Троглобионт

– Плох тот генерал, который перестает быть солдатом. По мне, мертвый лев гораздо лучше живой собаки.

– Софист, – фыркнул Тихон.

– Отнюдь, Тихон, отнюдь, я практик, поэтому и люблю сам залезать в гущу событий. Можно ведь наблюдать за жизнью со стороны, так как мы сегодня это делали там, – он ткнул пальцем в землю, – Но это всё равно, что жевать бумагу, вместо пирожного или, хотя бы, вот такого сухаря. А вкусные же сухари… не поставить ли нам еще чайку?

Егор встал, ополоснул кружки остатками остывшего кипятку и пошел к озеру, зачерпнуть воды. Так или иначе, пришлось пройти совсем рядом с чудищем. Между его ногами-ластами и кустами оставалась совсем узкая полоска песка. Егор провел рукой по бугристой чешуйчатой коже чудовища и почувствовал мерное сотрясение. У этого, казалось бы, каменного истукана продолжало биться сердце. Егор отдернул руку и отошел в сторону. Зачерпнув чайником воды, он тут же вернулся обратно к столу и обратился к Корверу:

– Я всё же не понимаю, а причем тут этот ящер и вообще…

– Я же начал вам объяснять, вы сами мне не даете этого сделать.

– С этого мгновенья я нем, как рыба, – сказал Тихон и громко захлопнул клюв.

– Я тоже, – добавила Анна, – очень интересно.

– Придется опять зайти издалека. Сначала надо вам объяснить, что такое человек, да и всякое живое существо, – Корвер покосился на Тихона, – разница между ними не такая уж большая, как кажется людям. Люди не понимают главного – двойственности всего сущего. Любое существо живет как бы в двух мирах одновременно и состоит из двух ипостасей, принадлежащих к разным мирам. Одна часть бренна и недолговечна, она для нас как прокатный автомобиль. Она и не принадлежит нам, она собственность того маленького мира в который мы временно опускаемся. Люди считают эту часть главной, но это не так, главной остается частица большого мира, условно называемая душой. В момент рождения, точней – зачатья, две эти части соединяются в единое целое. С этого момента физическое тело, будь оно телом человека, какого-нибудь жучка-паучка или, например, ворона, – Корвер опять посмотрел на Тихона, – это тело становится одухотворенным, живым, оно способно воспринимать и анализировать действительность физического мира, совершать в нем те или иные действия. Вновь приобретенные способности ограничиваются строением полученного тела. Животные обычно не говорят не потому, что физически не могут этого сделать, а потому что это им не нужно и строение их мозга не рассчитано на громоздкий речевой аппарат. Птицы обычно молчат, за исключением ученых попугаев и ворон.

Тихон откуда-то из-под стола достал бельевую прищепку и демонстративно защемил себе клюв.

– Но человеку гордиться этим речевым аппаратом тоже довольно глупо, – улыбаясь продолжил Корвер, – Он лишен многих замечательных способностей животных. Да и вообще, гордиться чем бы то ни было смешно, потому что все различия лежат только в одной составляющей – физической, способности второй составляющей, которую мы назвали душой, у всех практически одинаковы.

– У животных человеческая душа? – не выдержала молчания Анна.

– Можно сказать и так, а можно и наоборот сказать, что у некоторых людей душа животного или овоща, какого-нибудь. Посмотришь иногда на человека – ну, типичный помидор и женился на свекле.

– А ты злой.

– Нет, но я реалист. И реальность такова, что каждый выбирает свою судьбу. Никто никого не заставляет становиться капустой или дождевым червяком, дело это сугубо добровольное. Так вот. Я уже говорил, что посещаю иногда этот мир в образе человека, но я не могу делать это часто. Понимаете, какая штука, с одной стороны душа одухотворяет тело, но с другой стороны, эта душа буквально привязана к этому телу в течение всего времени его существования. Это хлопотно, моя работа не позволяет мне быть столь расточительным. Приходится выбирать варианты попроще.

– Сейчас ты и есть этот ящер?

– Егор, ты схватываешь на лету. Этой крошке всего полгода от роду по вашему времени, и через три дня он погибнет там, где мы с вами побывали. «Если б его песня не была такой короткой, она не была бы такой щемящей». Благодаря даже такому телу я могу ощущать физический мир во всей его полноте. Вы себе не представляете, насколько красивы эти пещеры там, глубоко внизу. Вы пользуетесь этим воздухом, этой водой очень расточительно, вы не отдаете себе отчета в том, как прекрасны: запах сосновой хвои, солнечные зайчики на песке, дым костра, вкус горячего чая. Мне это нужно иногда ощущать, иначе становится тяжело работать.

– Значит это ты, – не отставал от Корвера Егор, – Ты ударил в нашу лодку и убил…

– Егор, не будь таким нудным, я же тебя не обвиняю в том, что ты убил десяток ни в чем не повинных немцев. Скажу тебе, чтоб ты знал, это ведь были даже не солдаты, на самом деле, это строители, рабочие, одетые в военную форму. И знаете, чем они там занимались? Вам обоим это будет интересно, особенно тебе, Аня. Вторую часть дневника Тимофея выкрала из библиотеки немецкая разведка. Вы же знаете, Гитлер очень увлекался всякими таинственными штучками. Немцы построили под часовней секретную лабораторию, с целью изучить моё повторное появление в этом месте. Можете попозже туда наведаться, весьма любопытно. И вот эти ребята, которых вы грохнули походя, делали там маскировочный ландшафтный дизайн.

– Но…

– Не продолжай Аня, я понимаю, что ты хотела сказать. Вы думаете, что убив десять человек из 1944 года, изменили весь ход мировой истории. Ха-ха-ха. Глупая людская самонадеянность. Человек ничего изменить не может, всё это было запрограммировано заранее. А как это произошло, Егор, ты помнишь? Разве ты действовал вполне осознанно? нет, ты плыл по течению. Ты же не мог не защитить своего друга, поэтому ты пошел его искать и защищать, а увидев людей в форме привычного, стопроцентного врага, ты нисколько не усомнился в своём праве их убивать. Задумался ты гораздо позже. Примерно то же самое произошло на озере. Вашу лодку опрокинул не я, а мой сотрудник Курт, кстати, тот самый Курт Хейнер, которого ты ничтоже сумняшеся освободил от обязанностей немецкого офицера. И сделал он это вовсе не из мести, а тоже походя, чтобы защитить меня. Вы же начали стрелять, когда я беспечно выставил голову из воды. Я сам всегда удивляюсь этим механизмам неосознанных действий. Хотя, казалось бы, всё просто, представьте, что вам на лоб сел комар. Вы же сначала прихлопнете его, а потом только будете соображать, хорошо это или плохо.

– А зачем всё это?

– Что зачем, Егор?

– Вот это, что с нами произошло. Тем более, если оно запрограммировано бог знает когда.

– Резонный вопрос, и последний, на который я могу ответить, мне уже пора собираться. Давайте еще чайку на посошок. Как там у нас с чайником?

– Кипит, – Тихон выбросил прищепку и заговорил.

Корвер опять сам заварил чай и, ожидая, пока он немного остынет, начал говорить.

– Я уже говорил вам, что схема событий на определенные периоды истории планируется двумя группами, поочередно сменяющими друг друга. Очередная такая эпоха подошла к концу. Мы должны передать вам первенство в этом мире, а вы нам в том, – он опять показал большим пальцем вниз, – Нужно будет составить что-то вроде акта приема передачи. Вы члены комиссии, объективные свидетели, так сказать. Должны быть объективными свидетелями, но пока таковыми не являетесь, потому что, согласитесь, как же вы можете судить объективно, когда вы сами не понимаете, что происходит? Это не ваша вина, конечно. Это свойство человека в этом мире – рождаясь здесь, он неизбежно теряет память обо всём остальном. Так вот, наша сегодняшняя встреча и нужна для того, чтобы эту память вам освежить.

Корвер развел руками, вуаля, дескать, потом взял кружку и отхлебнул, жмурясь от удовольствия.

– На такой встрече обязаны присутствовать представители обеих заинтересованных сторон. Вот мы и встретились. Надеюсь встреча прошла в обстановке взаимопонимания и дружеского обмена мнениями…

Эта его уже почти шутовская тирада была прервана странным и даже противоестественным звуком со стороны озера. Все обернулись и увидели голову еще одного ящера совсем рядом с берегом, но ни его появление, ни даже трубный рев не произвели уже сколько-нибудь пугающего впечатления. Этот ящер остановился, не выходя полностью из воды. Места на берегу не хватило. Он нежно и даже идиллически положил голову на спину первому и застыл. Из-за этой скульптурной группы, прямо из воды вышел молодой человек с пепельными волосами балтийского типа, одетый точно так же как Корвер. Не узнать его Егор не мог, не смотря на слишком короткую и сумбурную первую встречу и то, что он выглядел сейчас гораздо моложе и свежее. Молодой человек подошел ближе и, улыбаясь, остановился возле стола. С его ног стекала вода.

– Что за фамильярности, Курт? О нас с тобой бог знает, что могут подумать.

– Мне не хотелось ломать кусты, шеф, а по-другому зацепиться за берег…

– Ладно, ладно, шучу. Чайку выпьешь?

– У нас мало времени, шеф, нужно спешить, я хотел только поздороваться, – Курт говорил с легким немецким акцентом.

Егор подошел к Курту и протянул ему руку.

– Приношу свои извинения.

– За что?

– Ну… – Егор замялся, – Я же тебя немножко убил прошлый раз.

– Не стоит извинений, – Курт добродушно рассмеялся, и добавил, совсем исковеркав язык – Я ваших тоже немножечко убивать… как это будет сказать? шисн… пу, пу унд тотн – капут.

Анна, стоя рядом с Егором, протянула руку Курту. Тот галантно поцеловал эту руку.

– Рад встрече, Анна.

Тихон, усевшись на плечо Егору, тут же протянул Курту свою лапу.

– И мне поцелуй, Курт, и мне…

– Виделись, Тихон, – сквозь зубы ответил Курт, – Егор, если ты не против, я заберу свой бумажник, он мне дорог, как память.

Курт уложил документы во внутренний карман куртки, туда же отправил и смятую пулю от парабеллума и повернулся к Корверу, который, отхлебнув последний глоток, выплеснул остатки чая на песок.

– Перед смертью не надышишься. Ну что ж, счастливо вам оставаться. Наблюдайте и свидетельствуйте. В начале осени произойдет событие с большим международным резонансом – это начало. Остальное вам Тихон растолкует. Увидимся… Привет Азимиру.

Уже у обреза воды оба одновременно обернулись. Курт щелкнув каблуками, вскинул руку в прощальном, однако нацистском, приветствии, а Корвер громко засмеялся. Они просто растаяли в воздухе, но хохот Корвера еще продолжал звучать. Ящеры сразу ожили. Уходили в воду они почти без брызг, но созданная ими волна далеко выкатилась на берег к самым ногам провожавших их людей.

8. Где настоящий дом?

– Пижоны, – проскрипел Тихон.