На людях. Рассказы

– Ну что? Начнем! – насупившись, сердито крикнул Чазов. – Я буду на машине стропить, ты – укладывать.

Чазов выгадывал: укладывать квадрат было сложнее, чем стропить, но Шурик не стал спорить. Кому-то надо и укладывать. К тому же Чазов – старший и по годам в отцы годился.

– Ну куда ты?! Майна! – сердился Шурик, когда Зина не выполняла команду, сама опускала груз.

Шурик работал на совесть. Даже самая черная, неблагодарная работа выполнялась им добросовестно. Он не хотел, чтобы кто-то говорил, что он лентяй, такой-сякой. Было душно. Градусов сорок на солнце. Один Шурик сходил бы в цех, остыл, не стал насиловать себя, а в бригаде – надо работать. Уйти – это было бы неэтично, не по-товарищески. Час работы – 10—15 минут перекур. Но час еще не прошел, и надо было работать.

– Перекур! – вот наконец подал команду Чазов.

Бригада распалась. Чазов пошел в слесарку. Шурик пошел к себе, в каптерку. Через десять минут он вышел из цеха. Зина сидела в тени у крана, но, похоже, никуда не уходила. Разгрузку квадрата можно было ускорить. Стропить по несколько штук, Шурик в каптерке думал об этом. Времени зря не терял. Прошло минут пять. Чазов все не выходил. Непорядок. Шурик пошел вдоль крановых путей, попинал шпалы, он все думал о своем предложении, как быстрей разгрузить квадрат. Это было бы здорово! Чазов вышел из цеха. Он что-то напевал вполголоса.

– Андрей Андреевич, – подошел Шурик, кусая губы. – Можно быстрее выполнить работу. Взять троса, выгружать пачкой. Экономия времени.

– Нам не нужно пачкой! – сказал как отрезал Чазов. – Клещами оно безопасней. Тише едешь – дальше будешь.

Шурик догадывался, почему Чазов не захотел работать с тросами: невыгодно было быстро. Чазов хотел до обеда протянуть с квадратами. А может, он оттого отказался работать с тросами, что не он это придумал. Обидно.

– Ну куда ты?! Зачем опускаешь? Будет команда – тогда и майнуй! – злился Шурик. – Твое дело – исполнять команду, – уже спокойней продолжил он. – Что я тебе скажу, то ты и должна делать.

– Что такое? – забеспокоился Чазов, вытянув сухую, жилистую шею.

– Да ничего, – отмахнулся Шурик. – Все нормально.

– Ну, значит, будем дальше работать, – для себя вполголоса ответил Чазов, обливаясь потом.

Вчера он перебрал со спиртным, был на дне рождения у сына. Не помнил, как и до дома дошел.

– Давай покурим! – психанул Чазов, закуривая.

Еще надо было работать, час не прошел. Шурик только разработался – и перекур. Чазов – старший, командир, его слово последнее.

Чазов не пошел в цех, сел в тени у стеллажей на доски. Шурик лег на доски, вытянулся во весь рост. Отдыхать так отдыхать, чтобы с комфортом, закрыл глаза.

Он думал, как хорошо было бы съездить во Францию, а то и жениться на француженке. Вот тогда бы он утер нос Ярославцеву-насмешнику, мастеру.

– Вставай давай! Чего лежишь? – совсем рядом прошипел Чазов. – Тут вон начальство ходит.

– Ну и что? Пусть ходит.

Шурик все же поднялся. Он никак не мог понять, почему нельзя лежать. Какая разница – что сидеть, что лежать. Перекур. Кому какое дело? Нельзя звонить, нельзя лежать… Лагерь какой-то. Прошло 15 минут. Чазов все сидел.

– Пойдем работать? – не выдержал Шурик. – Если бы стропили, давно бы закончили, – на всякий случай добавил он.

Чазов ничего не ответил. Зина пошла на кран. Еще один час работы. Последний. Чазова мутило, в горле все пересохло, мучила жажда. Шурику все было нипочем, работал легко, играючи. Молодой. После работы, когда машина уехала, Шурик еще сделал гимнастику, размял не задействованные в работе мышцы и пошел в цех. В цехе он позвонил Витьке насчет баскетбола, напомнил, что завтра игра, потом нашел Капустина, предупредил, чтобы пока не включал ножницы, надо смотреть. В каптерке Шурик включил радио. Генка, токарь, ввалился. Невысокого роста, коротышка. Бойкий малый.

– Чего надо? – строго спросил Шурик.

– А тебе чего надо?

– От тебя мне ничего не надо, – спокойно ответил Шурик. – Что с тебя возьмешь.

– …Кроме анализа, – усмехнулся Генка.

– Это ты про себя говоришь? Ну ладно. Чего надо? Зачем пришел?

– Дай денег.

– Извини, ничем помочь не могу. Сам без денег. Ты дома так же врываешься, как ко мне?

– Так же.

– Ну тогда с тобой все ясно…

– Надо идти болты точить. Срочно.

Генка ушел. Был уже обед. Шурик с Комаровым пошли в столовую.

После обеда Шурик взял у Пашки ножовку по металлу распилить трубу, вытащить старый кабель, пропустить новый для насоса. Полотно было старое, беззубое, да и пилить было неудобно, труба была у самой стены. Шурик сломал полотно. Можно было отрезать трубу резаком. Надо было Топоркова просить. Человек нудный. Грубиян. Эти его глупые вопросы: зачем, почему? Не любил так Шурик. Он не для себя старался, для производства надо было. Топоркову было на все наплевать. Шурик кусал губы, нервничал.

Топорков сидел в курилке. Работы у него было мало, случалось, что и по полсмены сидел, скучал. Шурик хотел было по-хорошему:

– Володя, трубу надо отрезать.

– Иди режь! Что я тебе – не даю? – усмехнулся Топорков.

– Там ненадолго. Я ножовкой пилил. Полотно сломал. Надо резак.

– Бери. Знаешь, где стоит.

От такой наглости Шурик так сразу не нашелся, что ответить, угрожающе заводил ртом туда сюда.

– Володя, ты мне трубу отрежешь? – поинтересовался Шурик. – Что тебе, трудно сказать?

– Ты говоришь, что тебе резак надо. Бери.

– Мне нужен ты – с резаком. Трубу отрезать. Кабель протянуть для насоса. Понял?

– Нет, – притворялся Топорков, разыгрывал комедию.

– Ну что, мне идти к мастеру? Идешь? – последний раз спросил Шурик.

– Сейчас приду. Дебил несчастный. Идиот! Засранец! – громко ругался Топорков.

В туалет Шурик ходил не чаще других. Последнее время «по-большому» он все больше дома ходил.

Когда Топорков отрезал трубу, Шурик выговаривал:

– А ты ругался. Работы-то на пять минут. Раскричался.