Грустные размышления об ушедшей эпохе

Еще вот так называемый просвещенный 19-й век столь безнадежно во всем породил абсолютное безверие в высшие силы, наделив человеческий разум вовсе-то изначально ему нисколько не свойственной самой уж безупречной непогрешимостью.

Причем все это вполне так однозначно произошло именно из-за самого безотчетного самовозвышения культуры на некий «Эверест», где лишь избранным и было дано… попросту и впрямь предоставлялось никем и нечем неоспоримое право безвозмездно (в силу одних лишь свойств возвышенной души) употреблять ее сколь так и впрямь живительный кислород.

А чего ведь тогда всем тем остальным простым смертным?

Ну так им для полнейшего счастья только и надо было… значит, одно на всех общее корыто, ну, а кроме того и весьма простенькое массовое искусство.

Потребовалось довольно-то длительное время да и самый конкретный и совершенно зримый пример, дабы духовная элита и власть предержащие, безусловно-то, вполне доподлинно поняли, что как следует его не наполнив, они сколь многим при этом до чего только явно рискуют.

Однако для принципиально так вполне достоверного понимания данного факта их еще надобно было буквально до самых же чертиков раз и навсегда напугать.

Да только, как то полностью вот вполне наглядно видится автору этих строк, для вполне этак более чем стоящей полноценности эффекта до чего только еще непременно хватило бы и очень даже многих относительно мирных забастовок.

Так, что вовсе не было в том до чего и впрямь бескрайне суровой необходимости в том самом до чего безнадежно уродливом создании некоего великого псевдосоциалистического монстра.

Причем теоретическая база для всего его жития-бытия была именно ведь еще первоначально создана как раз-таки теми-то самыми широкими кругами общественной мысли, и лишь затем только была она узурпирована малой группкой псевдосоциалистических монстров во главе с Ильичом.

И это уж именно те, кто сколь

всенепременно желают все народное добро по-своему безо всякого остатка разом перераспределить, лучше всего, затем и поделят все ими на скорую руку безжалостно, скрупулезно награбленное…

И никто ведь из них это снова вот теперь всенепременно чье-то всецело личное добро в то самое более чем эфемерное абстрактное народное пользование совершенно не отдаст – вовсе не та это людская порода.

Да этого точно у них никак при всем желании никак не отнимешь!

Зато про всякие и впрямь-то неизменно легко достижимые общественные блага они до чего только мужественно и стойко и вправду ведь умеют языком своим безо всяких же костей попросту безостановочно молоть.

Да вот, однако, нисколько ведь не преумножать их при помощи каких-либо своих действительно стоящих того интеллектуальных усилий.

Однако при этом самое насущное моральное обоснование для абсолютно любых своих насильственных действий у всей этой разношерстной шушеры неизменно зиждилось на безапелляционном пыле восторженной, и порою излишне принципиально воинственно либеральничающей интеллигенции.

Она нисколько так действенно и вдумчиво вовсе-то не сопротивлялась всей той революционной этике именно в силу своих собственных крайне так обличительно речитативно безжалостных убеждений.

В них попросту полностью всецело преобладала правда книжных истин, беспредельно, однако, между тем весьма далеких от обыденных реалий быта совершенно так почти повсеместно невежественного народа.

Он ведь не был способен проснуться, раз уж он никогда и не спал, а только лишь жил он тем, чем он жил, а спала и дифирамбы себе под нос в сладком сне пела именно восторженная интеллигенция, и этот-то ее сон и обернулся для всего народа вековым кошмаром осатанелого идеологического маразма.

И все это предстало именно в подобном виде только лишь разве что потому, что по представлениям ревностно революционно настроенных демагогов, богатство неизменно находится в руках сильных, что только лишь то и делают, что до чего беззастенчиво и беспрестанно угнетают всех слабых и немощных.

Ну, а из этого следует, что у них его и впрямь-то полагалось с ходу отобрать, дабы максимально вот промеж всех сирых и обиженных на скорую руку разом перераспределить.

Понимания того, что эдаким путем только лишь всецело растравливаются кровожадные стадные инстинкты, у тех благодушных дореволюционных доброхотов попросту не было даже в помине…

Они хотели добра и только добра, а уж всеми силами достичь его они сколь бесцеремонно намеривались, именно измазав массы в безудержно всеобильной крови всех их давнишних и кровных да вот еще и более того… вековых угнетателей.

Ох уж это немыслимо цепкое до всяческих мелких фактиков лицемерие, до чего только незыблемо заключавшееся в самом бездумном братании с идеалами, выношенными на щите еще теми кое-кем до чего идиллически воспетыми историческими личностями, а именно Робеспьером, а еще и ранее тем же Кромвелем.

И это именно оно и сослужило России самую ужасную службу, собственно и оказавшись одним из тех наиболее важных факторов, превративших ее в некий новый Египет, хотя она всегда сколь искренне жила светлой мечтой являть собой лик Третьего Рима, то есть попросту быть более чем во всем естественным продолжением Византии.

Это ее явное перерождение проистекало, собственно говоря, только оттого крайне так непритязательного обстоятельства, что людей вполне вот всерьез возжелали возглавить, взнуздать и отправить по тому крайне нужному кому-то навеки вечные безупречно «правильному» пути.

Ясное дело, что подобная безоглядно и безапелляционно идейная тенденция ничего хорошего… кроме разве что чего-то беспредельно плохого, в самой себе нисколько так вовсе уж не несла…

Вот бы и впрямь-то понять всем тем горе-воякам со всяким великим общественным злом, всю несусветную разницу между добром всецело отлаженным и подогнанным к действительности и его полнейшим антиподом, наилучшим из всех орудий Сатаны ВЕЛИКОЙ ЛЮТОСТИ благом, сплошь нашпигованным лихостью и ухарством, а главное, еще и предначертанном всем, безостановочно, насильственно, сразу.

А между тем писатели гуманисты, такие, например, как Сергей Довлатов всегда уж стремятся донести до нашего сведения на страницах своих книг искрящуюся собственным светом мысль о том, что в принципе-то совсем невозможно как следует, обустроить все наше житейское бытие на крайне зыбкой основе излишне всецело прекраснодушных, аморфно праведных логических доктрин.

На чистой от буквально всяческой житейской грязи бумаге они, может, и вправду выглядят весьма заманчиво, но жизнь – это река, а вовсе не костер и уж тем более не доменная печь.

Так что, чем ближе оно отныне еще окажется к тому самому сверкающему в ночи искрами очистительному огню, тем только подалее оно, в конце концов, собственно, будет от всех тех вполне вот, кстати, естественных норм общественной жизни.

Прекрасные идеалы хороши разве что как далекие маяки в том самом исключительно одиночном, а никак не в том насильственно наскоро предпринятом общественном «заплыве» по совершенно безбрежному морю нашего буквально-то всеобщего (пока еще) невежества.

Ну, а когда уж их путем бездушных логических умозаключений, изощренно и искусственно приближают к безмерно суровой обыденной реальности, они ведь сколь неизменно нас еще приведут к одним лишь и только рифам всеобщей житейской разрухи.

Поскольку безнадежно утяжеляющие ходьбу по слякоти повседневных невзгод вериги идеалистически идейно верного восприятия жизни, безусловно-то, более чем явно утянут нас за собой во всепоглощающую бездну безумного, несусветно осатанелого зла.

Причем, самой несомненной и неотъемлемой первоосновой всех этакого рода весьма вот сомнительных общественных начинаний всегда неизбежно являются именно ведь подобного рода до чего и впрямь бесполые порывы чьих-то безудержно благонравственных душ, что попросту, совершенно беззастенчиво, стремятся пошатнуть все те прежние издревле устоявшееся основы всей-то еще от века существующей вселенной.

Однако – это уж один разве что высокий ум (безо всяких вкраплений в его внутренней самой сокровенной сути весьма ведь неприглядных черт донельзя самовлюбленного эгоизма) и будет вполне еще способен ниспослать всему этому миру то самое сколь безвременное великое всеобщее благоденствие.

Правда, подобным образом все это будет только лишь в том единственном случае, если уж он действительно окажется, полностью основан на принципах, полнейшего ведь, значит, осознания всех недюжих сил всесторонне развитого интеллекта, а не только горячего, и зачастую совершенно бессмысленно безрассудного сердца.

Именно этакий разве что (коллективный) разум, собственно, и создаст еще не одну же ни с чем, что было ранее вовсе-то несопоставимую разруху, и прежде всего именно в головах.

Да нет, он-то и создаст то самое, куда исключительно более справедливое общество, использовав весь имеющейся задушевный энтузиазм в его наиболее разумном ключе, а именно в смысле вящего сострадания ко всякому ближнему своему.

При этом крайне важно вполне осознавать отчего – это именно все его страдания, собственно, и берут свое начало, причем и тогда нисколько не рубить с плеча обрубая канаты, от века, связывающие общественную жизнь со всем тем и вправду же надежным причалом, на котором явно зиждется всякая законность и справедливость.

Причем всю бессердечную несправедливость совершенно неправого общественного мироустройства полностью так извести сможет одно лишь всестороннее просвещение, и именно поэтому его столь неистово опасались буквально-то все вездесущие мракобесы той ведь самой, давно уж ныне, как бы это, ни было печально, бывшей Российской империи.

Что до тех чрезвычайно мгновенных и молниеносных перемен, то все вот те адски жаркие, словно же угли глаза всех тех, чьи сердца были целиком и полностью разом изъедены пламенем бесовской революции…

Нет, уж то далее были вовсе ведь никак не настоящие люди, а только лишь черные тени былых людей.

Все то, что они сотворили со своею страной, и близко так не имело никакого, собственно, вообще вот отношения к каким-либо более чем явно новообретенным житейским свободам, а только-то к самому безусловному закабалению граждан извечно опричной державы, разве что еще дополнительными, тяжелейшими оковами безукоризненно деконструктивной идеи.