Жизнь и приключения Николаса Никльби

– Никакого ответа не нужно, – сказал Николас, положив сверток подле него на стол.

Ньюмен ничего не сказал и, сложив руки и вытянув шею, словно желая лучше разглядеть лицо Николаса, продолжал все так же пристально изучать его черты.

– Никакого ответа, – очень громко повторил Николас, полагая, что Ньюмен Ногс глух.

Ньюмен положил руки на колени и, не произнося ни звука, все так же внимательно всматривался в лицо своего собеседника.

Такое поведение совершенно незнакомого человека было столь странно, а наружность его столь своеобразна, что Николас, довольно быстро подмечавший смешные стороны, не мог удержаться от улыбки, когда осведомился, нет ли у мистера Ногса каких-нибудь поручений для него.

Ногс покачал головой и вздохнул, после чего Николас поднялся и, сказав, что не нуждается в отдыхе, пожелал ему всего хорошего.

Со стороны Ньюмена Ногса потребовалось огромное усилие, и никто по сей день не знает, как удалось ему заставить себя задать вопрос, раз он имел дело с человеком совершенно незнакомым; как бы там ни было, по он перевел дух и сказал – сказал громко, ни разу не запнувшись, что, если молодой джентльмен не возражает, ему хотелось бы знать, что намерен для него сделать его дядя.

У Николаса не было решительно никаких возражений – напротив, он как будто обрадовался случаю поговорить на тему, занимавшую его мысли. Итак, он снова уселся и (пылкое его воображение разгоралось, по мере того как он говорил) приступил к пламенному и ослепительному описанию всех тех почестей и преимуществ, какие даст ему назначение в эту ученую обитель Дотбойс-Холл.

– Но что с вами? Вы больны? – воскликнул Николас, внезапно обрывая рассказ, так как его собеседник, принимая разнообразные неуклюжие позы, засунул руки под табурет и затрещал суставами пальцев, как будто ломал себе все кости.

Ньюмен Ногс ничего не ответил и продолжал пожимать плечами и трещать суставами пальцев, все время улыбаясь ужасной улыбкой, и, вытаращив глаза, пристально глядел в пространство самым устрашающим образом.

Сначала Николасу пришло в голову, что с загадочным человеком припадок, но, поразмыслив, он решил, что тот под хмельком, и при таких обстоятельствах счел разумным удалиться немедленно. Распахнув дверь на улицу, он оглянулся. Ньюмен Ногс все еще проделывал те же странные телодвижения, и пальцы трещали громче, чем когда бы то ни было.

Глава V,

Николас отправляется в Йоркшир. О его отъезде и попутчиках и о том, что постигло их в дороге

Если бы слезы, упавшие в чемодан, предохраняли его владельца от печали и злоключений, Николас Никльби начал бы свое путешествие при самых благоприятных предзнаменованиях. Столько нужно было сделать и так мало было времени для этого, столько ласковых слов нужно было сказать, а в сердцах, где они зарождались, столько было горечи, мешавшей говорить, что маленькие приготовления к его отъезду прошли очень грустно. Сколько вещей, которые тревожная заботливость матери и сестры почитала необходимыми для его удобств, Николас уговорил их оставить! Ведь впоследствии они могут пригодиться, или же в случае необходимости их удастся обратить в деньги. Сколько беззлобных разногласий по этому поводу возникало в печальный вечер накануне его отъезда! А так как после каждого незлобивого спора они все приближались к концу несложных приготовлений, то Кэт суетилась все больше и больше и плакала все тише.

Дорожный сундучок был, наконец, уложен, и тогда уселись за ужин, к которому прибавили по этому случаю кое-какие вкусные вещи, а чтобы покрыть расход, Кэт и ее мать притворились, будто пообедали, пока Николаса не было дома. Бедный юноша чуть не подавился, пытаясь принять участие в ужине, и едва не задохнулся, стараясь шутить и заставляя себя невесело смеяться. Так томились они, хотя давно уже надо было идти спать, а потом они обнаружили, что могли бы и раньше дать исход подлинным своим чувствам, ибо при всем желании не в силах были их подавить. И тогда они позволили чувствам одержать верх, и даже в этом было какое-то облегчение.

Николас крепко спал до шести часов утра; ему снился родной дом или то, что прежде было родным домом, это неважно, ибо, благодарение богу, веши, изменившиеся или исчезнувшие, возвращаются к нам во сне такими, какими когда-то были; он проснулся свежим и бодрым, написал карандашом несколько слов на прощанье, так как боялся произнести их вслух, и, положив записку и половину своих скудных сбережений у двери сестры, взвалил на плечи дорожный сундучок и бесшумно спустился вниз.

– Это вы, Ханна? – раздался голос из гостиной мисс Ла-Криви, где виднелся слабый свет свечи.

– Это я, мисс Ла-Криви, – сказал Николас, поставив сундучок и заглядывая в комнату.

– Ах, боже мой! – воскликнула мисс Ла-Криви, вздрогнув и схватившись рукой за свои папильотки. – Вы очень рано встали, мистер Никльби.

– Так же, как и вы, – ответил Николас.

– Изящные искусства поднимают меня с постели, мистер Никльби, – заявила леди. – Я жду света, чтобы осуществить один замысел.

Мисс Ла-Криви встала рано, чтобы нарисовать фантастический нос на миниатюре безобразного мальчугана, предназначенной для посылки в провинцию его бабушке, которая, как надеялись, завещает ему свое состояние, если обнаружит фамильное сходство.

– Чтобы осуществить один замысел, – повторила мисс Ла-Криви. – И вот почему очень удобно жить на такой оживленной улице, как Стрэнд. Если мне нужен нос или глаза для какой-нибудь модели, я просто-напросто выглядываю из окна и жду, пока они мне не попадутся.

– А много нужно времени, чтобы попался нос? – улыбаясь, осведомился Николас.

– Видите ли, это зависит главным образом от формы, – ответила мисс Ла-Криви. – В курносых и римских недостатка нет, а также в приплюснутых всех видов и размеров – когда бывает собрание в Эксетер-Холле[25 - Эксетер-Холл – здание на Стрэнде, одной из главных улиц Лондона; в этом здании обычно происходили религиозные и благотворительные собрания.]; но безупречно орлиные, должна, к сожалению, сказать, встречаются редко, и мы обычно пользуемся ими для военных и для общественных деятелей.

– Вот как! – сказал Николас. – Если я встречу такие носы во время моего путешествия, я постараюсь зарисовать их для вас.

– Неужели вы хотите сказать, что и в самом деле отправляетесь в такой дальний путь, в Йоркшир, в холодную зимнюю пору, мистер Никльби? – спросила мисс Ла-Криви. – Я что-то об этом слыхала вчера вечером.

– Совершенно верно, – ответил Николас. – Приходится, знаете ли, ехать, когда кто-то гонит. Меня гонит нужда, а нужда тоже бывает извозчиком.

– Я очень огорчена, – вот все, что я могу сказать, – поведала мисс Ла-Криви. – Огорчена так же из-за вашей матери и сестры, как и из-за вас. Ваша сестра очень хорошенькая молодая леди, мистер Никльби, и это еще одна причина, почему при ней должен быть человек, который бы ее охранял. Я уговорила ее попозировать мне раза два для витрины у парадной двери. Ах, какая прелестная получится миниатюра!

С этими словами мисс Ла-Криви взяла портрет на слоновой кости, весьма отчетливо пересеченной небесноголубыми жилками, и посмотрела на него с таким самодовольством, что Николас не на шутку ей позавидовал.

– Если вам когда-нибудь представится случай оказать внимание Кэт,сказал Николас, протягивая ей руку, – я думаю, вы это сделаете.

– Можете на меня положиться, – отозвалась добросердечная миниатюристка. – Да благословит вас бог, мистер Никльби, а я желаю вам всего хорошего.

Николас очень мало знал свет, но, догадываясь о его обычаях, подумал, что, если он разок поцелует мисс Ла-Криви, она, быть может, будет не менее дружески расположена к тем, кого он покидал. Поэтому он с шутливой галантностью поцеловал ее раза три-четыре, а мисс Ла-Криви не обнаружила серьезных признаков неудовольствия и, поправив свой желтый тюрбан, заявила только, что никогда не слыхивала о таких вещах и ни за что бы этому не поверила.

Положив столь удовлетворительным образом конец неожиданному свиданию, Николас поспешно вышел из дому. Когда он отыскал человека, который взялся нести его сундучок, было только семь часов, поэтому он шел медленно, слегка опередив носильщика, и, по всей вероятности, далеко не с таким легким сердцем, как носильщик, хотя у того оно не было прикрыто жилетом и, судя по виду других принадлежностей костюма, он несомненно переночевал в конюшне, а позавтракал у водокачки.

Наблюдая с большим любопытством и интересом деятельные приготовления к наступающему дню, которые заметны были на каждой улице и чуть ли не в каждом доме, и раздумывая не без горечи о том, что столько людей всяких сословий и званий могут зарабатывать себе на жизнь в Лондоне, а он в поисках заработка принужден ехать так далеко, – Николас вскоре добрался до «Головы Сарацина», в Сноу-Хилле. Отпустив носильщика и позаботившись о том, чтобы сундучок был благополучно доставлен в контору пассажирских карет, он заглянул в кофейню, отыскивая мистера Сквирса.

Сего ученого джентльмена он застал за завтраком, а на скамейке против него сидели в ряд три маленьких мальчика, упомянутых раньше, и еще два, которые, по счастливой случайности, появились уже после свидания, состоявшегося накануне. Перед мистером Сквирсом стояла маленькая чашка кофе, Гарелка с горячими гренками и холодный ростбиф, но в настоящую минуту он был занят приготовлением завтрака для мальчиков.

– Здесь молока на два пенса, не так ли, любезный? – спросил мистер Сквирс, заглядывая в большую синюю кружку и осторожно наклоняя ее, чтобы хорошенько определить количество жидкости, содержавшейся в ней.

– На два пенса, сэр, – ответил лакей.

– Да, что и говорить, в Лондоне молоко – редкость! – со вздохом сказал мистер Сквирс. – Уильям, долейте-ка эту кружку теплой водой!

– Доверху, сэр? – осведомился лакей. – Да ведь моллко утонет в ней!

– Неважно, – отозвался мистер Сквирс. – Поделом ему, раз оно так дорого стоит. Вы заказали хлеба и масла на троих?

– Сейчас будет подано, сэр.

– Спешить незачем, – сказал Сквирс, – времени сколько угодно. Обуздывайте свои страсти, мальчики, и не волнуйтесь при виде еды.

Произнеся это нравоучение, мистер Сквирс отрезал большой кусок ростбифа и взглянул на Николаса.

– Присаживайтесь, мистер Никльби, – сказал Сквирс. – А мы, как видите, завтракаем.

Николас не видел, чтобы кто-нибудь завтракал, кроме мистера Сквирса; однако он поклонился с надлежащей почтительностью и постарался казаться бодрым.

– О, молоко с водой, не так ли, Уильям? – сказал Сквирс. – Прекрасно. А теперь не забудьте о хлебе и масле.

При этом новом упоминании о хлебе и масле пять мальчиков пришли в волнение и проводили глазами слугу; тем временем мистер Сквирс отведал молока с водой.

– А! – причмокивая, сказал этот джентльмен. – Как вкусно! Мальчики, подумайте о многочисленных нищих и сиротах на улицах, как бы они этому обрадовались. Ужасная штука – голод, не так ли, мистер Никльби?

– Ужасная, сэр, – отозвался Николас.