать в первый раз позволила подержать его… этого Абита не забудет до конца дней. Коснувшись пальцем последнего звена в цепочке, мать объяснила, что это звенышко сплетено из ее волос, а предыдущие – из волос ее матери, бабки, прабабки и так далее, а, стало быть, ожерелье плелось на протяжении двенадцати поколений.

– Однажды, когда будешь готова, – закончила мать, вновь указав на последнее звенышко, – ты тоже присоединишься ко всем своим матерям и добавишь сюда свои волосы.

Стоило Абите, протянув руку к столу, коснуться плетеных звеньев, мать оказалась здесь, в садовом сарайчике. Конечно, Абита ее не видела, но аромат лаванды и полыни сделался так силен, словно мать подошла к ней вплотную.

«Будь мужественна, Абита. Слушайся своего сердца. Учись верить в себя».

– Мать… Мать…

Прижав ожерелье к груди, Абита расплакалась.

– Ох, мать, как мне тебя не хватает…

– АБИТА!

В дверях, насквозь прожигая ее гневным взглядом, стоял отец.

Абита отпрянула, врезалась бедром в стол.

– Что ты здесь делаешь? – грозно спросил он.

Надеясь, что отец ничего не заметит, Абита сунула ожерелье за пояс юбки, в исподники.

– Что у тебя там? Дай сюда, живо!

С этими словами отец ринулся к ней.

Не в силах ответить ни слова, Абита лишь покачала головой.

Вцепившись в вырез корсета, отец рывком разорвал шнуровку, и спрятанная за пазуху книга рецептов выпала, шлепнулась на пол. При виде книги отец, пуще прежнего вытаращив глаза, оттолкнул от нее Абиту, точно от ядовитой гадюки.

– Я тебе что говорил?! – завизжал он. – Это же рука самого Сатаны! Твоя мать ввязалась в игру с Дьяволом, и это стоило ей и жизни, и бессмертной души! Теперь все мы прокляты!

Сметенные с полок отцовской рукой, склянки, горшки с цветами зазвенели, вдребезги разбиваясь об пол.

– Взгляни вокруг, взгляни на все это нечестие!

Дотянувшись до масляной лампы, отец выдернул из нее фитиль, плеснул маслом на книгу рецептов, на шкаф, на прочие книги.

Абита оцепенела от ужаса.

Отец схватил принесенный ею свечной огарок и поджег масло. Книги запылали огнем.

Вот тут у Абиты прорезался голос.

– Нет!!! – закричала она и сунула руку в огонь, надеясь спасти хоть книгу рецептов.

Не обращая внимания на крики Абиты, отец мертвой хваткой вцепился в ее плечо и выволок из сарая на двор. Его жесткие пальцы больно впились в тело. Сарайчик пылал.

– Дьявол ей овладел, разве сама не видишь?! – прокричал отец. Из глаз его потекли слезы. – Твоя мать была замечательной, доброй женщиной… хорошей женой… хорошей матерью. Помни об этом, ни на минуту не забывай. Но Дьявол хитер, ох, хитер! На эту-то книжку, на все эти мелкие чары да ворожбу, он ее и подловил. Так твоя бедная мать отворила Дьяволу двери, впустила его на порог, и он отнял ее у нас, отнял!

Отец зарыдал в голос, и это перепугало Абиту сильнее всех его криков. Человека, плачущего, убивающегося так, словно его сердце рвется на части, ей видеть еще не приходилось.

– Как же я ничего не заметил? – стонал отец. – Думал, она просто варит целебные снадобья. Исполняет свой христианский долг. Как я был слеп… а теперь слишком поздно… и для нее, и для нас. Все мы обречены на вечные муки, – объявил он, указывая в огонь. – Видишь, там, в пламени… он, Дьявол! Ему известно твое имя, Абита. Оно записано в его книге. Твой единственный шанс на спасение – взывать к Господу каждый день… каждый день, каждую свободную минутку. Тогда, только тогда Господь, может статься, вычеркнет твое имя из сатанинской книги!

Упав на колени, отец потянул Абиту за собой.

– Нужно начать сейчас же, с этой самой минуты. Сложи перед грудью ладони, дитя мое. Взывай к Господу. Моли Господа о прощении.

Абита сделала, как велено.

– А теперь, Абита, пообещай… поклянись передо мной и перед Господом нашим, Иисусом, отречься от злодейств матери. Поклянись никогда в жизни не связываться с нечестивым ведовством.