На людях. Рассказы

– Как, Хорек, дела? – крикнул Девушкин, подойдя к гаражу. Если бы он вдруг захотел промолчать, то ничего, наверное, из этого не получилось бы: привык, два года уже «как, Хорек, дела, как, Хорек, дела»…

Семен не отзывался на прозвище. Девушкин открыл гараж. В понедельник – это завтра – Семен уходил в отпуск, Девушкин вчера случайно узнал это от Чебыкина. Значит, завтра Семена не будет. Как это здорово! «Широка страна моя родная, – на радостях запел Девушкин вполголоса, – много в ней лесов, полей и рек. Я другой такой страны не знаю, где так вольно жил бы человек».

Девушкин проверил уровень масла в двигателе, подтянул ремень на генераторе, хотел еще посмотреть фильтр… В дверях стоял Семен. Он никогда не заходил в гараж. Девушкин насторожился.

– Что, Хорек, соскучился? – Девушкин не хотел ругаться с Семеном, все как-то само собой получилось, вырвалось.

Семен не сразу ответил: он испытующе смотрел в глаза.

– Ты когда кончишь придуриваться? Придурок! – спокойно повел себя Семен, что было на него не похоже.

– Что ты, Хорек, ругаешься? – Девушкин не знал, как и вести себя. Все было так неожиданно. – Что, Хорек, скажешь? – улыбнулся Девушкин.

– Когда заткнешься, скотина? – Семен не шутил, был не в себе.

– Ты сам скотина!

Семен что силы ударил по машине, по багажнику. В руке его, похоже, что-то было.

Девушкин схватил лежавшую в углу монтировку и подбежал к Семену. Облицовка на багажнике была примята.

– Что, получил? – спросил Семен, нагло улыбаясь; развернулся и спокойно вышел из гаража.

– Хорек, еще раз появишься в гараже – я тебя прибью! – закричал Девушкин и бросил монтировку в угол, откуда взял. С монтировкой оно как-то было надежней.

Надо было что-то делать, дать понять Семену, что его никто не боится, сбить с него спесь. Но как? Расстроенный Девушкин вышел из гаража.

– Эй, Хорек! Хорек!

Семен не отзывался.

– Хорек!

– Придурок! – послышалось из гаража, и скоро появился Семен. – Ты когда заткнешься? Гнида!

– Ты что, Хорек, белены объелся?

– Я тебе покажу белены объелся! – взревел Семен.

Он тяжело дышал. Глаза его были широко открыты, рот перекошен – сумасшедший. Он был уже совсем близко. «Бежать? Но это означало бы «струсил». Но только не это! Да и поздно…» – не знал Девушкин, что предпринять. В последний момент Семен одумался, ушел к себе в гараж.

Девушкин сидел в машине, никак не мог прийти в себя от случившегося. Повезло. Но везение – вещь ненадежная. Семен совсем озверел. Он опять был не в настроении. А когда у него было настроение? Если он и улыбался, то через силу. Глаза его совсем не смеялись. В гневе он был страшен. Лучше его было не трогать. Девушкин не хотел связываться с Семеном, но словно кто за язык тянул: Хорек и Хорек. И как долго это будет продолжаться, Девушкин не знал. Опять задергался глаз. Девушкин включил зажигание и выехал из гаража. У Семена в гараже играла музыка.

Прошло три дня, как Семен уехал к теще; Девушкин не мог нарадоваться. Утром он спокойно выезжал из гаража – ни крика, ни ругани. Благодать! Но эта благодать была только на две недели. Семен никуда не делся, через две недели приезжал – и опять все с начала… «Как дела, Хорек?» – «А пошел ты…» Семен не скупился на выражения.

Девушкин купил все из продуктов, что наказывала жена, и шел домой. Завтра Семен выходил на работу. Девушкин не хотел об этом думать, портить себе настроение: все равно ничего изменить было нельзя. Отступать от своего, потакать Семену Девушкин не собирался. Будь что будет!

– Привет!

Это был Терехов из горгаза.

– Здорово! – кивнул Девушкин.

– Подожди, – остановился Терехов. – Слышал? Семен скончался. Я сейчас с кладбища.

– Какой Семен? С какого кладбища? – ничего не понимал Девушкин.

Когда Терехов все объяснил, он долго не мог поверить в случившееся. Очень уж все было неожиданно и неправдоподобно. Семен, по словам Терехова, у тещи перепил – и сердце не выдержало нагрузки. Семен, оказывается, был сердечник. Кроме того, у него была больная печень. Когда пришло сообщение о смерти, Валентина, жена его, была пьяная. Она неделю пила, не просыхала. Семена хоронили соседи, с работы были.

.Хвост пистолетом

Утром выпал снег. Было прохладно, совсем не похоже на весну. Как в Покров. Зинаида, крупная женщина с печальными глазами, бухгалтер в пенсионном фонде, ходила уже с болонкой, а была черная, бойцовской породы. собака с тонким веревкой-хвостом.

– Не бойтесь, – с улыбкой на лице говорила Зинаида.

Он и не боялся, на собаке был намордник. Но все равно собака есть собака, какой с нее спрос. Да и с владельца бывает, что тоже спросить нечего. Сколько случаев было, покусала собака – и нет виноватых.

Сергей прошел в желтой дорогой дубленке. Невысокого роста, худощавый, каким и был. Говорили, что у него в Москве две большие квартиры, дача. Попросить бы денег, что там для успешного предпринимателя тысяча-другая в рублях. Шутка! Ничего он просить, конечно, не собирался. Да Сергей и не даст, скажет: может тебе банковскую карту еще дать? Много вас таких. Когда Сергей работал еще на компрессорной, 70-80-е годы, если одалживал кому, только с процентами, точно ростовщик. И это в советское время… Проценты. Дико тогда казалось. Мужики даже хотели его побить. Не любили его в цехе… Он уж не помнил, из-за чего, но точно не из-за процентов, сошелся тогда с Сергеем. Сергей получил свое, он был на голову выше Сергея, крупнее. Неспокойное было время. Дефолт. Не выплачивалась зарплата. Непонятная приватизация. Какие-то ваучеры. Акции. Все было в диковинку. Сергей стал скупать акции, потом и ваучеры. Скоро рассчитался, уехал в Москву и вот вернулся. Надолго? Он в прошлом году рассчитался, ушел с компрессорной, с мастером, поругался, да и, признаться, надоело вот так на одном месте, одни и те же лица… Пока работал в торговом центре у Ходыкина электриком. Зарплата небольшая, чуть больше средней пенсии по стране. Лучше, конечно, чем ничего. На заводе тоже мужики жаловались, мало платили. Кризис.

В киоске «Хлебушко» – напротив алкомагазина «Лион» – был «технический перерыв», висела табличка. Григорий ровно в 12, можно часы сверять, вышел из дома. Видный мужчина. На пенсии. Пенсия 30 тысяч, говорит. Чего смеяться! Сварщик – пенсия 30 тысяч! Ладно были бы награды. Да и как работник-то он был неважный, Генка рассказывал, как он работал, все больше сидел, лясы точил. 30 тысяч! За что? Болтун. Говорил еще, что купил иномарку на пенсию. Он не видел, чтобы Григорий ездил. 30 тысяч! Загнул! У ветерана войны такой пенсии нет.

– Привет.

– Привет.

– Как оно (жизнь)?

– Да ничего.

Генка был с женой, куда-то торопился, так бы, конечно, рассказал что-нибудь, мужик словоохотливый.

Санька куда-то заковылял, пьяный на улице уснул, был сильный мороз, лишился ноги. На заводе работал токарем, говорят, хороший был токарь. Спился. Взаймы все просил: «Дай 10 рублей. Отдам». И так каждый раз. Он дал тогда 100 рублей, как бы авансом, чтобы больше не просил. И Санька больше не просил; жил в церкви, снег убирал, батюшка приютил из жалости.

Городок был маленький, 17 тысяч населения. Чуть ли не каждый второй знакомый.

О-о-о… Валентина… В норковой шубе… Кажется, это было давно, лет сто прошло, и было ли вообще.

Как не было? Как сейчас: парк, он и она… Она вдруг побежала в глубь парка. Он пошел искать, не нашел. Она сама вышла. Он потом спросил, зачем она это сделала. «Хотела узнать, будешь ли ты меня искать», – отвечала она. Странное желание.

О Жирковых из третьей квартиры он знал немного – пьющая семья. Дочь Ольга училась на повара. Он поднимался к себе на третий этаж. Ольга: «Дай закурить». И тут он вдруг понял, что это судьба, стал ухаживать за Ольгой, даже писал стихи. С Валентиной он больше не встречался. Ольга только смеялась: «Разные мы. Я курю… Будешь жалеть». Он и слышать ничего не хотел: ты хорошая, лучше всех. Вышло, как Ольга говорила. Уже в первые годы совместной жизни она все где-то пропадала, приходила навеселе. Дальше все хуже. Ольга уже нигде не работала, ходила с каким-то слесарем. Он подал на развод. Ольга скоро вышла замуж за Семенова. Так мужик ничего, только страшный матерщинник, грубиян. Он сошелся с некой Ларисой, тоже как Ольга, не лучше. Потом была Катька.

Женись он в свое время на Валентине, ходил бы сейчас в дубленке и горя не знал.

Опять эта женщина в темных очках! Эти ее темные очки… Очки тут, конечно, были ни при чем. Встреча с женщиной в темных очках не обещала ничего хорошего, бывает же такое. Вчера он специально, чтобы не встречаться со страшной женщиной, пошел через рынок – и опять эти темные очки… Детектив. Кажется, пойди он другой дорогой, все равно бы попался. Так надо. Только кому? Он был не в восторге. Но кто-то же организовал эту встречу. Программа. Мир как большой компьютер.

До масленичных гуляний – 20 минут. Он пошел в столовую. «Ключ у кассира» – была табличка на туалете. В зале за столом у окна женщины друг другу что-то доказывали, уже пообедали, тарелки были сложены одна в другую. Женщину в красной кофте он где-то видел. Знакомая? Нет, показалось. Борща не было. Он взял рассольник, рыбу без гарнира. Женщины уже ушли. Рассольник был не похож на рассольник, мало было специй. Рыба тоже какая-то… Лучше бы и не заходил, только потратился.

На площади было многолюдно, гремела музыка. На сцене уже плясали. Высился шест с подарками; стояло чучело зимы для сожжения. Все как в масленицу. Пахло шашлыком, были блины, мед, попкорн. Шумно было, как-то бестолково. Мастер с женой тут стояли. Была и Софья, соседка, все спрашивала при каждом удобном случае, не женился ли еще… «Не нашел ту, единственную…» – отшучивался он. Признаться, он и не искал. Домой! Домой! Было не до масленицы, блинов. Подороге он зашел в магазин за рыбой. В витрине сельдь была хорошая, а вот из холодильника гнилая.