На кухне миссис Пенфорд ждала ее с нескрываемым нетерпением. На белом выскобленном столе стояли приготовления к выпечке, искусству, которому Стелла, настоявшая на том, чтобы быть полезной, уговорила миссис Пенфолд научить ее. Сначала эта добрая женщина настояла на том, чтобы Стелла ничего не делала в маленьком доме. Она с ужасающей серьезностью объявила, что такие вещи не подобают такой молодой леди, как мисс Стелла, и что она всегда делала это для мистера Этериджа и всегда будет делать; но не прошло и второго дня, как Стелла выиграла битву. Как сказала миссис Пенфолд, невозможно было устоять перед девушкой, в которой своеволие сочеталось с чарующей твердостью и убежденностью, и миссис Пенфолд сдалась.
– Вы покроетесь мукой, мисс Стелла, и у вашего дяди будет несварение желудка, мисс, вот что вы сделаете, – возразила она.
– Но мука сойдет, и дяде некоторое время не нужно есть пироги и пудинги; я их съем, я не против несварения желудка, – заявила Стелла и сделала восхитительно пикантный маленький передничек, который завершил завоевание миссис Пенфолд.
С песней на устах она ворвалась на кухню и схватила скалку.
– Я не ужасно опоздала? – воскликнула она. – Я боялась, что вы сделаете все до моего прихода, но вы же не были такой нехорошей, чтобы воспользоваться преимуществом, не так ли?
Миссис Пенфолд хмыкнула.
– Все это чепуха, мисс Стелла, для этого нет никаких оснований.
Стелла, обмакнув руку в муку, героически подняла скалку.
– Миссис Пенфолд! – воскликнула она с видом принцессы. – Женщина, каково бы ни было ее положение, которая не может приготовить джем или яблочный пирог, недостойна имени англичанки. Дайте мне варенье; хотя вам не кажется, что ревень был бы очень хорош для разнообразия?
– Я бы хотела, чтобы вы пошли и сыграли на органе, мисс Стелла, и оставили ревень в покое.
– Человек не может жить музыкой, – возразила Стелла, – его душа жаждет пудингов. Интересно, чего жаждет душа дяди – варенья или ревеня? Я, пожалуй, пойду и спрошу его, – и, уронив скалку, которую миссис Пенфолд успела поймать до того, как она упала на пол, она вытерла рукой пятнадцатую часть пола и побежала в студию.
– Дядя! Я пришла, чтобы изложить тебе конкурирующие претензии на ревень и клубничный джем. Одно сладкое и сочное на вкус, но несколько приторное; другое свежее и молодое, но несколько кислое…
– Боже мой! О чем ты говоришь? – воскликнул сбитый с толку художник, уставившись на нее.
– Ревень или варенье. Теперь, благородный римлянин, говори или умри! – воскликнула она с поднятой рукой, ее глаза плясали, губы раздвинулись от смеха.
Мистер Этеридж уставился на нее со всем восхищением художника в глазах.
– Ой! Пудинг,– сказал он, затем внезапно остановился и уставился куда-то за ее спину.
Глава 6
Стелла услышала шаги на пороге окна и, повернувшись, чтобы проследить за направлением взгляда дяди, увидела крепкую фигуру лорда Лейчестера, стоящего в окне.
Он был одет в костюм из коричневого вельвета, облегающие бриджи и чулки, в руке у него был хлыст, которым он преградил вход паре колли, огромному мастифу и скай-терьеру, последний лаял с яростным негодованием из-за того, что его держали снаружи.
Даже в момент удивления Стелла ощутила внезапный неохотный трепет восхищения изящной фигурой в облегающем бархате и красивым лицом с темными глазами, смотревшими на нее с серьезным, почтительным вниманием.
– Сидеть! – сказал он. – Вернись, Лисица!
Затем, когда они отступили, и большие собаки с терпеливым послушанием бросились на тропинку, он вошел в комнату.
– Прошу прощения, – сказал он, стоя перед Стеллой, склонив голову. – Я думал, мистер Этеридж один, иначе я не вошел бы так грубо.
Когда он говорил тоном самого почтительного уважения и гордого смирения Стелла, по-девичьи, заметила, что он даже не осмелился протянуть руку, и, конечно, самодовольная улыбка и уверенные манеры мистера Адельстона контрастировали в ее сознании с этим величественным, благородным смирением.
– Не извиняйтесь, это не имеет значения, – сказала она, чувствуя, что ее лицо покраснело, а глаза потупились.
– Правда? Я прощен, – и он протянул руку.
Стелла скрестила руки за спиной, когда он вошел, с инстинктивным желанием скрыть свои обнаженные руки в муке, но теперь она протянула руку на несколько дюймов и подняла ее с улыбкой.
– Я не могу, – сказала она.
Он посмотрел на белую руку, вылепленную так красиво, что скульптор вздохнул бы над ней в отчаянии от своей неспособности подражать ей, и все же протянул руку.
– Я не имею ничего против муки, – сказал он не так, как сказал бы мистер Адельстоун, а просто, естественно.
Стелла протянула ему один маленький конический пальчик, он взял его и подержал мгновение, глядя ей в глаза с улыбкой; затем он отпустил его, не сказав ни слова банального комплимента, но молча, и повернулся к мистеру Этериджу.
– Совершенно безнадежно просить вас простить меня за то, что я вас отрываю, я знаю, поэтому я не буду, – сказал он, и Стелла заметила, что в его голосе была откровенная искренность, почти мальчишеская, но полная уважения. Ей сразу показалось, что он знал и уважал старика с тех пор, как тот, Лейчестер, был мальчиком.
– Как поживаете, милорд? – сказал мистер Этеридж, протягивая ему свою длинную тонкую руку, но все еще как бы удерживая ее на своем любимом мольберте. – Выгуливаете собак? Они безопасны? Будь осторожна, Стелла!
Потому что Стелла стояла на коленях посреди них, подружившись с огромным мастифом, к большому ревнивому отвращению остальных, которые буквально толпились и толкались вокруг нее.
Лорд Лейчестер огляделся и на мгновение замолчал; его глаза были прикованы скорее к коленопреклоненной девушке, чем к собакам. Затем он вдруг сказал:
– Они полностью безопасны, – а затем добавил для Стеллы, – они абсолютно безопасны, мисс Этеридж.
Стелла повернула к нему лицо.
– Я не боюсь. Я бы так же быстро подумала о том, чтобы укусить их, как они мечтали бы укусить меня, не так ли? – и она положила огромную голову мастифа себе на колени, где она лежала, а его большие глаза жалобно смотрели на нее, когда он лизнул ее руку.
– Боже мой, как их много! – сказал мистер Этеридж, который любил собак – на холсте.
– Мне не следовало приводить их, – сказал лорд Лейчестер, – но они будут совершенно спокойны и не причинят вреда, уверяю вас.
– Мне все равно, если они не укусят мою племянницу, – сказал мистер Этеридж.
– Этого можно не опасаться, – тихо сказал он, – иначе я не позволил бы ей приближаться к ним. Пожалуйста, продолжайте свою работу, или я буду думать, что я вам мешаю.
Мистер Этеридж указал ему на стул.
– Не хотите ли присесть? – сказал он.
Лорд Лейчестер покачал головой.
– Я пришел попросить вас об одолжении, – сказал он.
Мистер Этеридж кивнул.
– Что это?
Лорд Лейчестер рассмеялся своим редким смехом.
– Я дрожу в своих ботинках, – сказал он. – Мой язык прилип ко рту от волнения…