Кракен

– Занимается спрут-культом.

– Ясно. То есть дрыхнет.

Коллингсвуд уже видела методы Варди. Он обходил Лондон, допрашивал информаторов. Постоянно прочесывал Интернет. Иногда хаотично и сосредоточенно шел по следу от книги к книге, читая абзац в одной, отбрасывая и хватая другую из расползающейся свалки на столе или вскакивая и отыскивая книгу в шкафу перед собой, читая по пути назад, – и уже дочитывал, когда садился. Он как будто находил единую увлекательную историю, разбросанную по бессчетным книгам. А еще он все пропускал через себя. Сидел, сложив пальцы домиком перед губами, с закрытыми глазами. Иногда покачивался. Проваливался в забытье и оставался так на минуты, а то и час.

«Как думаешь, что значат эти кости панголина?» – спросит его Бэрон о какой-нибудь возникшей секте чудиков, или: «Есть идеи, что жрица имела в виду под «жезлом крови?», или: «И как мы думаем, где они принесут в жертву мальчика?».

– Не уверен, – ответит Варди. – Есть пара идей. Надо подумать. – И его коллеги затихали, а Коллингсвуд – если была рядом – делала жест «опять выеживается» или делала вид, что сейчас разольет на него чай, или еще что.

Так он проводил долгое время, в конце концов распахивая глаза и заявляя что-нибудь вроде: «Панцирь ни при чем. Панголины двуногие. Вот в чем дело. Вот почему они похитили танцора…» Или: «Гринфорд. Ну конечно. Раздевалка какого-нибудь заброшенного бассейна. Быстрее, у нас мало времени».

– Он не может сдвинуться в деле спрута, – сказал Бэрон. – Последний раз, когда я проверял, он сидел с заметками о консервации Арчи и кучей статей по метаболизму кальмаров. И какими-то брошюрками по экспедиции «Бигля».

Коллингсвуд подняла брови.

– А я ничего не могу разнюхать о заварухе в Патни, – сказала она. – Слишком много всего творится. Из-за этого гребаного кальмара все на нервах. Не поверишь, сколько звонит психов.

– Как сама справляешься?

Коллингсвуд издала неприличный звук.

– Отвали, начальник, – сказала она. Она не рассказала о своем новом повторяющемся кошмаре – как ее выбрасывают из машины, как она затем летит в кирпичную стену.

– Но это точно по нашей части, то, что там, в Патни?

– Если бы я ставила бабло, – сказала Коллингсвуд. – То уж с такими-то синяками… – С шлепаньем воды о каменный берег беспокойно билось тело. Это был журналист, специализировавшийся на трудовом рынке, которого как будто раздавили. Убийство передали ОПФС, когда патологоанатом обратил внимание, что четыре раны тупым предметом на груди немного напоминают следы ударов невозможно большим кулаком.

Бэрон глянул на свой экран.

– Письмо от Харрис.

– Ну что, я была права? – спросила Коллингсвуд. Она выдвинула теорию, что труп, найденный в подвале, – «Забей пока на эту тему «тело-не-влазит-в-сраную-склянку, босс», – не связан с делом о кальмаре. Что в реальности это какая-то стародавняя мокруха из эзотерических бандитских разборок, на которую Билли наткнулся в момент обострившейся чувствительности. «Ведь у него что-то есть, – говорила она. – Какой-то нюх. Может, на стрессе учуял».

– Ха, – сказал Бэрон и откинулся на спинку. – Ну ладно. Тебе это понравится, Кэт. Ты права.

– Чего? – Она так подскочила, что расплескала кофе. – Да ни фига. Правда, что ли?

– Харрис говорит, что тело поместили в эту бутылку, по ее оценкам, добрых сто лет назад. Так долго оно там маринуется.

– Твою-то мать. Вот это поворот, а?

– Ты погоди. Это еще не все. Есть одно «и». Или, возможно, лучше сказать «но». Существует какой-нибудь предлог, который обозначает и то и другое?

– Трави уже, начальник.

– Итак, это тело консервировалось в течение века. Но-слэш-и. Слышала про Джи Джи Аллина?

– Это что еще за хрен?

– Без понятия. К счастью, у доктора Харрис талант гуглить. Тут сказано, Джи Джи Аллин был музыкантом. Впрочем, также сказано, что это очень вольная трактовка слова «музыкант». Восхитительно. Тут сказано, «скам-рок». Сам-то я больше по «Квин». «В первом ряду стоять не захочется», – пишет Харрис. Так или иначе, он умер лет десять назад.

– И что?

– И то, что, пожалуй, не стоит упускать из внимания тот факт, что на одной из татуировок нашего покойника написано: «Джи Джи Аллин и Мердер Джанкис».

– Ой, блин.

– Вот именно. Оказывается, его засолили за несколько десятилетий до того, как он набил татуировку. – Они переглянулись.

– Ну и мне что, узнать, кем он был?

– Нет нужды, – сказал он. – Есть совпадение. Он в базе данных.

– Что?

– Пальчики, ДНК, весь набор. Этому ДНК должно быть сто лет, но годом рождения указан 1969-й. Имя – Эл Адлер. Он же – еще всякая чепуха. Любят же они клички.

– И за что его брали?

– Ограбление. Но он отбывал как обычный зэк только благодаря заключенной сделке. Первоначальное обвинение – из другого разряда.

Полицейские коды для нелегального колдовства. Адлер совершил кражу со взломом с помощью эзотерических средств.

– Сообщники?

– Начинал на вольных хлебах. Один раз подхалтуривал у ковена в Детфорде. А последние четыре года рабочей жизни, похоже, провел на полной ставке у Гризамента. Исчез, когда умер Гриз. Гриза-сука-мент, а?

– Это было до меня, – сказала Коллингсвуд. – Никогда с ним не встречалась.

– Не напоминай, – сказал Бэрон. – Должно быть незаконно быть настолько моложе меня. Он был ничего, Гризамент. В смысле, никогда не знаешь, кому можно доверять, но он нас выручал несколько раз.

– Я так и поняла. Этот крендель всплывает то тут, то там. Ну и чем конкретно он занимался?

– Чем только не, – сказал Бэрон. – Везде поспел. Можно сказать, большой игрок. И после его смерти все полетело в тартарары. Он хорошо уравновешивал ситуацию.

– Ты вроде бы говорил, он умер не из-за…

– Да-да, нет. Без шума и драмы. Он заболел. Это знали все. По секрету всему свету. Но вот что я тебе скажу: похороны у него были просто чертово загляденье.

– Ты там был?

– А как иначе.

Столичная полиция не могла пройти мимо такой важной смерти. Такой разрекламированной панихиды. Подробности того, где и как состоится прощание с Гризаментом, приходили в настолько неприкрытых утечках, что скорее были приглашениями.

– Как вы это обставили? – спросила Коллингсвуд. Бэрон улыбнулся:

– Не самая компетентная слежка. «Ой-ой-ой, вы только посмотрите, нас все заметили, ах, какие же мы неумехи». – Он покачал головой.