Троглобионт

У него получилось, они друг за другом взмыли вертикально вверх и очутились в просторном фойе возле массивной двери с золотой табличкой: «Директор института Азимир Ясный».

Подлетая, они чуть не столкнулись с человеком просторных в черных одеждах, сколотых на груди большой золотой пряжкой, коротко стриженным, с одновременно каменным и смешливым выражением лица. Это лицо показалось Егору смутно знакомым.

– Роман? Ты ко мне? – Азимир не захотел даже скрывать неприязни в отношении этого человека.

– Нет, Азимир, я заходил согласовать тут одну мелочь с вашим историческим отделом. Не мудрствуй излишне, меня сейчас интересует только Внутренний мир, – но, говоря это, смотрел он в основном на Егора, – Ну, здравствуй, – он подошел ближе и, похлопав Егора по плечу, сказал, – Увидимся… – и растворился в воздухе.

– Это и есть Корвер?

– Да, – ответил Азимир и сразу переменил тему, как бы забыв о ненужной встрече, – Следующий раз, если захочешь сюда попасть, просто представь себе эту дверь или вот Ольгу, – он указал на женщину сидевшую в пол-оборота и быстро печатавшую что-то на старинном «Ундервуде», – Даже лететь, как мы сейчас, не придется, ты мгновенно окажешься здесь.

– Еще раз приветствую тебя, Егор, – женщина обернулась, и он узнал её. Это её он встретил в подъезде в халате и тапочках, – А ты молодец, ничему не удивляешься.

– Принимаю, как данное свыше, – улыбаясь ответил Егор и обратился уже к Азимиру, – А если Ольги не будет на месте?

– Когда нужно она всегда на месте, золото, а не секретарша. Пойдем.

Кабинет выглядел типичным казенным кабинетом советского периода не бедным, но и не богатым. Азимир прошел к столу и сел в массивное кожаное кресло, а Егор остановился в дверях, оглядывая обстановку. От дверей к директорскому месту была проложена красная ковровая дорожка с зеленой каймой, длинный Т-образный стол обит темно-зеленым бильярдным сукном с виднеющимися кое-где чернильными пятнами. У стола стояли стулья с прямыми спинкам, а по углам ленинские диваны. Высокий потолок украшала хрустальная люстра. Лепнина потолка имела местами трещины, грубо замазанные масляной краской. Стены до средины закрывали деревянные панели под матовым лаком, одной фактуры со стульями. Чувствовался даже легкий запах старинного табаку. Такой кабинет мог иметь секретарь провинциального райкома партии.

– Что смотришь, не нравится? Это мой стиль. А вот так лучше?

Кресло вдруг приняло современный вид, Азимир откатился в нем от стола. Столешницы стали прозрачными на тонких ножках, совещательный стол сам собой уставился включенными ноутбуками. Стены и потолок засияли белой штукатуркой.

– Так лучше? Или вот так, например?

Пол и стены покрылись персидскими коврами. Совещательный стол понизился почти до пола и покрылся восточным орнаментом. Вместо стульев вокруг стола разложились подушки.

– Чего-то не хватает… а, прости, пожалуйста…

На столе появился кальян и чайник с пиалками.

– Хорошо? Какой вариант выбираешь?

– Первый.

– Я тоже.

Обстановка вернулась к первоначальному виду. Егор прошел к столу, легким движением отодвинул третий от края стул и сел.

– А ведь сел ты точно на своё место. Видно память закрывается не полностью, что-то остается. Пересядь поближе ко мне. Закуривай, – Азимир придвинул Егору пепельницу из светлого нефрита с лежащим белым медведем и раскрыл полную пачку Казбека.

Егор понюхал папиросу, постучал ею о стол, слегка смял гильзу и взял её зубами.

– Прикуриться она должна сама собой?

– Зачем? Вот спички!

– Ничто человеческое и тебе не чуждо?

– Ты о курении? Оно не может мне ничем повредить, к тому же, здесь не может быть дурных привычек. Можно курить, можно не курить, можно даже не есть и не пить, но зачем отказывать себе в удовольствии? Хороший табак раньше был, правда?

– В этом кабинете тебе больше бы пошло курить «Герцеговину Флор» и трубку.

– Ха-ха-ха… – Азимир хорошо смеялся, искренне и весело, – Сталина еще вспомнят добрым словом, поверь мне. Я же тебе говорил, что последствия тех или иных событий чаще всего противоположны ожидаемым. Коммунизм это, конечно, перебор, но беспристрастным и невооруженным глазом видно, что это общество было более справедливым, чем то, что сейчас одержало временную победу. Рот и желудок победили голову, – он еще раз хохотнул, покачав головой, – Но и это нужно… нужно для того, чтобы люди сами увидели всю пошлость и беспросветность общества потребления и сами создали новый общественный порядок, позволяющий им развивать душу, а не накапливать битые черепки.

– Фашизм был плохой, коммунизм плохой, нынешний капитализм тоже не лучше, это сейчас многие понимают, но никто не знает, что делать дальше. Что лучше? никто не знает.

– Диалектика, Егор, простая диалектика, почитай Гегеля на досуге. Любое общество, чтобы стать стабильным и долговечным должно быть уравновешено противоположностями. Сейчас все страны мира не стабильны, все находятся в состоянии неустойчивого равновесия. Особенно это заметно в России: что царь-батюшка, что коммунисты, что нынешние правители давят на народ сверху совершенно не встречая сопротивления и радуются, не понимая того, что этим они усугубляют однополярность системы и неустойчивость своего положения. Любая сила, назовем её, к примеру, «вертикаль власти», обязательно должна быть уравновешена другой силой, направленной обратно и равной ей по значению. Только такие системы способны функционировать тысячелетиями и развиваться за счет внутренних противоречий. Ну, хватит дымить. Сейчас придут женщины, ругаться будут.

Как только мужчины загасили папиросы, пепельница исчезла со стола. Азимир провел по воздуху рукой, разгоняя дым, и он тут же совсем исчез. Почти сразу после этого в кабинет зашли две женщины. Одна из них, Анна, весело помахала рукой Егору. Вторая, очень серьёзная дама со сложной греческой прической и в того же типа одежде, с кожаной папкой подмышкой обошла стол и села напротив Егора. Анна присела рядом.

– Опять кто-то курил здесь?

– Ну что ты, Софа, кто может себе это позволить? Егор, Анну тебе представлять не нужно, а вот эта сердитая дамочка – Софья, наш начальник отдела антропологии.

– Не столько знакомить его нужно, сколько напоминать ему, – это еще она произнесла недовольным тоном, глядя вниз на свою папку, лежащую на сукне стола, но тут же подняла лукавые глаза и улыбнулась.

– Ну вот, из-за туч показалось солнышко, – это сказал Азимир, но и Егору пришло на ум то же сравнение.

Софья вдруг стала выглядеть веселой озорной девчонкой и, к тому же, красавицей южного средиземноморского типа. Она раскрыла свою папку, достала оттуда бумаги.

– Вот ваши инструкции, – она подала Егору и Анне по пять или шесть страничек машинописного текста, скрепленных железной канцелярской скрепкой, – Прямо сейчас читать не обязательно. Успеете еще ознакомиться, они будут всегда при вас. А почему Тихона нет? мы же его вызывали.

В этот момент в кабинете появился молодой человек в ярко-белом летнем костюме. Соломенные волосы его были острижены в кружок на старорусский манер. Это простоватое, деревенское лицо плохо сочеталось со строгим европейским костюмом.

– Я не опоздал?

– Опоздал, конечно, но тебе простительно. Триста лет птичьей жизни кого угодно сделают забывчивым. Присаживайся, Тихон.

Тихон? С восприятием Егора что-то случилось. На месте молодого человека он увидел белого ворона. Тихон… Тихон?

– Ну, Тихон я, Тихон. Что ты повторяешь одно и то же?

Егор осмотрелся. Кабинет исчез. Вокруг зеленели кусты и сосны, дымил, опять догорая, костер. Тихон сидел на столе. На его фоне сознание Егора еще рисовало образ молодого парня в белом костюме, но остальное видение исчезло, растворилось в воздухе.

9. Тихон

– Я только что видел кабинет Азимира и тебя там…

– А… вспоминается потихонечку? ничего, лиха беда-начало. Начальный толчок дан, а там пойдет, начнет разматываться клубочек. Собственно, официальная часть встречи закончилась, но у меня есть немного времени – готов ответить на ваши вопросы, но потом я вас покину.

– Лично меня интересует Тимо Ваттанен, – сразу вмешалась, подошедшая к ним Анна.

– Ты слышал это, Егор? Вот что значит настоящий ученый! Частные случаи и абстрактные идеи её интересуют больше собственной жизни. Преклоняюсь, – Тихон, действительно преклонился.

– Не ученый, а ученая… и нечего надо мной смеяться. И ничего нет особенного в том, что я хочу узнать подробности того, что мучило меня целый год.

– Пожалуйста, пожалуйста, только рассказывать особенно нечего. Тимоша Ватунин был таким же свидетелем, как и вы с Егором. Тогда был переход к всемирным войнам и революциям двадцатого века. Встреча проходила вон там, – Тихон указал правым крылом на юг, – возле нынешней третьей заставы. Во время таких встреч организуется пятно совмещения миров – небольшая площадка земли, окруженная туманом. Здесь смещены понятия пространства и времени, вы это заметили, надеюсь. Тимоша тоже побывал тот раз в глубинах истории, выстроил на этом теорию справедливости, он её окончательно сформулировал для себя, живя в Америке, и поехал на одном пароходе с Троцким обратно в Россию воплощать идеи в жизнь.