Тайна Эдвина Друда. В переводе Свена Карстена, с окончанием и комментариями

– Спасибо, сэр. Ваш слуга, сэр.

Тут мистер Грюджиус совершил нечто странное и совершенно не вязавшееся с невозмутимым его обликом. Он поставил бокал с вином на стол, наклонился поближе к Эдвину и… подмигнул ему!

– А теперь, – продолжил мистер Грюджиус, снова выпрямляясь и как ни в чем не бывало подливая вино в бокал, – я хочу поднять тост за одну молодую леди. Первый тост мы выпили за Баззарда потому, что иначе он, как мне вдруг показалось, мог бы и обидеться.

После этих слов мистер Грюджиус повторил своё манёвр, а именно: опять наклонился поближе к Эдвину и снова подмигнул ему. Поражённый Эдвин не нашёл ничего умнее, чем подмигнуть мистеру Грюджиусу в ответ, хотя он и не имел ни малейшего понятия, чем было вызвано такое перемигивание.

– Итак, я поднимаю этот бокал за мою прелестную подопечную, мисс Розу! – провозгласил мистер Грюджиус. – Баззард!

– Я весь внимание, сэр, – пробормотал клерк. – Хотя я и так присоединяюсь.

– Я тоже, – поспешил сказать Эдвин.

Все выпили и помолчали.

– А теперь, спаси меня Господь, я хочу нарисовать перед вашим мысленным взором некую картину, – сказал мистер Грюджиус, закупоривая бутылку. – Я не мастак говорить красиво, но мне пришла в голову фантазия… если мне вообще позволительно говорить о фантазии, таковым талантом не обладая… итак, мне пришла фантазия нарисовать перед вами картину, показывающую Истинного Влюблённого.

– Мы все внимание, сэр, – ответил на это Баззард, усаживаясь поудобнее, – и, если можно так выразиться, просто сгораем от нетерпения увидеть эту Вашу картину.

– Пусть мистер Эдвин поправит меня, если я ошибаюсь, – начал мистер Грюджиус, с силой проведя ладонью от макушки к затылку, – но мне думается, что смысл всей жизни Истинно Влюблённого заключён в предмете его любви. Мне думается, что имя предмета любви является для Истинно Влюблённого самым ценным в мире сокровищем, и он не в состоянии не то что вслух, а даже и мысленно произнести это имя без того, чтобы сердце его от любви не забилось сильнее. Если же Истинно Влюблённый в дополнение к этому любимому имени имеет ещё и какое-нибудь особенно нежное прозвище для любимой персоны, он употребляет его только будучи с нею наедине. Поскольку такое прозвище есть огромная привилегия и честь, и употреблять его публично было бы явной бестактностью и, я бы даже сказал, показателем холодности и бесчувственности, если вообще не показателем неверности и измены.

Эдвин сидел ни жив ни мёртв, слушая эти простые и точные слова.

– Моя картина, мистер Эдвин – и Вы, несомненно, поправите меня, если я ошибаюсь – моя картина была бы не полна, если бы я не сказал, что Истинно Влюблённый пребывает в постоянном, трудно сдерживаемом нетерпении увидеть любимую персону, и быть рядом с нею есть величайшее для него счастье. Если бы я сказал, что Истинно Влюблённого тянет к предмету его любви, как птицу тянет к гнезду, я бы выразился слишком поэтично. А я человек не рождённый для поэзии, и все мои познания в птичьих повадках исчерпываются наблюдениями за голубями Степл-Инна через окно моей конторы. Поэтому будем считать, что о птицах я ничего не говорил.

Эдвин неотрывно смотрел в огонь камина и кусал губы, чувствуя, что краска заливает ему щёки. Он не смел поднять глаза.

– Мне остаётся дополнить свою картину лишь несколькими штрихами, мистер Эдвин. Незачем и напоминать, кстати, что я по-прежнему жду Ваших замечаний и исправлений. Как мне кажется, в Истинно Влюблённом не найти и следа какой-либо холодности, скуки, безразличия, сомнений и двойственности чувств по отношению к предмету его любви. Всё это ему категорическим образом чуждо и не свойственно. На этом я закончил. Итак, мистер Эдвин, что скажете? Я обращаюсь к Вам, как к эксперту. Похожа ли вышла моя картина?

– Мне кажется, сэр, – проговорил Эдвин, отводя глаза, – что Вы были уж слишком безжалостны к тому, для кого её рисовали.

– Это возможно, – согласился мистер Грюджиус. – Я не мастак говорить обиняками.

– Я должен согласиться, сэр, – подавленно продолжал Эдвин, – что Ваша картина в целом правильна. Но, возможно, этот человек просто не показывает все свои чувства… Возможно, он…

Тут юноша погрузился в настолько продолжительное молчание, что мистер Грюджиус вынужден был его подбодрить:

– Возможно, он – что?

Но и после этого Эдвин не смог выдавить и слова. Неловкую тишину нарушало одно только лишь вежливое похрапывание очень кстати задремавшего Баззарда.

– Поскольку, понимаете ли, на нём лежит очень большая ответственность, – сказал мистер Грюджиус, глядя на огонь камина.

Тоже уставившись на пламя, Эдвин смог лишь кивнуть.

– И он должен быть совершенно уверен, – продолжал мистер Грюджиус, – что он не играет ни с чьими чувствами. Ни с её, ни со своими.

Эдвин закусил губу, не отрывая взгляда от языков пламени в камине.

– Поскольку обладать таким сокровищем – это ему не игрушки. Это он должен записать себе на самом сердце, – произнес мистер Грюджиус. Затем, помолчав, он вдруг хлопнул себя ладонями по коленям и громко сказал: – Что ж, давайте-ка прикончим бутылочку, мистер Эдвин! Позвольте Вам налить! И я налью ещё и Баззарду, хотя он и спит. А то он ещё обидится…

С этими словами мистер Грюджиус разлил остатки вина по бокалам, разом осушил свой и со стуком поставил его донышком кверху перед собой на столешницу, словно поймав под него невидимую муху.

– А теперь, мистер Эдвин, снова к делу, – сказал он, помолчав. – Несколько дней назад я послал Вам заверенную копию завещания покойного отца Вашей невесты. Его содержание было Вам и без того известно, но послать Вам такую копию я был обязан. Вы получили её?

– Получил, сэр.

– Надо было сообщить мне об этом письмом. Дело есть дело – так оно во всём мире. Но Вы мне не написали.

– Я хотел сказать Вам сегодня, сэр, когда пришёл…

– Юридически этого было бы не достаточно, – возразил мистер Грюджиус, – ну да уж ладно. В этом завещании Вы могли заметить несколько слов, говорящих о том, что я должен буду вам кое-что сообщить устно – в тот момент, который я сочту наиболее подходящим.

– Да, сэр.

– Что ж, мистер Эдвин, мне кажется, что такой подходящий момент наступил как раз сегодня. Поэтому я на пару минут прошу Вашего внимания.

Разыскав в связке ключей нужный, мистер Грюджиус отпер потайное отделение своего стола и достал оттуда некий предмет, очень напоминающий бархатную коробочку, в которых обычно хранят дорогие перстни и кольца. С коробочкой в руке он вернулся к Эдвину, и юноша заметил, что рука старого юриста заметно дрожит.

– Мистер Эдвин, это кольцо в форме розы из бриллиантов и рубинов, оправленных в золото, принадлежало когда-то матери мисс Розы. Это кольцо при мне снял с мёртвой руки супруги её несчастный муж – и не дай мне Бог ещё раз увидеть то отчаяние и душевную боль, которые он в тот момент испытал! Посмотрите, как сияют эти алмазы! – тут мистер Грюджиус открыл коробочку. – А вот глаза, которые сияли от счастья ещё ярче, глаза, которые так часто смотрели на это кольцо с безмерной радостью и гордостью, эти глаза закрылись навеки! Если бы я хотел выразиться поэтически – но я ни в коем случае не поэт! – то я бы сказал, что в красоте этих бриллиантов есть что-то безжалостное.

Мистер Грюджиус снова закрыл коробочку и с печалью во взгляде посмотрел на Эдвина.

– Это кольцо было подарено молодой леди её будущим мужем в знак их помолвки.[75 - Кольцо с алмазами и рубинами было у матери Розы так называемым «помолвочным» кольцом. У алтаря его снимали и заменяли кольцом обручальным. Тот факт, что мать Розы утонула (покончила с собой) с помолвочным, а не с обручальным кольцом на пальце, приоткрывает нам завесу над семейной тайной Буттонов. О ней будет рассказано позднее.] И он же был тем, кто снял это кольцо с её безжизненной руки – после того, как она погибла, утонув такой молодой! И он же передал это кольцо мне, чувствуя приближение и своей уже смерти. Передал с наказом хранить его до той поры, когда Вы, мистер Эдвин, будете готовы вести мисс Розу к алтарю, и тогда вручить это кольцо Вам, чтобы Вы надели его на палец Вашей невесты. Если же что-то вдруг помешает событиям придти к этому счастливому и желаемому концу, тогда драгоценность должна остаться у меня.

Некоторое сомнение читалось во взгляде Эдвина, и некоторая нерешительность была видна в движении его руки в тот момент, когда он брал у старого юриста коробочку с кольцом.

– Надев это кольцо на палец мисс Розы, – сказал мистер Грюджиус, заметив это, – Вы подтвердите Вашу нерушимую любовь к живым, и к уже умершим. Возьмите его с собой, когда в следующий раз поедете в Клойстергэм, совершать последние приготовления к свадьбе. Но, мистер Эдвин… если в Вашем сердце есть хоть малейшее сомнение, если есть в Ваших отношениях хоть малейшая фальшь, если Вы идёте на этот шаг не из-за чувства безмерной любви, а только лишь по инерции и в силу привычки… тогда заклинаю Вас во имя чести живых и памяти уже умерших – возвратите мне это кольцо!

Последние громко сказанные слова разбудили Баззарда. Он подавился собственным храпом, выпрямился в кресле и обвёл комнату ничего не понимающим взглядом, словно пытаясь спросонья сообразить, куда это он попал.

– Баззард! – сказал мистер Грюджиус жёстче, чем обычно.

– Слушаю, сэр, – ответил Баззард. – То есть я и не прекращал слушать.

– Во исполнение данного мне наказа я передал мистеру Эдвину бриллиантовое кольцо. Прошу Вас засвидетельствовать это.

Эдвин на секунду приоткрыл коробочку и показал Баззарду её мягко блеснувшее содержимое. Баззард серьёзно кивнул.

– Находясь в здравом уме и твёрдой памяти – свидетельствую, сэр.

Спрятав коробочку с кольцом в нагрудный карман пальто и испытывая настоятельное желание побыть немного одному и ещё раз всё обдумать, Эдвин оделся, попрощался со ставшим вдруг очень молчаливым мистером Грюджиусом и вышел. Туман, по-прежнему едкий и плотный, никуда не делся, но Эдвин теперь не замечал его, погружённый в свои мысли.

Вскоре домой отправился и Баззард. Оставшись в конторе один, мистер Грюджиус ещё долго в глубоком раздумии сидел в кресле перед почти погасшим камином, пристально глядя на догорающие угли.

– Я только надеюсь, что поступил правильно, – проговорил он наконец, вставая. – Хорошо, что я сначала напомнил ему об ответственности. Конечно же расстаться с кольцом мне было непросто, но мне всё равно пришлось бы его скоро отдать.[76 - Многие исследователи упускают из внимания тот факт, что Грюджиус мог держать кольцо при себе только до совершеннолетия или замужества Розы. После наступления любого из этих двух событий кольцо (вместе с прочим наследством) переходило Розе или её мужу.]

Он подошел к столу, закрыл и запер пустое теперь потайное отделение и задумчиво вернулся к камину.