Троглобионт

– Почему? – засомневалась Анна, – вполне обходительные джентльмены.

Егор молчал. Последние слова Корвера: «Привет Азимиру… увидимся…», то ли интонацией, то ли прямым смыслом зацепили какой-то пласт памяти. Он был и до этого готов, но никак не мог вытащить этот пласт наружу, что-то мешало, но сейчас вдруг отпустило, и он всё вспомнил. Вспомнил не разложенным на эпизоды и слова, а целиком, единой вспышкой понимания.

Это не было сном. Это было на самом деле, только не здесь, а где-то совсем в другом месте… там, где был его дом.

В тот раз, вынырнув из сна в какое-то другое состояние гораздо более реальное, чем сон и даже чем жизнь, Егор осознал себя идущим по тротуару вдоль большого каменного дома, этажей в восемь-девять. Ноздри щекотал до боли знакомый запах нагретого солнцем асфальта, запыленных листьев липы и легкий запах дома, исходивший, видимо, из приоткрытых форточек полуподвала. Машин на дороге не было, немногочисленные прохожие шли по своим делам, не обращая на Егора внимания.

Дойдя до парадного подъезда с невысокой мраморной лестницей и чугунными перилами, Егор уже знал, что ему надо войти в дом. Он знал, что здесь его дом, что нужно подняться по лестнице на второй этаж, а потом повернуть налево.

Внутри было сумрачно и прохладно. Хлопок двери эхом разнесся по пустой лестнице. Егор взбежал на второй этаж. Здесь не было квартирных дверей, как это принято сейчас, а в обе стороны от лестничной площадки шли полутемные коридоры. Впрочем, все, что нужно, было прекрасно видно. Егор повернул влево. Навстречу ему вышла женщина средних лет в теплом халате и тапочках с помпонами. Он хорошо знал эту женщину, она тоже узнала Егора и обрадовалась ему. Она показала рукой на одну из дверей и улыбнулась молча.

Егор открыл дверь и вошел в квартиру. Входя, пришлось рукой снять паутину, аркой нависшую в дверном проеме. Это и был его дом, как он мог о нём забыть? Он снял серый пыльный чехол и сел в кресло возле камина. И сразу всё запустение стало исправляться само собой: исчезли чехлы с мебели, пропала паутина и пыль с окон, через которые в дом проник яркий, но теплый свет. Входная дверь отворилась, и в ней появился среднего роста человек с короткой седой бородкой в светлосерой фрачной паре из какой-то удивительно мягкой ткани.

Непонятная радость, наполнившая Егора, как только он переступил порог дома, еще усилилась. Он вскочил с кресла навстречу вошедшему.

– Учитель? Это ты? – и вдруг остановился – он понял, что совершенно голый и растерялся.

Учитель с улыбкой плавно провел рукой на уровне глаз Егора. Егор оглядел себя и увидел, что уже одет во что-то напоминавшее спортивный костюм из той же изумительной серой ткани совершенно не мешавшей движениям. Он это понял, опустившись по знаку Учителя обратно в кресло.

– Это с непривычки ты забыл одеться. Возвращаясь из дальних странствий, нужно снова привыкать к дому.

– Учитель, я умер?

Раскаты веселого смеха поколебали пламя свечей откуда-то появившихся на столе в темном старинном подсвечнике.

– Ты очень основательно всё забыл, посиди немного, я сейчас.

Учитель принес с кухни большой фарфоровый чайник и вазу с баранками.

– Присаживайся поближе, я заварил твой любимый чай.

Егор пересел к столу на вкусно скрипнувший венский стул. На столе уже стояли пиалки и две маленькие вазочки с вишневым вареньем и серебряными ложечками. Столь же колдовским способом появившиеся в камине дрова, уже пылали, посылая в комнату доброе тепло и аромат горящей бересты.

– Умереть ты не можешь, дорогой мой Егор, даже если очень захочешь этого, а вот забыть обо всём, это пожалуйста, это сколько угодно у нас…

– Но я очень хочу остаться тут…

– Выбрав путь, ты должен пройти его до конца…

В этом месте случился какой-то сбой, как будто дефект записи или обрыв пленки у киномеханика, но очень быстро положение восстановилось.

Егор опять увидел себя сидящим за столом у камина. На столе в потемневшем от времени подсвечнике горели три толстых свечи, Из пиалки с только что налитым чаем шел душистый пар. Между пиалкой и вазой с баранками стояла розетка с вишнёвым вареньем и маленькой серебряной ложечкой. За столом, напротив Егора, сидел Учитель, Азимир. Стоячий воротник черной шелковой рубашки без галстука или бабочки, с расстегнутой верхней пуговицей, отогнутыми крылышками ложился на серый фрак. Глаза Учителя смеялись.

– Ну что? вернулся? Можно продолжать? Ты не беспокойся, меня это нисколько не напрягает.

– А я разве уходил?

– Да нет, считай, что нет. Ты пей чай и ешь своё любимое варенье с баранками, а я буду говорить. Так вот я и говорю: мы сами выбираем себе путь и должны пройти его до конца. В этот раз ты выбрал путь свидетеля смены эпох. Это трудная и неприятная работа, но кто-то же должен её делать. Самое неприятное в этой работе то, что приходится забыть всё, что знаешь. Связь с человеческим телом это прочные путы, кандалы, горькое лекарство, вызывающее полную амнезию. Механизм консервирования памяти подчиняется только законам Нави, отменить или даже сколько-нибудь облегчить его не под силу даже высшим архатам. Даже я тут бессилен. Так что, пока ты связан со своим физическим телом, восстановить полностью твою память невозможно, придется тебе пока чувствовать себя слепым котенком.

– Это не самое плохое чувство, Учитель, в этом есть что-то даже приятное.

– Я знаю. Приятно чувствовать себя маленьким ребенком, если есть защита родителей и, если откинуть обычное детское желание как можно быстрее стать взрослым.

– Да, именно это я имел в виду. На руках у мамы тепло и уютно.

– Однако мы вынуждены тебя немного потревожить. Я тебя пригласил сюда, чтобы подготовить к встрече с Корвером.

– Кто это?

– Наш главный оппонент.

– Дьявол?

– Да нет, – Азимир даже немного поморщился, – Люди выдумывают богов и чертей, как нечто сверхъестественное, мистическое, на самом деле всё проще. Для планирования развития человеческой истории существуют два института – наш и Корвера. Это разветвленные организации с большим количеством сотрудников, с отделами по всем направлениям человеческой жизни: отдел рождений, отдел смерти, отдел любви, научные отделы, отделы по видам искусства и так далее. Отделы занимаются общими тенденциями развития, более детальная разработка по направлениям производится опытными лабораториями. Вся работа разложена по полочкам и не такая уж непостижимая. Самым сложным, на первый взгляд, кажется сплетение отдельных событий и судеб в единый процесс, но только на первый взгляд, потому что это происходит автоматически в соответствии с законами Нави. Главное тут внимательность и своевременные корректировки.

– А зачем два института? Мы что? сами не можем?…

– Можем, но это не будет соответствовать целям существования миров. Целей этих я тебе объяснить не смогу. Пока ты связан с физическим телом, тебе это недоступно. Это вообще недоступно разуму, это можно только прочувствовать непосредственно. Закончишь свою миссию, и понимание к тебе вернется, а пока тебе это и не нужно, будет только мешать. Единственное, что тебе должно быть понятно и сейчас – полноценное развитие невозможно без борьбы двух противоположностей, а мы с Корвером противоположны почти во всём. Это касается не только меня и его, но и всех наших сотрудников.

– А в чем хотя бы, в чем разница между нами?

– Это не так просто тебе объяснить. Они считают нас идеалистами, потому что мы ставим во главу угла духовное развитие человечества, а они – его материальные успехи. Прежде всего, они индивидуалисты, а мы общественники, но всё выглядит наоборот – мы развиваем общество через индивидуальный духовный рост, а они через накопление общественных материальных богатств, методом кнута и пряника. При этом стремления одно, а результаты – другое. Мы проектировали античность, они – нынешний капитализм. Но реальное воплощение проектов – плод коллективного труда; нам тоже нужен пример капитализма, чтобы люди поняли, насколько это плохо, а им нужна была античность, чтобы блеснуть проектом Римской империи. При всей неприязни к Корверу, нельзя не признать, что это было красиво. Корвер до сих пор из себя легата корчит. Он тогда лично поучаствовал во всём. Жил среди людей то Корвусом Нотором, то Луцием Фером, то еще кем-то, его и называют сейчас смесью этих имен. Но, главным образом, он Романус – римлянин и гордится этим.

– И всё-таки мы эту империю разрушили?

– Да, но не совсем. Эта империя оставила ядовитые семена. Видишь ли, можно представить себе дело так, будто один институт, ответственный за эпоху, сочиняет программы, а другой запускает туда вирусы, но дело обстоит несколько сложнее – мы вынуждены взаимодействовать друг с другом. Например, одной из мер против Римской империи была идея Христа, это наша идея, но они сумели вывернуться и даже употребить её себе на пользу… впрочем, не буду пока забивать тебе голову этим. Тебе нужно сначала понять только, что мир развивается не сам по себе, а управляется на принципах соревнования противоположностей и законов Нави, недоступных человеческому пониманию. Пойдем со мной, я тебе покажу, как это выглядит.

Егор вышел вслед за Азимиром в прихожую. Слева от зеркала там оказалась вторая дверь. Азимир распахнул её и пропустил Егора вперед. Егор шагнул через порог и очутился на широком балконе с мраморным полом парапетами из того же материала. Только плиты пола пестрели темными прожилками, а парапет был гладкий и молочно-белый. Егор облокотился на него и посмотрел вниз. Внизу он увидел еще порядка десяти уровней таких же широких и бесконечно длинных балконов. В этом месте они закруглялись полуокружностью диаметром метров сорок, а дальше становились параллельными и уходили вдаль. Егор как бы стоял у основания огромной буквы «U», если смотреть сверху. Было ли где-то второе закругление, превращавшее это грандиозное сооружение в вытянутую букву «О», определить не удалось, потому что боковые стены соединялись далеко впереди по законам перспективы. Сверху, над еще десятью-пятнадцатью этажами таких же открытых балконов, голубело небо с белыми облачками. На всех этажах, сколько хватало взора, виднелись люди, мужчины и женщины, в разных положениях. Кто сидел за рабочими столами, расставленными в живописном беспорядке, кто прогуливался по галереям, кто разговаривал, так же как Егор, облокотясь на парапеты.

– Впечатляет? – Азимир подошел и стоял сзади Егора.

– Да… грандиозно! Но здесь же потеряться легко. Как в этой толпе найти кого-нибудь?

– Это легче легкого. Нужно точно знать, куда тебе нужно попасть или представить себе нужного тебе человека. Дай твою руку.

Егор дал руку и тут же они с Азимиром заскользили по воздуху. Ни страха пустоты под ногами, ни сопротивления воздуха Егор не почувствовал, в душе был только чистый восторг полета. Примерно через полкилометра, по представлению Егора, они приземлились возле красивого фонтана. Однако, присмотревшись, Егор понял, что это не фонтан вовсе, а если и фонтан, то не из воды, а из какого-то странного вещества, мерцающего неопределенным, но благородным блеском. От этого зрелища трудно было оторвать взгляд.

– Это наша вселенная. Не смотри так долго, голова закружится.

– Хочется нырнуть туда.

– Это естественно – ты часть этой вселенной, пусть только наполовину. Смотри только на меня, а то это плохо кончится. Я тебя привел сюда, чтоб предупредить вопрос о том, где мы находимся.

– За пределами материальной вселенной?

– Молодец. Схватываешь на лету. Полетели дальше. Сам сможешь?

– Попробую.